За последние дни они становились все ближе и ближе друг другу, и даже эта несчастная собака, казалось, вошла в их круг. Они уже были похожи на настоящую семью. Но Люку не давала покоя мысль о том, что девяносто дней не продлятся вечно, а когда они останутся позади, ничто не задержит Хани в Стоктоне. Поначалу состояние Джоша внушало опасение, и девушка приняла вызов, начав заботиться о мальчике. Но чем лучше становилось Джошу, тем меньше ребенок зависел от нее, и жизнь в небольшом городке, видимо, покажется слишком скучной для этой Хани Бер, которая храбро принимает вызовы судьбы. Пройдет совсем немного времени — и она упакует свои карты, фальшивые украшения, эту свою чертову ночную рубашку и укатит на дилижансе в Сан-Франциско…
Когда Люк вошел в дом, Хани уже успела сложить в корзину сандвичи с сыром, бутылку лимонада и половину шоколадного пирога, оставшуюся от завтрака.
— Джош, возьми-ка одеяло, а я достану с чердака удочки, — сказал Люк.
Хани пошла вслед за мальчиком в спальню и остановила его, когда тот хотел стащить одеяло с кровати.
— Я видела другое одеяло, в сундуке. Можешь взять его. — Девушка опустилась на пол у сундука и вытащила оттуда нужную вещь.
— Положи его на место!
Сердитый окрик так удивил Хани, что она испуганно вздрогнула. Люк быстро подошел к ней.
— Я не разрешаю трогать его! — сердито проговорил он. — Да и вообще нам не нужны одеяла. Пойдем, Джош!
Неожиданный гнев отца перепугал ребенка. Взглянув на Люка округлившимися глазами, мальчик в страхе попятился назад.
— Да ты же сам напугал ребенка до полусмерти, а теперь вот так просто говоришь: «Пойдем, Джош!» — взорвалась Хани.
— Очень жаль, что я не имею твоего опыта в воспитании детей, — огрызнулся шериф. Обозлившись на самого себя, Маккензи бросился в кухню и с яростью грохнул кулаком по столу. Он сознавал свою неправоту. Он не имел права кричать, и Джош, который еще не до конца оправился от пережитого, конечно, втянул голову в плечи.
Хани решила, что с нее довольно. Она направилась к двери, чтобы разыскать ребенка и успокоить его.
— Вы куда? — спросил Люк.
— Куда угодно, только подальше от вас. Думаю, вам надо забыть о рыбалке. — Девушка отвернулась.
— Нет, погодите. Пожалуйста, соечка! Мольба, звучавшая в его голосе, заставила Хани помедлить.
— Мне очень жаль. Позвольте мне поговорить с Джошем.
Хани кивнула, и Люк прошел к двери.
Джош сидел на крыльце, уронив голову. Амиго лежал рядом. Глубоко вздохнув, Маккензи подошел к сыну и сел возле него. Амиго поднял голову, устало взглянул на него и опять уткнул нос в лапы.
— Сынок, прости меня… Я кричал… — заговорил Люк.
— Я испугался, — робко промолвил мальчуган.
— Знаю. Мне очень жаль.
— Ты не любишь Хани? — спросил ребенок.
— Ну что ты!
— Тогда почему же ты кричал на нее? Она испугалась не меньше моего.
— Но ведь иногда люди кричат от удивления и даже от радости, разве не так?
Джош кивнул и посмотрел на отца. Тот нежно обнял его за плечи.
— Когда я кричу, это вовсе не означает, что я не люблю кого-то. Просто я был удивлен. Видишь ли, это одеяло… Твоя мама дала мне его, когда я уезжал из Техаса. Оно было со мной на войне, и это… это единственная вещь, оставшаяся от мамы — конечно, кроме тебя, сынок. Именно поэтому ты так много значишь для меня.
— Даже больше, чем одеяло?
Люк ласково улыбнулся.
Куда больше, мой мальчик. Ты для меня важнее всего на свете, Джош. Я так люблю тебя, сынок. И всегда буду любить.
— А мама… Она была как Хани? — робко спросил ребенок.
— Нет, совсем не такая, как Хани, — быстро проговорил шериф. — У твоей мамы были темные волосы и синие глаза.
Нет, я хотел спросить, была ли мама такой же веселой, как Хани?
Люк задумался, вспоминая Сару, а затем тихо произнес:
— Она была очень нежной и застенчивой, как ты. И всегда тихо говорила.
— Но почему же она ушла от нас. Она больше не любит нас?
Маккензи крепко прижал сына к себе.
Ох, сынок, она очень любит нас обоих. И я знаю, что она вовсе не хотела оставлять нас. Ее… ее просто очень обидели. Ты понимаешь, Джош, что такое смерть?
— Амиго чуть не умер, — проговорил мальчик, погладив собаку.
Верно, сынок. Но Амиго оказался счастливее твоей мамы и выздоровел.
Некоторое время отец и сын сидели в полном молчании. Наконец Люк спросил:
— Ты еще не передумал идти на рыбалку, Джош? Мальчуган покачал головой.
— Тогда чего же мы ждем?
Люк подхватил сынишку под руки и, сопровождаемый веселым лаем Амиго, усадил Джоша во взятую напрокат телегу. Взглянув на собаку, шериф увидел, что пес яростно машет хвостом. Маккензи тяжело вздохнул и посадил Амиго к ребенку. К большому отвращению Люка, Амиго не замедлил облизать его лицо своим розовым языком.
— Смотри только, чтобы эта псина не вздумала сделать здесь лужу, — проворчал шериф.
Стоя у дверей, Хани слушала их разговор. Когда Маккензи рассказывал сыну об одеяле, она с грустью посмотрела на сундук. «Он все еще тоскует по ней», — подумала она.
Устроив сына с собакой, Люк вернулся в дом за удочками.
— У вас еще есть возможность присоединиться к нам.
— Видите, Маккензи, оказывается, иногда бывает достаточно простого объяснения, чтобы избежать криков и ругани.
— Я же извинился, черт возьми!
Хани протянула ему корзину с Провизией.
— Поезжайте с Джошем на рыбалку, как вы и собирались. Я вам в этой поездке не нужна. К тому же, — добавила она с многозначительной улыбкой, — у меня свои планы. Сегодня, как вы помните, шериф Маккензи, суббота.
Глаза шерифа сверкнули досадой, но он молча взял корзинку и ушел.
Прислонившись к косяку двери, Хани смотрела, как повозка исчезла за поворотом дороги. Люку и Джошу надо как можно больше времени проводить вместе, чтобы получше узнать друг друга. Кроме того, неумолимо приближался день разлуки с семейством Маккензи, и она не хотела, чтобы воспоминания о совместно проведенных пикниках, поездках на рыбалку и прочих развлечениях тревожили память Джоша и… ее собственную.
Почти все столики были заняты, когда девушка вошла в «Лонг-Бранч». Бар гудел — по вечерам в выходные здесь собирались отдохнуть почти все местные фермеры и работники. Оглядевшись вокруг, Хани направилась к одинокой фигуре, примостившейся за столиком в углу.
— Привет, Поуп, — поздоровалась она со стариком.
— Добрый вечер, дорогуша. — На лице Поупа О'Леари засияла обычная добродушная улыбка. Девушка сразу же заметила, что ее пожилой приятель был слегка навеселе.
— Привет, Хани, — раздался голос Сэма Бразнера, подошедшего к их столу с бутылкой в руках. — Хочешь выпить?