А потом сходство с кораблем исчезло.
Мы вошли в тяжелые герметичные двери, и комната встретила нас потоком холодного воздуха. Всюду вокруг стояли клетки, в каждой из них сидело небольшое животное. Я узнал в них каринтийских горных кошек. Очень симпатичные зверушки, покрытые густым мехом всех расцветок. Все кошки спали мирным сном. Фергюс взял длинную палочку и прошел вдоль рядов клеток, дотрагиваясь до зверьков. Ни один из них не пошевелился.
— Все в спячке, — сообщил он. — Их доставили из зимнего полушария и содержат в условиях, близких к зимним.
— А разбудить их можно? — поинтересовался я, сам не зная почему.
— Конечно, — он задумался ненадолго, как будто пытаясь что-то вспомнить. — Я могу достать одного из котов и поместить в теплую комнату, и он проснется. Или вот таким способом. — Он опять задумался. — Снова этот чертов элемент повторяется. Когда же я начал новый цикл?
Его речь прервало внезапное пронзительное мяуканье. Мы обернулись и увидели, что одно из животных проснулось. Оно скакало по клетке, как рассерженный тигр микроскопического размера, вздыбив шерсть от холода.
— Без паники, скоро будет теплее, — буркнул Фергюс. Он повернулся к дочери: — Элспет! Время!
— Двадцать два ноль три, — сообщила девушка, посмотрев на большие настенные часы.
— Так, двадцать два ноль три. Запомни хорошенько.
Он схватился за клетку — к счастью, они были снабжены колесами — и повез ее в другое помещение. Элспет забежала вперед и открыла дверь. Мы прошли через воздушный шлюз — скорее, тепловой шлюз? — в комнату, где на нас пахнуло тяжелой вонью. Вопли и рычание кошек до невозможности мешали слышать друг друга.
— Видите, есть только один кот тигровой раскраски, — прокричал Фергюс. — Запишем номер клетки — четыреста три. Теперь ему надо дать пищи и воды.
Он наполнил поилку и бросил коту кусок мяса. Животное жадно накинулось на воду, но потом бросило это занятие, чтобы переключиться на пищу. Манеры у него были явно не великосветские.
— Теперь он вышел из спячки! — закричал Фергюс. Ему удалось перекрыть весь этот шум, особенно усилившийся, так как остальные животные воплями требовали пищи и для себя.
— Настало время и нам что-нибудь поесть, — заметила Элспет.
— Да, конечно, дорогая. Но мне необходимо показать мистеру Петерсену все до конца. И не забыть про время. Двадцать два ноль три, не так ли. И номер клетки!
И мы проследовали за ним в еще одну комнату с животными. Но мое внимание привлекли вовсе не клетки! У одной из стен находился жуткий аппарат — меня пугала даже сама мысль о нем. Его частью являлся Манншеннский двигатель, громко гудящий, непрерывно вращающиеся гироскопы и движущиеся колесики. Это движение притягивало глаз и погружало смотрящего в некое завораживающее состояние, так что ему казалось, будто он находится в точке перехода в какой-то иной мир — и никак не может перейти. Я поспешно отвел глаза, но все же успел заметить над аппаратом странно перекрученную колонну, трехмерную ленту Мебиуса — а может, четырехмерную? — антенну маяка Карлотти. Фантастическая штука, абсолютно нереальная.
— Не смотрите туда! — предостерег меня Фергюс.
— Я бывал в глубоком космосе, — проворчал я.
— Тогда вам должно быть понятно, куда можно смотреть. Если не можете без этого обойтись, смотрите на клетки.
И я посмотрел.
Вроде бы, ничего странного. Кроме вот чего. Все кошки, находящиеся в них, спали без задних ног, а в комнате было тепло.
— Вы можете вводить им анти-гибернин, все равно не подействует! — сказал Фергюс. — Демонстрация требуется?
— Нет.
— Хорошо. Тогда, мистер Петерсен, не могли бы вы сходить за той самой клеткой с котиком тигровой расцветки? Номер четыреста три…
— Отец, так ли это все необходимо? — взывала Элспет.
Ученый повернул к ней лицо: его выражение было странным, каким-то потерянным.
— Может быть, и нет, и все же…
— Не ходи, Джонни! — закричала Элспет.
Я стоял, не зная, что предпринять.
— Теперь вспоминаю, — шептал Фергюс. — Я пошел…
— Уйдем отсюда, — почти прорычала она.
Мы видели, как старик вышел из комнаты. Он вернулся, везя клетку с рычащим животным. Поместил ее в центр круга на гладком пластиковом полу. Направил на нее антенну Маяка Карлотти.
Выйдя из круга, Фергюс подошел к сложной панели управления. Стал настраивать кнопки, и в это время Манншеннский двигатель взревел. Мне хотелось снова взглянуть на эти затейливые гироскопы, но я не осмелился, предпочитая смотреть на Фергюса и слушать душераздирающие вопли кота.
— Случайная настройка! — проскрипел старый ученый.
Он задал колесу причудливое вращение, стоя спиной к прибору. Вместо того чтобы вращаться несколько минут, колесико остановилось почти мгновенно. Фергюс, используя специальное приспособление, вроде длинной руки, нажал на клавишу. Дикое завывание кота разом прекратилось.
— Время, — произнес Фергюс нормальным голосом.
Я посмотрел на часы на стене. Двадцать два тридцать пять. Фергюс кивнул на панель, указывая на кнопку, нажатую им случайным способом. «Минуты» — гласила надпись, и стрелка остановилась на 32. Я произвел в уме расчет: 22.35 — 22.03 = 32.
Я перевел взгляд на горного кота: мини-тигр спал в своей клетке, как прежде, до пробуждения. Спячка или более глубокий сон?
— Он не умер, — устало проговорил Фергюс. — Не умер, но разбудить его нельзя. Его можно уничтожить, но он уже не проснется. — В его голосе звучало отчаяние. — А время уходит!
Глава 23
Я проснулся с пугающей уверенностью, что произошло нечто ужасное. Но знакомые звуки почти успокоили меня и почти убедили заснуть снова: густое гудение галактического двигателя, пыхтение насосов, посвистывание вентиляционных систем.
Правда, были кое-какие другие звуки.
Чье-то легкое дыхание. Я даже задержал выдох на несколько секунд, дабы удостовериться, что здесь есть кто-то еще. Я с трудом пошевелился в кровати — да, в кровати, а не на узкой койке! — и ощутил рядом женское тело, мягкое и упругое, теплое, гладкое, бок о бок с моим. Я начал вспоминать.
— Илона… — прошептал я.
Она издала легкий мурлыкающий звук.
Но были и еще какие-то звуки.
Тиканье часов. И резкие пронзительные вопли где-то не очень далеко. «Горные кошки, — подумал я. — Что бы это значило?»
А еще ощущение гравитационного поля. Корабль, где включен межгалактический двигатель, должен порождать невесомость. Но ее не было, ибо мы лежали в кровати непристегнутыми — в кровати, а не на узкой койке! Я потянулся к настенному светильнику: он оставался включенным, когда мы, обессилевшие, погружались в сон. Помню, как сделал последнее усилие, выключая свет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});