Читать интересную книгу Маленькие ошибки больших девочек - Хизер Макэлхаттон

Соль на столе должна быть только кошерного помола. Сахар не должен быть очищенным. Сервировать стол нужно определенным образом, положив нож и вилку на тарелку, как во французских ресторанах. Перед тем как начать есть, он изучает вилку на предмет обнаружения малейшей зазубринки или следа грязи. Он рассматривает каждую порцию еды, изучает ее и улыбается, когда обнаруживает, что что-то не так.

Около трех часов дня, когда приготовление еды идет полным ходом, у тебя учащается пульс, и кажется, что все звуки становятся громче. Ты становишься неуклюжей, все роняешь, разбиваешь, режешь руки осколками глиняных горшочков для варки рыбы и бокалов для вина. Теперь кухня напоминает тебе ярко освещенную, отделанную итальянской плиткой пыточную камеру.

Ты могла бы уйти, но есть целый ряд причин, по которым ты не можешь этого сделать. Деньги. Он их зарабатывает и контролирует. Вы подписали брачный договор. Если ты уйдешь, то не получишь алиментов даже на детей. Своих доходов и собственных сбережений у тебя нет. Для детей, Молли и Майкла, будет трагедией, если вы расстанетесь. Они любят отца. К тому же тебе негде будет жить. Наконец Дэвид соглашается пойти к психологу — всегда есть шанс, что с чьей-то помощью все можно будет исправить.

Если ты уходишь от мужа, перейди к главе 131.

Если ты остаешься со своим мужем, перейди к главе 132.

78

Продолжение главы 41

Ты соглашаешься на работу за рубежом, и тебя посылают в Африку, в столицу Чада, шумный промышленный город под названием Нджамена, загибающийся от эпидемии холеры. Жара способствует размножению Vibrio cholerae, которые попали в город через загрязненные системы водоснабжения. Вместе с ними прибыли их собратья с нежными именами Candida Albicans, Neisseria elongate, Serratia Marcescens.

Нджамена — порт на берегу мутной реки Чари. Ты сразу же влюбляешься в этот город, очарованная его жителями, местным колоритом и жарой. Твоя больница находится в Парижском Конго. Это низкое здание с глинобитными стенами и решетками на окнах. Электричество подается с перебоями. У твоих пациентов, которые идут сплошным потоком, холера, малярия, дизентерия, СПИД и ветрянка. Иногда приносят детей. Подбрасывают их по ночам в плетеных корзинах или пластмассовых ведрах. Ты оставляешь себе одного или двух малышей. Тех, кому некуда больше податься.

Теплым октябрьским днем, когда ты идешь по центру города мимо популярного кафе, раздается взрыв, разлетаются осколки стекла, тебя будто накрывает на всей скорости приливная волна чего-то убийственно острого, и ты погибаешь от разорвавшейся самодельной бомбы.

За несколько секунд до взрыва ты шла и думала о том, каким тяжеленьким стал маленький мальчик, которого ты несла на руках, как он поправился за последние несколько месяцев, как от него приятно пахнет орехами и карамелью. Ты крепче прижала его к себе, ступая босиком по горячей утоптанной земле. Как хорошо на улице, когда в воздухе разливается аромат жареных кофейных зерен и апельсинов…

79

Продолжение главы 41

Ты выбираешь «Дом национального развития», где тебе вручают документ на бумаге нежно-оливкового оттенка — направление в Тандерболт, штат Джорджия. Это маленький городок недалеко от Саванны. Клиника — низкое панельное здание с невзрачной вывеской, выкрашенное дешевой розовой краской. Тандерболт известен своими жареными устрицами, «артиллерийским» пуншем и непроглядной, кромешной нищетой. К тебе обращаются с обычными проблемами: воспаленными ушами, поносом, острым фарингитом, простудой, сломанными руками, вывихнутыми лодыжками, венерическими болезнями. Приходят обычные люди. Пьяницы с разбитыми губами, бездомные, боксеры из спортивных залов со сбитыми костяшками пальцев и сломанными, кровоточащими, деформированными от ударов носами. Люди, которых сбило с ног, перекрутило, переехало каким-то гигантским невидимым злонамеренным колесом.

Больше всего тебе жалко детей. Им нужно нечто большее, чем просто медицинская помощь. Им нужны яростные острозубые ангелы, которые вырвали бы их из рук взрослых и спасли бы. У многих детей ожоги и синяки. Их родителям не хватает выдержки, но зато у них много свободного времени. Ты знаешь, кто это делает, и пытаешься не ненавидеть их, хотя это трудно. В основном это матери-одиночки, запутавшиеся и оступившиеся. Возможно, их самих в детстве били, поэтому они таким вот образом борются со своей депрессией, злостью, страхом и жалостью к самим себе.

