— Стало быть, полезешь в это адское пекло, да еще девчонку с собой потащишь? Ничего личного, братишка, но уж больно она мне приглянулась. Хорошая девка. Таких еще поискать надо.
Зорко ласково улыбнулся Димитрии и протянул ей на прощанье пачку сигарет.
— Раритет, детка. — Он подмигнул. — Таких сейчас уже нигде не найдешь — эти мрази скурили все до последней.
Димитрия убрала сигареты под "пончо" (тряпье, которое дал ей Дарко, и впрямь походило на половую тряпку с отверстием для головы), но не успела поблагодарить парня, как Дарко рывком распахнул дверь и чуть ли не выпихнул девушку на мостовую. Будь она чуть послабее, тут же свалилась бы, но Димитрия была не из хилых, хотя и выглядела не очень внушающе.
Спустя мгновение грузовик Зорко скрылся в густой толпе гомонящих беженцев. Не успела Димитрия опомниться, как ее окружил плотный поток смрадных дыханий. Дышать было нечем, и девушке казалось, что она вот-вот задохнется.
Дарко крепко схватил ее за запястье, и Димитрия была рада этому: меньше всего на свете ей сейчас хотелось потеряться и автоматически стать чьим-то завтраком.
По расчетам Дарко до отправления поезда оставалось еще по крайней мере часа два. Он знал, что толпа беженцев в городе с каждым часом будет все возрастать. Поездка им предстояла не сладкая — если вообще удастся пробраться на поезд.
А пока им нужно было место, чтобы перевести дух, и, кажется, Дарко знал, где можно было найти такое место.
Он сжимал руку Димитрии с такой дикой силой, что девушка думала, еще чуть-чуть — и он превратит ее кости в мел. Но ситуация была не из тех, чтобы выказывать возражения. К тому же, привлекать к себе внимание беженцев — вот стратегия прирожденного самоубийцы.
Просто не дыши, мысленно приказала себе Димитрия. Но подумать было проще, чем сделать. Отовсюду несло помоями и гнилью. По сравнению с Белградом Сараево был просто городом мечты — по крайней мере, он не являлся перекрестным пунктом железнодорожных перевозок, к которому стекалось бы такое количество беженцев. Димитрии повсюду чудились их желтые ядовитые глаза и приоткрытые алые губы, с которых падала слюна. Нужно было быть непоколебимой Димитрией, чтобы не сойти в этом потоке с ума.
Они шли по широким мостовым, плиты которых крошились прямо под ногами. Повсюду валялись стекла от разбитых витрин и фонарных столбов — уже некому было заботиться о когда-то процветающем городе. Да, когда-то Сербия, как, впрочем, и Босния, участвовали в кое-каких потасовках за нефть, но это было много лет назад, а сейчас сдалась беженцам эта нефть. Какое-то время сербов поддерживала Чехия, но затем ее правительство подкупили, и ей пришлось перейти на сторону Америки. Ха-ха вашей Америке — где сейчас она? То-то и оно.
Хотя, на самом деле, в общем на земле не осталось ничего. Беженцы не в счет. Лет через двадцать и беженцы окончательно вымрут.
Из открытых окон без стекол (еще одно существенное отличие от Сараево — там практически все окна многоэтажных домов были на месте) свешивались тощие смуглые тела, руки по наитию хватали что-то в воздухе. Наверное, манну небесную.
Дарко тащил Димитрию куда-то на окраину города — там народу было гораздо меньше во многом оттого, что это было далеко от вокзала. Тут и дома казались более нетронутыми, и в ушах от звона и гогота не закладывало. А в остальном все то же — покинутый город.
— Разве нам не на вокзал? — удивилась Димитрия. Она заговорила впервые за то время, как они покинули грузовик Зорко.
— Да, — Дарко кивнул, — но позже. Нам не к чему торопиться.
Да, действительно, едко подумала Димитрия, эта живая очередь конечно же пропустит нас на поезд перед самым отъездом.
На пути им уже не встречалось ни одного беженца, но Дарко все равно инстинктивно продолжал сжимать запястье Димитрии, ведя ее за собой, точно неразумного щенка, который не знает дороги домой.
Димитрия окончательно перестала понимать логику этого странного мужчины — она просто доверилась его безумным идеям. По крайней мере, они пока что еще ни разу не подводили.
Вскоре они оказались перед невысоким частным домиком, который однозначно когда-то имел богатых хозяев. К искреннему удивлению Димитрии дверь оказалась закрыта, хотя беженцы обычно после нашествия отправлялись первым делом именно в такие дома. Еще больше Димитрия удивилась, когда Дарко с невозмутимым видом вытащил из заднего кармана ключ и как ни в чем не бывало принялся открывать им замок.
В таком красивом и шикарном доме Димитрия еще никогда не была. Конечно, его потрепало время и явное присутствие посторонних, которые постарались на славу, чтобы вынести из него все, что можно было вынести. Осталась лишь массивная дубовая мебель: шкафы, серванты, тумбы и прочий уже никому не нужный гарнитур. Создавалось впечатление, будто хозяева дома просто переезжали — поэтому в помещениях было так пусто и пыльно.
Сначала Димитрия подумала, что это был дом, в котором до войны жил Дарко. Он ведь говорил, что жил раньше в Белграде, так? Но затем девушка вспомнила, что солдат что-то говорил о том, что им не хватало денег, — вряд ли люди, которым не хватает денег, будут жить в таких поистине королевских хоромах. Хоть дом был и небольшой — всего один этаж — но в нем ясно чувствовалась еще не выветрившаяся атмосфера богатства и благородства.
Увидев удивление на лице у своей спутницы, Дарко улыбнулся одними уголками губ.
— Моя мать работала на хозяев этого дома, и мы жили с ней здесь — в комнатке прямо за кухней. С отцом они развелись, когда мне не было еще и восьми, но до конца своих дней они пытались сами слепить мою жизнь. Так что теперь это вроде как мой дом, хотя на деле это ничего не меняет.
Так вот почему он так любил церковь, внезапно поняла Димитрия. Он хотел почувствовать себя богатым не только материально, живя в таком роскошном доме, но и духовно.
Дарко не стал говорить девушке о том, что в реальности у него была еще одна квартира почти в самом центре города, которую он купил сразу после своего большого путешествия в качестве журналиста, не боящегося соваться в пасть к дракону. Но об этой квартире он не хотел даже вспоминать — не то что кому-то о ней говорить. Если бы все сложилось по-другому, если бы удалось избежать вторжения, возможно, та квартира стала бы для него домом — приютом — для него, для Эвы и… Нет. Никаких "если". История его жизни не имела сослагательного наклонения.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});