Но, Дэвис, видимо, слишком хорошо меня знал. Поняв мой молчаливый протест, он хмыкнул:
– Не надо тут. Уж я-то точно знаю, чего стою. А, может, я просто понял, что моё место не на сцене, а за кулисами. Не все рождены блистать, как ты. Некоторым комфортнее вдали от чужих глаз.
Его слова были не лишены смысла. И всё же…
«В моих мечтах мы всегда покоряли музыкальный Олимп вместе».
Бросив взгляд на планшет, брюнет улыбнулся:
– Ну, так и произошло. Просто я действую из тени. По сути, я стал твоим голосом в тех вопросах, где сама ты говорить не можешь.
Я посмотрела на Айзека и поняла, что он был прав. Я бы не справилась со всем, если бы он не говорил за меня. Если бы с таким упорством не отстаивал мои права, не спорил с лейблом, с Крисом – да со всем миром, если потребуется. Айзек действительно стал моим голосом – даже до того, как я стала немой.
******
– Ну что, ты готова?
Я покачала головой, даже не пытаясь сделать вид, что хотя бы на йоту в порядке. Если бы мой квартира не располагалась на пятнадцатом этаже – я бы уже давно сиганула в окно, и через кусты, умчалась бы, куда глаза глядят.
Было страшно. Дико. До безумия. До заломанных до боли пальцев. До прокушенной до крови щеки. До близящейся истерики.
– Хей.
Перед кроватью, на которой я сидела, боясь пошевелиться, присел Айзек. Друг, как всегда, излучал спокойствие и уверенность, которых лично мне так не хватало. Его тёмно-карие глаза изучаю моё наверняка бледное лицо с искусанными губами и бегающими глазами.
– Всё будет хорошо. Кайл, ну почему ты всегда начинаешь бояться так не вовремя? Особенно, когда всё уже позади.
Мне резко захотелось огрызнуться – сказать какую-нибудь колкость или признать, что да, вот такая вот я глупая ему досталась! Но, разумеется, ничего из этого я сделать не смогла. Лишь бросила в его сторону недовольный взгляд и поджала губы.
Брюнет на это только улыбнулся:
– Вот видишь – ты уже не трясущийся воробушек, а боевой воробушек. Сохрани этот настрой. Когда через час врач разрешит тебе говорить – выскажешь мне всё.
Да – десять дней карантина подошли к концу. Я выдержала их с честью и ни разу не сорвалась. Ну, почти. Но ни одного звука не сорвалось с моих губ за этот срок. Я исправно принимала все лекарства, много читала, смотрела телевизор, даже – о ужас! – подсела на сериалы. А всё потому, что у меня были слишком много свободного времени. Я уже давно не была так надолго предоставлена самой себе. Бездействие убивало меня, но иначе просто быть не могло.
И вот – всё закончилось. Ещё какой-то час – и я узнаю, помогла ли операция. Казалось бы – я должна была мчаться в больницу на всех порах, наплевав на правила дорожного движения и требуя у Айзека, чтобы он гнал, как сумасшедший. Да что уж там – бежать на своих двоих, обгоняя даже поезда. Но вместо этого на меня напал какой-то ступор. И я могла только сидеть на кровати и дрожать, как листочек.
Встряска от моего лучшего друга немного помогла. Я действительно как-то поздно начала трусить. Как бы там ни было – всё уже случилось. Прятать голову в песок уже было как-то не к месту. Я должна была встретить новости с гордо поднятой головой.
Возле больницы собралась толпа. Журналисты, поклонники, сотрудники больницы, охрана – там были все. Одна часть толпы всеми силами пыталась пробиться к нам, вторая прилагала все усилия, чтобы не допустить этого. Заметив всех этих людей, я растерялась и повернулась к Айзеку.
Друг недовольно процедил:
– Кристиан…
В этом имени и тоне, которым брюнет его произнёс, было столько эмоций, что я даже прониклась сочувствием к своему продюсеру. В конце концов, он просто действовал в интересах лейбла. Которые, как ни прискорбно, в этом вопросе не совпали с моими.
Я понимала, что все эти люди, что стояли надо мной, хотели показать. Что я боролась, что меня не так просто сломать, и какая-то болезнь не может победить Кайл Янг. Вот что все должны были увидеть.
Но можно же было нас предупредить! А не выставлять меня, как мартышку в цирке, дрожащую и растерянную.
Мы с Айзеком продолжали сидеть в машине, тонированные стёкла которой успешно скрывали нас от остального мира. Но прятаться вечно мы тоже не могли. Побарабанив пальцами по рулю, Айзек схватил лежащий на приборной панели телефон и набрал знакомый нам обоим номер.
– Алло, Крис? Скажи, друг мой любезный, какого хрена у больницы толпится столько народу? – обманчиво любезным тоном спросил он, – Ах, это была идея Томаса. Будь душкой, передай ему лично от меня – пусть больше никогда не попадается мне на глаза, или я ему яйца оторву. Не забудь только про яйца. Это важно.
Оборвав разговор, брюнет повернулся ко мне. Протянув руку, аккуратно поправил платок, под которым я спрятала волосы. В его взгляде сквозило напряжение, которое Айзек пытался скрыть.
– Нам придётся пройти через всех этих людей. Знаю, ты привыкла к толпам, но сейчас – другой случай. Никаких фото, никаких автографов и упаси бог – хоть как-то контактировать с журналистами. Ты меня поняла?
Я кивнула. Чуть подумав, Дэвис покопался в бардачке, после чего водрузил мне на нос солнечные очки. После чего вышел из машины и, обогнув её, открыл дверь для меня.
Сомнений не было – все эти люди ждали нас. Мы быстро шли к дверям здания, пока журналисты спешили нам навстречу. Мне по привычке хотелось остановиться и поговорить с этими людьми, но вместе с тем было страшно – казалось, что они могли меня затоптать. Или заклевать, как коршуны, почуявшие добычу. Если бы не рука Айзека, которая поддерживала меня за спину и мягко подталкивала – не исключено, что я бы споткнулась, упала, и надо мной сомкнулось бы море из людей. Какая глупая и нелепая смерть.
Нам навстречу поспешили охранники и Айзек передал меня им, а сам задержался, чтобы что-то сказать журналистам и фанатам. Вернулся он довольно быстро и по его лицу нельзя было сказать, насколько успешно всё прошло.
– Проводите нас к доктору, – велел он одному их охранников.
Сказано это было таким тоном, что мужчина, который был явно не на один год старше Айзека, не посмел возражать и послушно довёл до нужного кабинета. Как будто в здании нам