Читать интересную книгу Другая женщина - Евгения Перова

– Какую еще картошку? – спросил Шарапов с фальшивым недоумением в голосе и дал по газам.

Он, кому ж еще! Это было спустя несколько лет после смерти Генки – мать болела, забросила огород, ничего почти не уродилось, а картошку вообще не сажала. И однажды они нашли на крыльце два мешка картошки, а потом появилось несколько кочнов капусты, еще какие-то овощи. Варька помнила, как они с мамой гадали, откуда это взялось, и долго перетаскивали картошку ведрами в подпол – мешки были большие. Варька тогда вполне еще верила во всяких гномов, а мать думала, что подложили Котовы, жившие напротив, но те так и не признались.

Варька долго сидела на крыльце – думала, вспоминала, вытаскивала из памяти давно забытые мелочи и происшествия: пожалуй, мать давно была больна, только никто не замечал. Может, это началось с гибели Генки? Или после смерти отца, которого Варька почти и не помнила? Или еще раньше? Господи, что же за жизнь у матери, ужаснулась Варвара: потери за потерями! А теперь и она сама, последняя, младшая дочь, бросила мать, замуж собралась. Конечно, та испугалась…

Сколько Варя себя помнила, мать всегда чего-нибудь опасалась, особенно сильно переживала за дочь – все ей казалось: вдруг обидит кто, вдруг что случится! А Варька, словно в противовес матери, совсем ничего не боялась: ни людей, ни обстоятельств. Спокойно бегала ночью по пустой дороге, возвращаясь со второй пары, умела ловко отбиться от навязчивых приставаний случайного попутчика, а то и врезать как следует: рука у нее была тяжелая.

Варя даже не очень понимала, что это такое – бояться! Ну, жутковато бывало иной раз, но быстро справлялась, так глубоко и непоколебимо была уверена, что ничего плохого с ней случиться не может. Просто потому, что этого не может быть никогда! И только насмотревшись сейчас на мать, она поняла, что такое страх: животный, липкий, вязкий, неистребимый, проникающий до мозга костей. Убивающий. И еще одно поняла: ее собственная жизнь закончилась. Ничего больше не будет: ни замужества, ни детей. Она не осознала это толком, но почувствовала такое полное и беспросветное одиночество, словно была единственным существом, что осталось во Вселенной после глобальной катастрофы, уничтожившей все живое.

Мать пролежала полтора месяца, но больше Варя ее никогда не отправляла в стационар: так напугалась бедная Анна Викторовна, так цеплялась за дочь на первом же свидании, так умоляла, что Варька побежала к лечащему врачу – просить, чтоб отпустили домой. Не отпустили. Мать вернулась спокойная, но заторможенная, и Варвара взяла отпуск, чтобы присматривать – а Олег все ждал: свадьбу они отложили. Когда Варя рассказала ему о своей идее продать дом и его квартиру и купить жилье побольше, он ужаснулся:

– Ты что, хочешь, чтобы она с нами жила?!

– Олег, а что же делать?! Она не может одна!

– А нельзя сиделку нанять? Или… Есть же специальные заведения?

Варя молча на него смотрела: сиделку? Какую сиделку, где найти в Филимонове?! И матери вовсе не сиделка нужна, а она, Варька! И в специальном заведении мать уже побывала – спасибо, больше не надо. Что ж делать-то? Они решили посмотреть, что будет с Анной Викторовной через месяц, хотя Варька предчувствовала: ничего хорошего ее не ждет.

В один из дней она так соскучилась по Олегу, так устала, что решила взять выходной – сказала матери, что ее вызвали на работу, та поверила, хотя была суббота: работа – это святое! Варвара примчалась к Олегу, открыла своим ключом, но наткнулась на цепочку – позвонила, Олег долго не открывал, а когда открыл…

Варька сразу прошла в комнату, даже сапоги не сняла – Олег просто трясся над своими полами и всегда заставлял всех разуваться. Прошла и увидела в постели – в их с Олегом постели! – перепуганную насмерть девицу: та закрылась одеялом, только глаза было видно. Варя не стала скандалить – нашла большой клетчатый баул и стала собирать свои вещи. Олег сначала ходил за ней: «Дорогая, это не то, что ты думаешь, я все объясню!» – потом махнул рукой и сел на диван, опустив голову.

– Так, вроде бы все, – сказала Варвара. – Прощай! Заявление из загса сам заберешь. Какое счастье, что я не успела от тебя забеременеть!

– Конечно! – заорал вдруг Олег. – Еще не хватало! Еще неизвестно, кого ты родишь, с такой-то наследственностью!

Варька даже не ответила и повернулась к выходу, но тут вдруг истошно закричала девица в одеяле:

– Стой! Не уходи! Подожди меня! Варь, не оставляй меня с ним!

Варька обернулась: девица выбралась из одеяла и лихорадочно одевалась – оказалось, это Алёна, с которой Варя пару раз пересекалась на вечеринках. Она работала вместе с Олегом и вроде бы встречалась с его другом. Алена оделась, нашла сумочку, замахнулась ею на Олега, он шарахнулся – Варька разинула рот.

