Читать интересную книгу История российского мусульманства. Беседы о Северном исламе - Равиль Бухараев

Это суждение нубийского царя, запечатленное в анналах мусульманской истории, касается не только упадка династии Омеййядов, но и падения многих других мусульманских династий. Справедливо оно и в наше время, когда винопийство сделалось среди мусульман обычным явлением, будучи совершенно несовместимым с исламом как религией. Это обыкновение объясняется разными людьми по-разному, однако оно, как мы видим из истории, является не столько причиной, сколько следствием общего упадка нравов в мусульманстве. Каждый волен поступать, как считает нужным, поскольку каждый, в конце концов, сам отвечает за свои поступки. Однако ссылки на историю ислама, в которой отношение к пьянству было якобы достаточно снисходительным, не выдерживает критики, в том числе, и со стороны самых серьезных исторических авторитетов.

Любая династия, согласно ибн Хальдуну, со временем приходит в упадок: это один из главных и необратимых принципов его теории цикличности исторического развития. Одним из признаков упадка является, говорит он, и утрата реальной власти халифом, когда бразды правления переходят в руки его везирей и остального дворцового окружения. Жизнь ал-Муктадира – прямое отражение теоретических выкладок ибн Хальдуна, который пишет:

«Это происходит, когда малое дитя или слабый член династии назначается наследником по воле своего отца или когда его делают правителем его собственные слуги и креатуры. Становится ясно, что он не способен исполнять обязанностей правителя. Поэтому эти обязанности исполняет его опекун, один из везирей его отца, один из его собственных клиентов или член его рода. Такой человек создает впечатление, что сохраняет власть для малолетнего правителя, однако, в конце концов, становится понятно, что он использует эту власть и свое положение ради того, чтобы самому достичь царственного достоинства. Он держит ребенка вдали от его народа. Он приучает его к удовольствиям роскошной жизни и дает ему любую возможность отдаться этим удовольствиям, тем самым заставляя его забыть о государственных обязанностях. Он приучает малолетнего правителя к мысли, что его государственная обязанность – это всего лишь восседать на троне, обмениваться рукопожатиями (после заключения договоров), слушать, как его называют Государем, а также сидеть с женщинами в гаремном уединении. Малолетний правитель считает, что вся исполнительная власть и все личные обязанности правителя, такие, как инспектирование армии, финансов и обороны пограничных областей, являются вотчиной везиря. Он отдает ему власть над всеми этими вещами. В конечном счете, везирь принимает обличье правителя и лидера государства; царственное достоинство начинает принадлежать ему, и он приберегает его для членов собственной семьи и своего потомства[112]».

В такой среде и пребывал халиф ал-Муктадир, хотя, конечно, он был в курсе политических событий, происходящих в его обширном, но уже распадающемся на части государстве. О многолетнем восстании карматов, которые угрожали не только целостности Халифата, но и самому исламу, нам еще придется говорить подробнее в последующих главах. Но, помимо этих фанатичных последователей крайнего шиитского движения исмаилитов, считавших, что они живут в дни Страшного Суда и посему отменивших Коран и большинство предначертаний ислама, у Халифата были и другие проблемы. Это – своеволие и сепаратизм местных властителей, затяжная война с Византией, которая старалась использовать в своих интересах трудности Халифата, а также отчаянная нужда в деньгах, в частности, на поддержание наемной тюркской гвардии, не раз выходившей из повиновения из-за постоянного «кризиса неплатежей».

Одним из спасителей Халифата стал в 892 году шиитский лидер и замечательный финансист Ахмед ибн ал Фурат, брат которого, стал в 908 году всесильным везирем. Али ибн ал-Фурат (855–924), благодаря своим финансовым махинациям, играет весьма своеобразную роль в нашей истории российского мусульманства. Именно во время посольства в Волжскую Булгарию он опять сидел в тюрьме по обвинению в казнокрадстве. Он был посажен под замок в ноябре 918 года, и хотя в августе 923 года был освобожден по настойчивым просьбам своего сына, который продолжать играть значительную роль в финансовых делах Халифата, в 924 оба, отец и сын, были казнены по приказу тюркского военачальника Муниса.

Очевидно, что наш герой Ахмед ибн Фадлан находился в Багдаде в самой гуще происходящего, но вряд ли играл какую-то существенную роль в постоянных интригах халифского двора. По существу, его роль секретаря и в посольстве халифа, направленного в Волжскую Булгарию, замышлялась как чисто вспомогательная.