Здесь все очень дорого. Счета огромны и ничем не компенсируются. Обычная история — социальные службы не уполномочены вмешиваться, полиции наплевать, а если ты начнешь ругаться с матерями, они вообще перестанут приводить к тебе детей.

В этой маленькой унылой блочной клинике проходят твои дни, недели, месяцы. Там тесно, жарко и тоскливо. Ты помогаешь людям, но в твоей жизни нет радости, нет света в конце тоннеля. Ты питаешься бутербродами и пишешь грустные истории с безнадежными сюжетами и клишированными окончаниями. Тебе хочется все это бросить.

Ты пытаешься сосредоточиться на том, чтобы сделать маленький домик, который ты снимаешь, уютным. Красишь стены, зачищаешь полы, покупаешь небольшие очаровательные антикварные безделушки. Ты полностью расписала свой быт. По воскресеньям ты готовишь, по понедельникам занимаешься йогой, по субботам занимаешься домашними делами. Одним субботним июньским днем ты решаешь сходить за продуктами и в химчистку. Это обыкновенный день, ничем не отличающийся от остальных. Но и в обычные дни многое может случиться. И вот в один из таких дней, когда тебе невероятно скучно и ты совершенно уверена, что жизнь не имеет никакого смысла, происходит нечто такое, что приводит тебя в чувство.

Если ты идешь за продуктами, перейди к главе 115.

Если ты идешь в химчистку, перейди к главе 133.

80

Продолжение главы 42

Ты идешь на свидание с врачом. Кто от такого откажется? Во время ужина его зеленые глаза кажутся яркими, как малазийская морская вода. Его губы выглядят особенно желанными, а уж ямочки на щеках так просто чудо. Доктор Эндрю рассказывает тебе, что, когда ему было семь или восемь лет, у него была острая экзема. Все соседские дети дразнили его, никто не хотел с ним дружить. У него была аллергия на животных. Вместо друга у него был плюшевый кролик. «Может, поэтому я и стал врачом, — говорит Эндрю. — Доктор Маршалл был единственным человеком, не считая родственников, кто был добр ко мне».

Ты касаешься его руки, смотришь ему в глаза и смеешься. Он такой милый, такой ранимый — и такой сексуальный! После напитков и десерта вы идете прогуляться по парку. (Кругом полно голубиного помета, но ты стараешься этого не замечать.) Все идеально — ты, он, луна, ночной воздух. Это одно из таких мгновений, которые хочется поймать и запереть под стеклом. Он отвозит тебя домой (на своем новеньком черном «порше») и спрашивает, можно ли ему зайти в гости.

В лунном свете он выглядит бледным и искренним. Прямо герой из романа Джейн Остин. Плохо то, что эта подлая стерва никогда не писала правды. У нее все всегда заканчивается хорошо, а мужчины оказываются добросердечными миллиардерами. Ложь! Женщин обливают грязью, ведро за ведром, а они готовы терпеть. Вот он, твой Дарси, твой Ромео. Ждет твоего ответа. Кто он — мужчина твоей мечты или пройдоха? Так приятно смотреть на него, такого идеального, такого ладно скроенного. Он хочет зайти и заняться с тобой сама знаешь чем бог знает сколько раз. Интересно, если его больно укусить, будет ли от этого только приятнее или это разом разрушит всю идиллию?

Если ты разрешишь Эндрю зайти, перейди к главе 134.

Если ты не разрешишь ему зайти, перейди к главе 135.

81

Продолжение главы 42

Эрик — лопух, но лопух, на которого можно положиться. Он милый и собранный даже в самые суматошные моменты. Ничто не может вывести его из себя — ни пробки на дороге, ни людская глупость, ни чрезвычайные обстоятельства. Когда ты спрашиваешь, что помогает ему сохранять такое спокойствие, ответ тебя шокирует. «Бог», — произносит он. Оказывается, Эрик — христианин, просто он привык не проявлять своих убеждений. Он принадлежит к внеконфессиональной, «отступной» церкви, которая не имеет никакого отношения ни к одной из принятых религий.

Ты ходишь вместе с ним на службы — «собрания», как они их называют. Вместо душных помещений они встречаются в просторном здании пансионата, где есть большие удобные диваны, старинные восточные ковры, антиквариат, столы, красивые лампы и много чашек с кофе. В центре комнаты расположена сцена с усилителями для ритм- и бас-гитар. Их пастор — молодо выглядящий мужчина в джинсах и фланелевой рубашке. «Мы все хотим быть любимыми, — говорит он. — Мы все хотим, чтобы о нас кто-то знал. Бог знает нас, любит нас и принимает нас такими, какие мы есть. Нигде больше не найти такого глубокого понимания нашей сущности — и нигде не найти столь безусловной любви».