– То есть ты заявляешь, что мой муж женился на тебе? – изумленно спрашивает Жанетт.
– Понимаю. Я сама только недавно узнала о твоем существовании. Сомневалась, стоит ли все рассказывать… но решила, что ты должна знать правду.
Ева замолкает, складывает руки в замок, переносит вес на другую ногу. Надо было сразу сесть.
Жанетт по-прежнему не двигается с места.
– Вы познакомились, когда он летел в Англию? – Ева кивает. – Значит, вы встретились в тот день, – медленно проговаривает Жанетт, – когда он ушел от меня?
– Я… – Ева качает головой. Что на это ответить? Неужели все случилось так быстро? Не успел Джексон расстаться с Жанетт, как начал встречаться с ней?
– Я только после его смерти узнала, что Джексон жил в Англии. Никогда там не была.
– Мне жаль. Он обманывал нас обеих.
Сол ерзает, сидя в углу дивана.
– Ты знал, что он снова намерен жениться? – спрашивает у него Жанетт.
– Понятия не имел.
– Должен же он был кому-то сказать.
Сол молчит, но потом признается:
– Отец знал.
Жанетт смеется, качает головой.
– Твой чертов папаша! Он всегда считал меня недостойной его сыновей. – Жанетт поджимает губы. – Когда Джексон ушел, я позвонила твоему отцу и спросила, куда делся мой муж, но Дирк молчал, сказал только, что Джексон уехал путешествовать – и все.
Жанетт сжимает кулаки, и Ева вдруг замечает, что та до сих пор носит обручальное кольцо. У самой Евы пальцы свободны от колец, подаренных Джексоном. Лучше бы она их не снимала, тогда бы можно было доказать Жанетт – и самой себе, – что их с Джексоном брак был настоящим. Ева убирает руки за спину.
Жанетт встает и, глядя Еве в глаза, говорит:
– У нас есть сын, Кайл, ему три года. Джексон бросил меня, когда Кайл был еще младенцем. Можешь представить, каково это? Разве мужчина должен так поступать?
– Я…
– А теперь заявляешься ты и говоришь, что мой муж, отец моего ребенка, влюбился в тебя!
Ева отходит назад, упирается в стену.
– Я не знала, что он женат…
– Убирайся.
– Я просто хотела…
– Убирайся из моего дома, немедленно!
Ева ошеломлена, но сразу выходит из комнаты. Обернувшись в дверях, она замечает фотографии на буфете: на одной из них есть Джексон. Он стоит позади Жанетт, положив подбородок ей на плечо, и держит руки на ее округлившемся животе.
Когда Ева поднимает взгляд, Жанетт с яростью произносит:
– У нас была семья.
Глава 23
Ева опускает стекло, вдыхает свежий бриз с гавани. Они стоят в очереди на последний паром до Уотлбуна. В заляпанном грязью пикапе впереди не заглушили двигатель, и к чистому соленому воздуху примешиваются выхлопы. Вечереет; когда они заедут на паром, наверное, уже будет темно.
Обратный путь от дома Жанетт занял шесть часов. Под ногами у Евы валяются пустые бутылки из-под воды, пакеты от чипсов и дорожная карта. Она стряхивает с колен крошки. Скорей бы стащить с себя мятую одежду и забраться под душ.
Все же что она пыталась найти, копаясь в шкафах и ящиках Жанетт? Какой-то намек на то, что Джексон говорил правду? Какое-то подтверждение его лжи?
Сол водит большим пальцем по рулю – задумался. Вид у него уставший, на щеках щетина, волосы на затылке примялись от подголовника. Понятно, что последние несколько недель ему тоже было нелегко.
– Спасибо, – кивает Ева. – Что отвез к Жанетт.
Сол потратил свои выходные, чтобы свозить ее через весь остров и обратно. Вдруг она была с ним чересчур сурова? Ведь Ева винила его за ошибки Джексона, а Сол всего лишь пытался помочь.
– Жаль только, что так вышло.
– Не знаю, на что я надеялась – не станем же мы с ней подругами. – Ева засовывает ладони под колени. – Хотела, чтобы Жанетт помогла мне найти ответы на некоторые вопросы. Я слишком быстро сдалась.
– Можно попробовать снова, когда все немного уляжется.
Ева качает головой.
– Вряд ли, сам видел. Она меня выставила.