– Пойдем! Ну, что ты заснула! – Алена за руку вытащила Варвару из квартиры и, пока ехали в лифте, ругалась не переставая: – Ах, сволочь! Вот козел! Он мне сказал, что вы расстались! Ой, какая я дура!

Выйдя из подъезда, они вдруг обнялись и заревели, а Олег, который как раз подошел к окну с бутылкой пива в руках, увидел их и поморщился. Потом показал им сверху средний палец: да пошли вы! И отхлебнул пива…

Пока Варька утирала слезы на кухне, Котов маялся в комнате, не зная: то ли пойти за ней, то ли подождать, чтоб остыла. Господи, бедная Варежка! Его собственные страдания и метания показались сейчас такой глупой и никчемной ерундой, что он даже устыдился. Ах ты черт! И ведь даже никогда не интересовался, как, собственно, живет его подруга детства! А? Он вспомнил их редкие встречи на всяких днях рожденьях и прочих семейных праздниках – Варвара всегда была спокойна и слегка насмешлива, всегда выслушивала его россказни и сочувствовала от души!

Он пошел к Варьке. Она стояла у окна, и Котов с нежностью посмотрел на ее прямую спину в затейливо вывязанном белом свитере и на короткую косу, завязанную простой аптечной резинкой: волосы у Варежки были густые и тяжелые. Котов легонько подергал ее за хвостик косы, и Варвара строптиво дернула плечом – отстань! Но он не отстал, а повернул ее лицом к себе и обнял. Варька не смотрела на Котова и упиралась, но он пересилил – прихватил ее за подбородок и заставил поднять опущенную голову, потом поцеловал. Варька еще поупиралась, а потом вздохнула и сама его обняла. Котов что-то делал у нее на спине – Варя оторвалась от его губ:

– Что ты там возишься?!

– Подожди! Никак! Я боюсь тебе больно сделать…

– Да что ты хочешь-то?!

– Косу твою распустить…

– Господи, Котов! – И Варька сама сняла резинку и тряхнула головой, расправляя волосы, которые сразу легли тяжелой волной ей на плечи.

– Ну вот! – Он запустил руку в Варькины волосы и опять поцеловал. И сразу словно повернулся выключатель и вырубил всю окружающую действительность: только Варежка, только поцелуй, в котором он тонул и тонул – в полной тьме, среди медленно проплывающих золотых искр и звона в ушах. Потом вдруг добавилось какое-то дребезжание и шипение. Котов поморщился, а Варька вырвалась из его рук и куда-то делась, потом вернулась:

– Это чайник!

– Какой… чайник…

– Чайник закипел, я выключила. Слушай, а что это мы такое делаем?

– Мне кажется, целуемся. А тебе как кажется?

– Ты думаешь, это правильно?

– При чем тут… правильно?! Не морочь мне голову! И вообще, пойдем уже! А то я… не могу.

– Куда пойдем? С горки кататься?

– С какой еще… горки…

Они опять поцеловались, потом еще раз – в комнате, рядом с пышной Варькиной кроватью, и Котов запустил уже руку ей под свитер, и джинсы расстегнул, как вдруг звучно хлопнула, закрываясь, входная дверь, и кто-то прошел в кухню, довольно громко топая.

– Варь, пришел кто-то! Ты гостей ждешь?

– Никого не жду. Надо было дверь закрыть! И как я не подумала…

– Барби! Ты где? – заорал вдруг этот кто-то из кухни.

– Кто это – Барби?! – изумился Котов.

– Это я. Вот черт, принесло его!

– Кто это?!

– Котов, это Изольда. Моя Изольда. У тебя – своя, у меня – своя.

– Какая еще Изольда?! – Голос, кричавший «Барби», был явно мужской, но у Котова в голове все настолько перепуталось, что он с недоумением спросил: – Ты что, лесбиянка, что ли?!

– Обалдел совсем, Котов? Что за чушь! Я в переносном смысле сказала «Изольда»! Это мой бывший любовник. Мы давно расстались, а он все никак не отстанет. Ты бы застегнул штаны! А то, боюсь, придется применять грубую мужскую силу. Ты можешь применить грубую мужскую силу?

– Ну, могу… наверно.

– Ты не волнуйся, он хлипкий!

Котов был до глубины души оскорблен тем фактом, что у Варьки мог быть в любовниках какой-то хмырь, называющий ее Барби! Барби, а?! И она еще попрекает его Изольдой! То есть… Жозефиной? Это ж надо – забыл, как зовут жену! Бывшую. Ну, почти.

В комнате материализовался неведомый Варькин любовник, дожевывающий пирог. Он действительно был на вид хлипок, и Котов приободрился. Невысокий, субтильный, очень коротко стриженный, с высоким, переходящим в залысину лбом, невразумительной бороденкой и усиками, он выглядел рано постаревшим мальчиком.