Несмотря на то, что сын не мог слышать родителей, разговаривали они негромко.
— Ты видел, какую Ханнес книгу читает? — спросила Фина.
Сложив руки под столом, чтобы не мешать мужу, она смотрела на поглощенного перебиранием крупы Телля.
— Да, про принца и нищего, — сказал тот, не отрываясь от дела.
В отличие от жены, Теллю это занятие нравилось. Он сосредоточенно выбирал пальцем, а потом отодвигал в сторону от желтых зернышек темные и шелуху.
— Это была одна из первых книг, которую я прочитала после детдома. "Принц и нищий" стоял у нас в библиотеке, но без начала. Кто-то его вырвал, много страниц. Я не брала эту книгу специально — ждала, когда смогу открыть целую, — вспоминала Фина.
Во взгляде ее мелькнуло сожаление.
— Неужели тебе не интересно было читать?
— Что? — подняв голову, переспросил Телль. — Нет.
Фина с досадой вздохнула и отвернулась, не желая сейчас видеть Телля. Двадцать восемь лет этот человек был ее мужем, но иногда он казался совершенно чужим. В такие моменты Фина спрашивала себя: как они могли столько прожить вместе?
Отряхнув пальцы, Телль удовлетворенно смотрел на собравшуюся горстку мусора. Фина взяла кастрюлю и аккуратно ссыпала туда хорошее пшено.
Потом она заглянула к сыну. Ханнес уже спал. Руки его лежали вдоль тела, а на груди с каждым вдохом поднималась раскрытая книга. Фина осторожно убрала ее, поправила сыну одело, погасила в комнате свет и закрыла дверь.
Телль хотел выключить телеприемник.
— Не надо, — шепнула Фина, показав на стену, за которой были соседи.
Достав из-под подушки конверт, она положила его перед мужем.
— Что ж… — Телль вскрыл конверт, медленно прочел документ и передал его жене.
Фина тоже читала медленно, возвращалась к уже пройденному, останавливалась.
"В случае неисполнения предписания в срок ребенок будет изъят из семьи с последующей передачей в институт развития человека"… — закончила она вслух.
Опустив руку с документом, Фина задумалась.
— Может, у сына будет шанс выжить, если его заберут? — стремясь зацепиться хоть за что-то, она посмотрела на мужа. — Ты знаешь кого-то, кто отдал туда своего ребенка?
— Нет. Оттуда еще никто не возвращался. И никаких вестей.
— Почему?
Телль не знал, что ответить. Он чувствовал, как его ум уперся в стену. Эта стена была прямо в его голове, во лбу.
— Почему ты молчишь? — требовательно спросила Фина. — Почему ты боишься принять решение?
— Нет здесь хорошего решения, — слова давались Теллю с трудом. — Тут — либо мы, либо они. Инспекции тоже нужно план выполнять.
Фина взглянула на мужа так, будто он сказал какую-то гадость. Телль согласился с женой. Даже, несмотря на то, что сам он такое ну никак не мог придумать, все же — именно он произнес эти слова.
— А если сказать, что сын умер? — подумав, осторожно предложила Фина. — Даже можем сделать похороны, а сына спрячем в квартире? Пусть он не выходит на улицу, не подходит к окнам…
— Будет протокол с опознанием, — Теллю казалось странным, почему Фина об этом не подумала.
— Кому опознавать-то? Кто Ханнеса помнит в лицо? Соседи только.
— Соседи его услышат и скажут.
— Я поговорю с ним, он будет тихо разговаривать.
— Сколько он будет жить такой жизнью?
— Зато живой, — уверенно подытожила Фина.
Телль безнадежно покачал головой. Его руки легли на колени.
— Тело нужно опознать, потом будет заключение со справкой, кремация. То есть, кого-то придется опознавать, вскрывать, сжигать. Понимаешь?
— Вскрывать? Это они Марка… — ужаснулась своей догадке Фина.
— Я не видел.
Фина подошла к окну, отодвинула штору. Кроме ее отражения в стекле и светящейся комнатной лампочки, там ничего не было видно. Фина открыла форточку.
Телль выключил свет, чтобы светящееся окно не бросалось в глаза с улицы. За силуэтом жены блестели в темном небе звезды.
— Я им сына живой не отдам, — уверенно сказала Фина. — Пусть попробуют войти. Пусть дверь ломают. Я буду ждать их.
