Обсуждая, Слушатели не сразу заметили, что за кафедрой стоит Лектор и с интересом прислушивается к их репликам.
— А вы что скажете? — обратился он к самому юному Слушателю, который сидел на первом ряду, выставив вперед ноги в гигантских кроссовках.
— Снова Зонд Брейсуэлла, — объявил молодой человек. — Старая надежда сформировать своих поставщиков информации из местного материала…
— А по поводу стареющей цивилизации?
— Согласен с… ними (юный Слушатель указал на задние ряды). Крепкий космический маразм.
— Но как же они запустили Зонд?
Молодой человек пожал плечами.
— А они запустили его давно, — почти не задумываясь, ответил он. — Пока еще не пребывали… в ступоре. И вот покуда этот космический разведчик — зонд — шел, а потом обживался в условиях новой цивилизации, чтобы создать себе помощников из местного материала, — они состарились.
— Вы хотите сказать, что на этот раз зонд-разведчик (известный в истории Космоса как Зонд Брейсуэлла) явился на планету Земля в качестве бюста?
— Ага. Да и как еще? У них там, по-моему, больше ничего нету.
— Что ж, господа, совсем неплохо, — обращаясь ко всем, — заявил Лектор. — Остается суммировать наши рассуждения…
В коридоре девятой квартиры, упирающемся в двери уборной, было темно. Слабое пламя свечи едва освещало сидевшего у стенки человека и каменный бюст, развернутый профилем в сторону уборной.
Человек был жилец квартиры Анатолий, а бюст — просто бюст. Впрочем, если верить внезапному видению Анатолия, этот бюст был космонавтом-разведчиком, посланцем другого мира.
Анатолий, в руке которого откуда-то появилась бутылка, сделал два или три глотка, перемежая их мерной речью. Он говорил:
— Я — землянин… Я — землянин…
Будто какие-нибудь позывные, право…
— Мы — похожи! — говорил Анатолий каменному истукану. — У нас есть глаза, и у вас есть глаза. У нас есть уши, и у вас есть уши. У нас есть нос, и у вас есть нос. У нас…
Но дальше перечислять не имело смысла; больше у бюста ничего не было, на то он и бюст… И все-таки, по некоторым признакам можно заключить, что Анатолий не напрасно трудился, стараясь выйти на контакт.
Сидя почти у самого порога коммунальной уборной, скромный землянин сделал свое дело. Каменный истукан откликнулся, хотя и ничего не сказал в ответ. Или Анатолий не расслышал? Во всяком случае, сигнал на далекую планету был отправлен. Это — факт, тут уж ничего не попишешь.
В Космос полетело информационное сообщение необыкновенной важности:
Земля — свободна для жизни. Население планеты состоит из одного человека; да и тот — почти бюст. Малоподвижен, неразговорчив, нетребователен, терпелив.
Отношение к бюстам доброжелательное!
ПРИЕЗЖАЙТЕ!
Правда это или нет, только некоторые факты никак невозможно игнорировать. Например — изрядное количество каменных мужчин и женщин, преимущественно расположенных в парках культуры и отдыха. Они стоят и сидят, иногда — по неясной причине — возводят руки вверх; некоторые смотрят друг на друга, иные — на нас, пробегающих мимо… А один каменный человек сидит ссутулившись, охваченный тяжелым раздумьем. Фигура этого мыслителя хранится в известном музее — по-видимому, для того, чтобы никому не пришло в голову задать ему вопрос: о чем он думает?
Вот о чем?
Об авторе
Родилась в 1955 году в г. Свердловске. В 1979 г. окончила Уральский Государственный Университет (УрГУ). Живет и работает в г. Лесной Свердловской области, преподаватель словесности в Школе искусств. Первая публикация в 1988 г., в журнале «Уральский следопыт». Автор книги «Кремлевские звёзды» (Екатеринбург, 2009), постоянный автор журналов «Магазин», «Урал», «Человек и закон». Публиковалась в двух антологиях уральской прозы — «Сказки уральских писателей», «Шаг на дорогу», журналах «Стетоскоп», «Вавилон», «Сетевая словесность», «Textonly». Лауреат премии журнала «Магазин» (1999 г.). Автор ряда статей, посвященных проблемам детского творчества. Постоянный автор педагогических изданий «Искусство в школе» и «Литература», так же публиковалась в журналах «Мир образования», «Искусство и образование». Автор фантасмагорических, иронических, детективных, фантастических текстов.