– У нее шок.
– Не только. Жанетт винит во всем меня, как будто я была любовницей Джексона.
После паузы Ева спрашивает:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Странно было снова увидеться с Жанетт?
Сол пожимает плечами, долго молчит, затем наклоняется вперед, опираясь на руль сложенными вместе ладонями, и говорит:
– Знаешь, все быльем поросло. Зря я так долго злился. Мне казалось, что между нами есть нечто большее. – Вдруг по всему телу Евы разливается чувство легкости. – Думаю, ты сегодня правильно поступила.
– Правда?
Он кивает.
– Надо было рассказать тебе правду, как только ты приехала на Уотлбун. – Сол смотрит Еве в глаза. – Не представляешь, как я об этом жалею. – Ева краснеет под его пристальным взглядом. – Нам бы встретиться при других обстоятельствах…
Она сжимает губы.
– Да уж.
У Сола звонит мобильный, но он все смотрит Еве в глаза.
К лицу приливает кровь. Ева кивает на телефон и говорит:
– Наверное, тебе лучше ответить.
После небольшой паузы Сол берет трубку.
– Сол Боу, слушаю. – Более встревоженным тоном он отвечает: – Нет, когда? – Потирает затылок. – И давно? Ладно, хорошо, я уже еду.
Он бросает мобильный на колени, заводит двигатель.
– Сол?
Он вглядывается вперед, затем смотрит назад – машины стоят вплотную.
– Вот черт! – Он бьет рукой по рулю.
– В чем дело?
– Отец попал в больницу.
Спустя полтора часа Сол уже стоит, засунув руки в карманы, в палате у отца. Дирк спит; через введенную в вену трубочку поступает необходимая доза морфина. Выше пояса он раздет – поразительно, какая у отца тонкая желтоватая кожа, ребра выпирают, а волосы на груди седые и жесткие.
Сол уже много лет не видел отца без рубашки. Когда-то тот ходил по своей лодке в одних шортах, и спина у него блестела от пота, под загорелой кожей играли крепкие мышцы. Во время школьных каникул Сол с Джексоном работали на лодке вместе с отцом: здорово было видеть его за штурвалом, слушать, как он выкрикивает распоряжения сыновьям, как травит шуточки.
Скрипнула койка. Дирк повернулся, открыл глаза.
– Сол?
– Как самочувствие?
Отец нервно сглатывает, облизывает губы. Слегка улыбается.
– Все будет в порядке.
Сол позвякивает ключами в кармане.
– Уверен? Я тут говорил с доктором. Болезнь уже не в острой стадии. – Последние несколько лет Дирка мучил панкреатит. – Теперь это хроническое. От твоей поджелудочной ничего не осталось, врачи подозревают диабет. Ты в курсе?
Почему он так нападает на отца? Наверное, вид Дирка выбивает у него почву из-под ног.
Превозмогая боль, отец приподнимается, и Сол подхватывает его за плечи, помогает сесть. Руки у отца костлявые, кожа дряблая.
– Прости, что причинил столько неудобств.
Сол снова кладет руки в карманы.
– Не надо просить прощения, главное, поправляйся.
– Я сам виноват. Мы оба это знаем.
«Выпивка, чертова выпивка», – думает Сол.
– Давно у тебя боли?
– Ну, какое-то время.
– Сильные?
– Когда как.
– Ты тощий, как скелет.
– Булимия. На подиум, знаешь ли, не берут, если весишь больше пятидесяти.
Сол выдавливает улыбку.
– Еще немного, и ты сможешь позировать только в больничном халате!.. Зря ты не сказал мне, что болеешь.
– И что бы ты сделал? У тебя своя жизнь. Я сам разберусь, ладно?
– Ты звонил мне на днях.
– Да, подумал, что надо сходить к врачу.
Солу ужасно стыдно, что он не ответил на звонок. Белки глаз Дирка пожелтели, налились кровью, кожа потускнела.
– Хронический панкреатит – это серьезно. Доктор говорит, болезнь сильно сокращает продолжительность жизни.
– Я знаю.
– То есть ты бросишь пить?
Отец вздыхает.
– Я хочу бросить. И всегда хотел.
Больше Дирк ничего не говорит, но Солу все понятно: эту тему они поднимают не первый раз. Хотеть бросить и действительно бросить – две разные вещи.