перебивал.
– Вероятно, это лучший вариант, – согласился он.
– Может, выкрадем? – жалобно спросила я.
– Смотрю, ты вошла во вкус, зайчишка? – приподнял бровь джинн. – Выкрадем вместе с герцогом? Или вместе с его пальцем? Если он призывает джинна каждый день, наверняка не расстается с перстнем. Не выкрасть, а выманить – единственный способ.
Я со вздохом уронила голову на скрещенные руки.
– Завтра же приступим к делу! – сказал довольный Хафиз. – Пройдемся по трактирам, по рынкам под видом осчастливленных клиентов и станем ждать посетителей.
Домой мы вернулись в сумерках. Я с удивлением заметила, что лачуга выглядит не так жалко, как несколько часов назад. Она будто стряхнула с себя пару десятков лет и помолодела: затянулись трещины на стенах, выправилось крыльцо, на крыше наросла свежая черепица, исчез мусор, грудами лежавший за оградой, да и сама ограда покрылась веселенькой зеленой краской.
– Мы не можем принимать посетителей в развалюхе, – объяснил Хафиз, довольно разглядывая мое вытянувшееся лицо.
– Не нравится мне эта затея, – призналась я, все больше волнуясь. – Меня ищут. А так мы едва ли не указатель со стрелкой установили: «Очень подозрительная магическая активность!»
– В столице подозрительная магическая активность на каждом шагу, хозяюшка. Чего тебе бояться под крылышком двух джиннов? – посмеиваясь, сказал хитрец.
Под крылышком? Я бы это так не назвала! Скорее, я скована цепями договора.
Хафиз посмотрел на небо, на котором выступили первые звезды. Вдохнул носом, будто хотел вобрать в себя все запахи ночи, пусть даже не все из них были приятны.
– Свобода пахнет так сладко, – сказал он. – Настоящее небо. Настоящая ночь. Пойду-ка я еще прогуляюсь, если ты не против, хозяюшка?
Я на всякий случай тронула карман, в котором лежал кувшинчик. Я попросила Редьярда сотворить платье с глубокими карманами: придется всегда носить с собой артефакт.
– Иди, – согласилась я. – Но явись по первому зову.
В сумрачное помещение мы вошли вместе с Яром, и только когда спину между лопаток накрыла горячая ладонь, я поняла, как сглупила, отпустив Хафиза. Да он, хитрец, похоже, не забывал о моем долге перед Редьярдом.
*** 31 ***
Я дернулась от прикосновения, словно от ожога. Бросилась к камину, в котором тлели угли, слабо освещая пространство: вспомнила, что на каминной полке стоит тяжелый подсвечник. Я схватила его и выставила перед собой, как меч.
– Не подходи!
В полумраке трудно было разглядеть лицо джинна, но в его глазах снова мерцало пламя. Он сделал шаг вперед, мягкий, неслышный. Наверное, так приближается к добыче лев. Не торопится, зная, что ей не спастись.
– Ты ведь сказала, что больше не боишься меня? – вкрадчиво произнес Яр.
Я и не боялась. До этого момента. Стоящая в тени сумрачная фигура рождала в моей душе первозданный ужас. Редьярд вернул свой привычный облик – узоры на черном халате переливались золотом и серебром.
Я отодвинулась еще на шаг и храбро сказала:
– Не боюсь!
– Тогда опусти это жалкое оружие и выполни свою часть договора, – сказал Яр, снова сокращая расстояние между нами.
Шаг, еще шаг. Он вынул подсвечник из моих дрожащих пальцев и вернул его на полку. Наклонился. Темные пряди упали на лицо. На нем застыло совершенно нечитаемое выражение. Яр взял обеими руками мою ладонь. Принялся гладить от запястья, дошел до подушечек пальцев. Массировал, нажимая какие-то особые точки, отчего в тело сладкими толчками вливались потоки жара. У меня затряслись колени. Но теперь не от страха – от охватившей тело незнакомой неги.
Я облизала пересохшие губы. Я не в силах была поднять глаза и посмотреть на Яра. Не перенесу, если снова увижу гадкую ухмылочку на его губах, будто он все знает о глупых человеческих девушках.
– Разве страшно? – тихо спросил он. – Разве я делаю тебе больно?
– Н-нет… – прошептала я и, собрав в кулак остатки воли, отняла руку. – Ты меня околдовываешь своей магией. Это нечестно. Это принуждение. Я не хочу…
Яр осторожно приподнял мое лицо за подбородок. Волей-неволей пришлось поглядеть на него. Вспыхнул огонь в камине – подчиняясь ли воле джинна или просто так совпало, не знаю. Алые всполохи легли на смуглое лицо. И я наконец-то увидела. Не злость, не похоть, а… какую-то грусть, перемешанную с нежностью, что ли?
– Договор есть договор, – сказал он. – Нельзя нарушать, иначе это приведет к непредсказуемым последствиям. Ты должна привыкнуть, что каждый день после заката солнца я все равно буду касаться тебя. Так, как сейчас, или так, как захочешь ты, – решать только тебе, Ви…
Каждая частица моей души трепетала от его едва ощутимого прикосновения к моему подбородку. Меня охватили странные, непривычные чувства. Хотелось плакать? Или смеяться?
– Если так, как сейчас… хорошо… Убери уже от меня свою магию! – всхлипнула я, призвав на помощь остатки благоразумия.
– Нет никакой магии, – ответил Яр, и легкая улыбка тронула его губы. – Если не считать магией притяжение тел.
– Нет! Не верю… Я знаю, что тебе нужно от меня!
– Что же?
И снова лукавство в голосе! Как же ты любишь мучить меня!
– Моя невинность! Я слышала ваш разговор с Хафизом! Ты получишь мою невинность и исполнишь свое собственное желание!
Рука Редьярда упала, он помрачнел.
– Все, чего я хочу, я получу и так. Забвение – мое единственное желание. Не помнить. Не существовать. Навеки погрузиться в сон, раз уж смерть мне недоступна… Ты вернешь свою семью и расплавишь браслет – больше мне ничего не нужно.
Он не обманывал, ведь и Хафизу Яр говорил о забвении. Зачем же тогда это условие в сделке? Наверное, сначала Редьярд хотел ощутить свою власть над хозяйкой, отыграться за унижение. А теперь? Яр когда-то был человеком, а людям необходимо обычное человеческое тепло. Прикосновения и объятия.
Видимо, я слишком наивна. Патрик не раз говорил, чтобы я была осторожна и не доверяла всем безоглядно. Особенно коварным джиннам.
Я качнулась вперед и уперлась лбом в плечо Яра. Он вздрогнул, точно я не прикоснулась к нему, а ударила наотмашь, и какое-то время стоял недвижим. Но вот джинн медленно-медленно приподнял ладонь и накрыл ею мою макушку, а вторую положил на плечо – я почти не чувствовала их веса, словно Яр боялся спугнуть меня, если проявит чуть больший напор.
– Ты правда совсем меня не боишься? – спросил он.
Напряжение в голосе выдавало внутреннее волнение.
– Побаиваюсь, – призналась я. – Но, кажется, привыкаю.
*** 32 ***
К утру следующего дня гостиная в доме снова преобразилась. Теперь у камина по обе стороны стояли два кресла, между ними