Иван Афанасьев, Сергей Жданов. Саморез и Державность
На дорогах и дворах весело горланили куры и гуси, придя в весеннее возбуждение. На бельевых веревках и штакетных заборчиках провяливались на апрельском солнце старорежимные постельные принадлежности. Здесь, на самой городской окраине, среди рядов низкорослых двухэтажных домиков, перемежаемых многочисленными деревянными сарайчиками, сельский уклад был неистребим.
И в этот прекрасный день в малометражной квартирке тетки Феоктиньи Рационализатор с рулеткой у рта и пеной на губах доказывал хозяйке, что не может ни при каких условиях шкаф-купе поместиться в маленькой нише.
— Старая твоя башка, — в сердцах объяснял Рационализатор, — шкаф-купе устроен так, что дверь открывается вбок, по пазам. А у тебя куда он будет открываться? Смотри, ведь в стенку упирается. Давай смастерю хорошие полки, а тут ты шторку повесишь?
Феоктинья лишь поджимала тонкие губы, отчего усики на ее верхней губе становились похожими на гусарские. Наконец она укоризненно сказала:
— А вот Волковым ты сделал…
— Дурина! Ты хоть была у тех Волковых? Да у них один сортир больше твоего зала!
Свернув рулетку, Рационализатор вышел на улицу, продолжая вполголоса ругать упертую бабку. Среди окрестных жителей он пользовался славой народного умельца, и очень дорожил своей репутацией. Уйдя на пенсию, он смог в полной мере отдаться своей изобретательской страсти. Да и руки привычно просили работы, и приработок был кстати. Он и на пенсию ушел не потому, что здоровье оставляло желать лучшего, или же его попросили освободить место для молодых. Нет. Мог бы и дальше трудиться. Работа была, был почет, приличная зарплата.
Ушел он потому, что его предложения и изобретения все больше не совпадали с общей линией на производство дешевого одноразового товара. Технология поступала вместе с оборудованием, инструментами и стандартами, и что-либо улучшить в ней Рационализатор уже не мог. То есть мог, но — ценой изменения либо качества товара, либо иных его свойств. А такие его рацпредложения почему-то всегда оказывались неприемлемыми.
Душа тянулась к новому, нестандартному, оригинальному. Чем труднее задание, тем интереснее работать. Недаром его изделия всегда были добротными, прочными, и шли нарасхват. Вот и сейчас, вернувшись домой и перекусив, чем послал Бог и частная торговля, он не мог заставить себя не думать о чертовом шкафу. Точнее, мысль жила в нем самостоятельной жизнью, ускользая от сознания.
После обеда он не выдержал и потянулся к бумаге. Что-то долго чертил, беззвучно шевеля при этом губами. Потом пошел в мастерскую, расположенную в сарае, и провозился там до позднего вечера. Утром, не особо скрывая самодовольства, заглянул к Феоктинье.
— Подгоняй борт, старая. Не на руках же мне эту бандуру тащить.
Проблем с транспортом не возникло — какой левак откажется от полусотни за десять минут работы? За дополнительное вознаграждение в виде жидкой русской валюты он даже помог занести изделие в квартиру. Установка тоже не отняла много времени: Рационализатор загодя подготовил и крепеж, и инструменты. Вскоре он позвал хозяйку.
— Все. Принимай работу. Нравится?
Феоктинье нравилось. А как же — полированная дверца с зеркалом чуть не во весь рост. Словом, все, как у людей.
— А теперь смотри. Вот так дверца закрыта, а так… — Рационализатор плавно откатил дверцу в сторону, и та исчезла, растворившись в воздухе где-то на границе с глухой стеной, оставив только узкую лакированную полоску с золотистой ручкой на ней.
Соседка ахала, открывая и вновь закрывая шкаф.
— Куда же она девается-то?
— А я почем знаю… Думаю, что куда-то в эфирное пространство. Тебе-то какая разница? Стена цела? Цела. Дверь цела? Тоже цела. Что еще надо? Смотри-ка лучше калькуляцию. Это за материал, это за работу…
Шкаф возымел огромный успех среди соседей, проживающих в столь же убогих типовых квартирках. По их заказам Рационализатор изготовил еще несколько аналогичных изделий, а потом увлекся новой задачей. В его шкафах дверцы исправно откатывались в сторону, исчезая на время из нашего мира.
А вскоре счастливая владелица первого образца приболела.
Ухаживать за матерью явился ее средний сын, Лешка, человек, скорее, пьющий, чем наоборот. Во всплеске его сыновних чувств соседи сразу узрели корыстный расчет на материнскую пенсию. Да и материальную помощь других братьев Лешка рассчитывал использовать в собственных интересах.