Во главе посольства стоял не он, а личный посол халифа по имени Сусан ар-Расси, бывший невольник и протеже начальника внутренних покоев халифа Насра ал-Харами. Вместе с послом в хорезмийском караване находился также не названный по имени зять Сусана ар-Расси и два тюркских гулама, то есть, члена дворцовой гвардии телохранителей – Барс (Барис) Булгарин и Тегин (Текин) Тюрк[113].

Посольство прибывало в Волжскую Булгарию весьма немногочисленным, хотя отправилось из Багдада – Города Мира – в гораздо более обширном составе. Что же случилось? Пока хорезмийский караван медленно обходил Самарскую Луку, постоянно опасаясь нападения со стороны древних башкир, ибн Фадлан наверняка вспоминал все перипетии организации посольства, поскольку за все неурядицы отвечать пришлось бы ему – как самому крайнему в багдадском посольстве.

Начало всем приключениям положило письмо, которое привез халифу от царя булгар некий Абдаллах сын Башту Хазарин. В письме, как позднее писал ибн Фадлан, царь булгар, Шилки-элтабар, просил повелителя правоверных, чтобы тот прислал к нему вероучителей,

«чтобы преподать ему законы ислама, а также построил для него мечеть, в которой воздвиг бы для него кафедру-михраб, чтобы оттуда можно было бы от имени халифа произнести проповедь-хутбу в его собственной стране и во всех областях его государства. Кроме того, он просил повелителя правоверных о постройке крепости, чтобы скрываться в ней от царей – своих противников.

Дело завершилось тем, что халиф ал-Муктадир дал согласие (на то), о чем элтабар булгар его просил. Посредником в этом деле был Назир ал-Харами. Я же назначен для прочтения элтабару булгар ответного письма халифа, а также для надзора за знатоками права – факихами и учителями-муаллимами. Назиру ал-Харами были пожалованы деньги для постройки упомянутой нами крепости элтабару булгар и для уплаты жалованья факихам и муаллимам, которые он должен был взыскать с поместья, называемого Арсахушмисан, в земле Хорезма. А поместье это принадлежало опальному везиру ибн ал-Фурату[114]».

Таким образом, багдадское посольство выехало из Города Мира без лишнего дирхема, надеясь взыскать требуемую сумму с некоего Ал-Фадла ибн Мусы Христианина, который в то время управлял хорезмским имением ибн ал-Фурата. Между тем дело обернулось совсем не так, как надеялись члены посольства.

Просидев 11 дней в городе Рей в западном Иране, который лишь незадолго до этого, в 915–916 году, был отбит у сепаратистски настроенных Саманидов все тем же военачальником Мунисом, посольство снова выступило в путь. Однако на пути в Нишапур ему пришлось скрываться внутри каравана от одного из феодальных лидеров мятежного Табаристана, области на южных берегах Каспийского моря, где в то время продолжалось шиитское восстание Алидов под главенством Хасана ибн Касима по прозвищу «Призывающий к истине». Это восстание, между тем, питалось народным возмущением по поводу неспособности саманидских наместников защитить жителей Табаристана от набегов русов, которые, как мы уже упоминали, в 913 году ограбили и сожгли целый ряд мусульманских поселений Прикаспия.

По прибытию в Бухару членов посольства принял и обласкал министр хорасанского эмира, великий географ Абу Абдаллах Мухаммед ибн Ахмед Джейхани, который, по словам арабского историка XI века Гардизи был

«знающим человеком, весьма разумным, проницательным, мудрым, имел во всех делах полное представление. У него – многочисленные сочинения в разного рода искусствах и науках. Сделавшись везиром, он написал во все страны мира послания, запрашивая об обычаях всех дворов и всех собраний, чтобы записали и представили ему, как-то: в Рум (Византию), Туркестан, Хиндустан, Китай, ирак, Сирию, Египет, Зиндж, Забул, Кабул, Синд, Аравию. Ему доставили все те записи[115]».

Сочинения Джейхани известны нам только по чужим пересказам, хотя и известно, что ими пользовался для своей собственной работы ал-Мас’уди. Во всяком случае, ибн Фадлан мог почерпнуть в беседах с Джейхани какие-то знания о далекой северной стране, куда направлялось посольство. Джейхани добился для посольства встречи с эмиром, где, помимо обычных церемониальных приветствий и пожеланий, багдадцы услышали чрезвычайно неприятное для себя известие.