мастер Верейс мягко направил к выходу перепуганную девушку – будущего бытового мага. Кто-то шел сам, кто-то уводил за собой приятелей. Студенты быстро покидали зал, но пожар разгорался с невероятной скоростью.
Пламя объяло деревянные витрины, огонь лизал стены, полз по потолку. Помещение затянулось сизым дымом. Я не могла поверить, что все это происходит не по-настоящему. Что если джинн снова обманул меня и в пламени могут погибнуть люди?
– Уходи! – крикнула я Питеру. – Уходи! Спасайся!
– Оба на выход! Немедленно! – рявкнул куратор.
Он сжимал в руке кристалл, который из ярко-голубого постепенно становился алым.
– Сейчас сработает противопожарная защита!
Яр велел, чтобы я спряталась, а потом нашла кувшин. Но как спрячешься под пристальным взглядом куратора? Мастер Верейс не уйдет и не бросит нас с Питером в огненном аду.
– Да вы что застыли истуканами! – заорал он. – Соберитесь! Будущие боевые маги!
Он протянул руку, чтобы схватить Питера за шкирку и, вероятно, выкинуть за дверь, как котенка. Но Питер гибко ушел в сторону. Сокрушенно покачал головой, пробормотал:
– Что-то пошло не так.
Вытащил из воздуха дубинку и хорошенько приложил мастера Верейса по голове. После подхватил бесчувственное тело, вытащил за дверь и плотно прикрыл ее.
– Ви, насчет противопожарной защиты он прав – у тебя мало времени.
– А?..
У меня голова шла кругом от происходящего: огонь, дым, дубинка в руках Питера, мастер Верейс, потерявший сознание.
– Питер, что происходит?
Питер приблизился ко мне. Его лицо неуловимо изменилось. Я не сразу поняла, как именно, пока не заметила, что внутри серой радужки глаз пляшут языки пламени. И это вовсе не было отражением огня, бушевавшего вокруг.
– Я не Питер, – сказал он.
*** 27 ***
– Где Питер? – в ужасе закричала я. – Что ты с ним сделал, гад?
Джинн, вернув себе истинный облик, ухмыльнулся краешком рта.
– Его никогда и не было.
Наверное, когда в грудь вонзается огненная пуля, и то болит меньше? Не знаю… К такому коварству я оказалась не готова.
Я ничего не стала говорить, я и дышала-то с трудом. Может, потому, что воздух стал уходить из комнаты, может, из-за чада… Может, из-за того, что правда разбила мне сердце?
Редьярд не терял времени. Он расколотил локтем стекло витрины и ждал, пока я заберу кувшин.
– Ну же, Ви, мне его не взять! Открывай пробку!
Я сделала шаг и остановилась. Как я могу доверять Редьярду? Снова обманет и глазом не моргнет. Что если родителей и Патрика не вернуть, а я трачу время, исполняя желания джинна вместо своих?
Дверь сорвало с петель, градом посыпалась деревянная щепа. Порог перешагнул мастер Верейс. По виску струилась кровь, лицо искажено от гнева.
– Стоять! – крикнул он.
– Кувшин! – рыкнул Яр, в его голосе загрохотал гром. – Сейчас или будет поздно!
Я попятилась, не сводя взгляда с приближающегося куратора.
– Простите меня…
Я опередила боевого мага на долю мгновения. Он протянул руку, призывая артефакт, но я схватила кувшин на лету и выдернула пробку, которая вышла на удивление легко. Краем глаза увидела знакомый силуэт пожилого джинна.
– Перенеси нас в безопасное место!
В ту же секунду запах гари растворился, глаза перестало щипать от едкого дыма, сделалось светлее. Зато завоняло тухлятиной и нечистотами. Мы все трое – я, подлый гад и Хафиз – стояли посередине редкостной халупы. Разве что нищий, оставшись без крыши над головой в осенний дождливый вечер, не побрезговал бы провести здесь ночь.
Окна выбиты, очаг забит мусором, временные жильцы предпочитали разводить огонь прямо на полу, благо пол в халупе оказался земляной. Из мебели – трухлявая софа да колченогий стул, больше годный на растопку.
Потянуло сквозняком, и я, разгоряченная после жара, покрылась мурашками. Тело охватила страшная слабость. Я осела на грязный пол, не дожидаясь, пока потеряю сознание.
– Не дворец, конечно, – сказал Хафиз, – понимаю. Но что же сразу чувств-то лишаться! Дело поправимое!
Вовсе не убогое убранство меня подкосило, а предательство Редьярда. Как он мог? Зачем? Мало ему моих страданий, так он еще решил изощренно поиздеваться? Превратившись в Питера, он заставил меня поверить, будто у меня есть друг. И ведь как играл свою роль! Я вспомнила искреннюю улыбку светловолосого парня, вспомнила, как он нес меня на руках, как подбадривал… Джинн с самого начала все подстроил так, чтобы я почувствовала симпатию к Питеру: сделал его похожим на моего брата, даже имя придумал созвучное.
– За что? – крикнула я.
Из глаз хлынули слезы.
– Что я тебе сделала? Ты мстишь мне, потому что не можешь отомстить воинам, захватившим земли твоего племени? О да! Это делает тебе честь! Так по-мужски – воевать со слабой девчонкой! Я ведь достойный соперник!
Яр оцепенел, застыл на месте, сжав кулаки. Я ждала, что сейчас он, рассвирепев, напустит на меня рой пчел или сотворит бешеную собаку, которая искусает меня до крови. Однако он ничего не делал, стоял и только едва заметно вздрагивал, будто каждая, сказанная мной фраза, была камнем, ударяющим его в грудь.
– Я не… – начал он, но не закончил, тряхнул головой.
– Ах-вах, – насмешливо вмешался Хафиз и постучал себя указательным пальцем по виску. – Вон оно что! Теперь и я знаю. Ловко, мой юный друг. Ты значительно превзошел в коварстве даже меня. Погубить хозяина, используя его необдуманные, алчные желания, – это одно. По капле выдавить жизнь, лишая надежды, и использовать для этого привязанность и любовь – высочайшее мастерство. Мне следует у тебя поучиться!
– Что ты можешь знать о моих чувствах? – зло бросил Яр.
– О твоих – ничего, – хитро улыбнулся раб кувшина. – О ее – все. О том, как она улыбалась Питеру, как трепетно обнимала за шею. Как смотрела. Как хотела поцеловать.
– Замолчи… – простонала я. – Пожалуйста.
– Заткнись! – рявкнул Редьярд.
Он дернул плечами, отвернулся, чтобы не смотреть на меня.
– Как ты только откопал эту дыру? – глухо спросил он, вперив взгляд в ободранную стену. – Девчонка тут загнется, в этом холоде! Она… Ты погляди на нее! В чем душа держится!
Хафиз пожал плечами, мол, уж что смог.
Яр медленно двинулся вдоль стен, приподняв ладони, с которых струилось едва заметное в холодном воздухе марево. В оконных рамах откуда ни возьмись возникли стекла, а сами рамы покрылись свежей краской. Развернулись пышные занавески. Стены затянулись шелковой тканью, сквозь которую проступили картины в золоченых рамах. Софа подтянула искривленную ногу, вытертая материя заменилась новой. Заплясал огонь в очаге. На каминной полке возникли подсвечник и статуэтки. Из воздуха выросло кресло, соткались подушечки и плед. На деревянном