— Для Ханнеса это закончится так же. Только нас на его глазах… — Телль не договорил.
— Должен же быть какой-то выход, — обратилась Фина к кому-то за окном.
Она смотрела в ночь, словно ждала оттуда ответа.
Телль сидел на неудобной кровати, не зная, что сказать Фине. Если выход был, то — за стеной, в которую уперся его ум. Дальше нее он уже не мог думать никак.
Тяжело вздохнув, Фина отступила от окна.
— Они вынуждают нас становиться убийцами собственных детей и жить с этим, — с безысходностью произнесла она.
Разговор
Телль долго стоял у комнаты сына, не в силах туда войти. За дверью в темноте, чтобы Ханнес не заметил его, он думал, как все рассказать своему мальчику.
Фина еще утром предупредила, что задержится на работе. Телль решил этим воспользоваться и поговорить с Ханнесом. До сына сейчас оставался один шаг. И Телль не знал, как этот шаг сделать.
Все, что приходило ему в голову, оказывалось ничтожным. Ни объяснения, ни оправдания он не видел. Открыть Ханнесу другой вариант? Сказать, что, если не Телль, то — чужие люди? Но результат ведь одинаков. Нет выхода.
Если Ханнес сейчас узнает, то как он будет с этим жить? Каждый день ждать смерти? Чем станут для него эти дни? Которых, получается, не так много осталось. Телль с Финой сделают все, чтобы отвлечь Ханнеса от мыслей о смерти, но здесь и одной минуты достаточно. Такая минута непременно возникнет.
Или не сказать? Для Ханнеса тот день будет таким же. Он уйдет, так ничего и не узнав. Лучше? Телль покачал головой. Мало того, что он отнимет жизнь у сына, он еще сделает это обманом.
— Папа, — позвал его сын.
Ханнес включил свет в коридоре.
— Ты давно тут стоишь?
— Нет, — Телль не мог поднять глаз на сына, — мне надо…
Ханнес взял его за руку.
— Заходи, заходи.
Сын ждал, что Телль по обыкновению сядет у двери. Но Телль встал под светильник, чтобы Ханнес хорошо видел его лицо.
— Сын, — Телль не узнал свой голос.
Он взглянул на Ханнеса. Тот сидел на кровати, внимательно смотрел на отца и ждал.
— Сынок.
В это слово Телль вложил всю нежность, всю любовь к Ханнесу, о которых молчал долгие годы.
— Мне надо сказать тебе тяжелую вещь. Нам… Нам не разрешают иметь больного ребенка. Мы должны будем…. — Телль подбирал слова, — расстаться.
— Вы меня отдадите? — тревожно спросил Ханнес.
Телль не был готов к такому вопросу.
— Нет, что ты! — испуганно воскликнул он.
— Я умру?
Спросить об этом Ханнесу было проще.
— Да, сынок, — Телль проглотил комок в горле.
— Так лучше. Только… Я не хочу, чтобы это было больно и долго, — попросил Ханнес.
Телль шагнул к сыну. Сев на стул напротив него, он положил руку на колено Ханнеса.
— Это не будет больно и долго. Ты просто уснешь.
— Также, как Марк?
У Телля закололо внутри.
— Да.
— Я каждую ночь засыпаю.
— Я скажу тебе — когда.
Ханнес задумался.
— Меня просто не будет и все?
— Да.
— Как это?
— Как сейчас только без тебя, — Теллю невозможно было представить то, что он сказал.
— А я? А со мной что?
— Ничего, — о том, что тело Ханнеса сожгут, отец сказать не смог.
Как ни было сейчас тяжело Теллю, он хотел, чтобы сын спрашивал еще и еще. Телль понимал: после того, как закончится их разговор, Ханнес станет думать о словах отца. Ему придется это пережить.
Может, все же не стоило ничего рассказывать сыну?
Ханнес смотрел куда-то мимо Телля. Брови его сдвинулись.
— В некоторых книгах, которые ты мне приносил, я читал, что человек после смерти попадает в другой мир и живет там, — задумчиво произнес он.
— Как без нас ты будешь там? — Телль спросил больше себя, чем сына.
Ханнес чуть улыбнулся.
— Тяжело представить, как тут все будет без меня, — он окинул взглядом комнату, посмотрел на окно. — Как вы будете без меня.