— А деньги, где взять деньги на покупку акварельных красок, не говоря уже про покупку китайских калашей и макарычей? — Раздался неуверенный голос из тусклых, задних рядов.
После этого вопроса стало понятно, что внутренняя оппозиция подняла свою змеиную голову, и будет делать все от неё зависящее, чтобы сорвать планы по скорейшему обретению суверенитета и независимости. Конечно, уж кому-кому, а Егору Моисеевичу известному специалисту по срыванию масок с оскаленных морд мирового империализма и его прислужника мирового сионизма, не впервой было отбивать идеологические атаки на основы. Он был готов к ударам в спину добрых начинаний, но всё равно поморщился:
— Отвечаю на прямой вопрос еще более прямым хуком, э-э-э, т. е. ответом, — Грозно закричал он, напугав разбуженные первые ряда. — Ни твоего собачьего ума дело, срань вонючая, это во-первых, а во-вторых, имеются кое-какие наработки…
Со стороны приятно было наблюдать за филигранной, ювелирной работой настоящего идеолога, по овладеванию умами народных масс, смело смотрящего всему залу в глаза. Впрочем, смелость взгляда основывалась и на том, что его милая женушка, «попка» из ИВС передала своему благоверному неучтенную после изъятия игрушку. Сейчас этот пистолет Макарова гордо висел у него на поясе, к сожалению своими размерами несколько умоляя мужское достоинство… Ну, да, ладно, не будем обращать внимания на эти мелочи… Хотя… Или… Нет, не будем…
— Так их, троцкистов проклятых, — Прочитал по бумажке поднявшийся со второго ряда пацан-синюган, и под ласковым, ободряющим взглядом Моисеича, с ненавистью взглянув ему в глаза, шепеляво просипел. — Да здлавствует, дологой товались Сталин!
— Вот так мы им, по-рабочему ответим, — в духе общих собраний тридцать седьмого года улыбаясь, добавил Кронштейн. — Гарантирую, как всенародно избранный, как гарант будущей конституции (когда её купим, она будет храниться у меня в сейфе) что вы синяки и сявки голодными не останетесь…
После этих, берущих за душу слов, Кронштейн отложил бумажки и с серьёзным, задумчивым видом начал рассуждать о невозможности и безусловном вреде хорошей усвояемости продуктов брожения и перегонки. После чего легко перескочил на националистические лозунги и вместо знакомого с детства каждому жителю необъятной страны «бей жидов — спасай Россию» закричал, далёко выбрасывая сухенький кулачок: «стреляй в Кавказ, убивающий и насилующий наших детей». Закончил политзанятия мудрёными словами, которые достал из нагрудного кармана форменной рубашки: «Ксенофобия и ультранационализм для России — единственный выход в сегодняшних условиях!».
Собравшаяся публика стала испуганно просыпаться и, поняв, что учебные бомбометания силами коммунаров сегодня проводиться не будут, облегченно вздыхала.
Вождь, начавшееся покашливания, расчесывание под мышками и громкое зевание воспринял как ропот негодования, инспирированный той же оппозицией, поэтому, добавив металла в голос, грозно произнес:
— … И главное, ради чего я вас здесь собирал. Если еще раз узнаю, что кто-то из вас сахар с повидлом переводит на изготовление браги, тот будет строго наказан…
Народ проснулся окончательно, но по-прежнему безмолвствовал.
ПЕРСОНАЖ ХАОСА Эпизод № 11
Ветер, проходя через легкие, пробивал на разрыв, воздвигнутые никотиновые заторы.
Ветер. Дорога. Пыль на старых башмаках. С возрастом он становился всё более сентиментальным.
Морщины на шее, руки под головой и вновь музыка из приемника, и сладкий завораживающий дым из него же… Он с детства, которого и не помнил, доставал всех. Поэтому, чтобы доставать людей законно, пытался стать акушером. Жаль, не получилось.
Он стал смотреть на лампу над головой, в который уже раз она перегорает и наступает тьма. В прошлом все было иначе — тьма была ярче, мрак светлее, от него исходил запах земляники. Мир был моложе.
Почему он так устал?
ГЛАВА 32 Борзов. Перестрелка на дороге
Не зря Борзой скалился, делал пальцами неприличные жесты, а голосом произносил матерные слова. Знал он, паскуда, ведал, когда, на каком транспорте и в каком количестве прибудет на его земли привет от Алавердяна. Он даже знал цель прибытия — придать его лютой смерти и предсмертным мучениям. Понятно и без подсказок, армянин посчитал себя безвинно продырявленным и захотел поквитаться. Ну, что ж — Welcome to the Hotel California, впрочем, до отеля они вряд ли доедут.
Подготовка к радушному приёму, хлебосолью и салюту в честь прибывающих было отработано ещё во времена первой криминальной 1990–1993 г.г. войны.
* * *
На трассе, ведущей к Птурску, не доезжая до развилки, с поворотом на Старые Кобели, как и много лет назад появился весёленький и разукрашенный детскими санками и ромашками пост ГАИ-ГИБДД.
Именно на этом посту были остановлены две чёрные пречерные машины, в каждой, если не считать водителей, находилось по четыре чёрных пречёрных «быков-бандитов».
Ряженные гаёвые закричали, засуетились. Давай, шумят на ездунов, повертай взад на штрафную стоянку, мать-перемать и всю родню в душу-передушу — машины числятся в угоне.
У водителя первой машины, нервы оказались покрепче, а интуиция более размашистая (захочешь жить и не то еще будет). Второй водила уже даже поворотник включил. А у первого сомнения с каждой секундой всё крепли, а взгляд становился всё острее. Парнишке очень не понравилась развязная манера стража дорог цедить слова сквозь зубы, наличие голдовых цепей на шее и навороченных гаек на пальцах, чисто конкретно — наподобие братвы, сидящей у него в машине. Кроме цепурок, на нём завис слишком новенький автомат, в дополнение к несуразной шутовской форме.
О том, что это вражеская засада, наблюдательный водитель первой машины, подал тревожный сигнал всем остальным. Сделал он это достаточно своеобразным способом. Выхватив из под руля волыну, через закрытое окно он бабахнул склонившемуся лже-полицаю с большой дороги, точно в лобешник.
Для всех остальных сидящих в машинах, падение переодевашки послужило сигналом к тому, чтобы они не семечки лузгали, а начали доставать стволы и расчехлять дремлющие чувства опасности и самосохранения.
* * *
Когда из придорожных кустов стали расстреливать первую машину, «посланники ада» или алавердянские бандюки из второй тут же влупили из своих помповиков в ответ, да, и тэтэшкам отлежаться в заплечных кобурах не удалось, им также хватило работы. Началась потеха с двух рук.
Нападавшие бандиты не ожидали такой прыти от убиваемых коллег. Да, что ж мы, не понимаем — совсем у них сдали нервы, когда оставшиеся в живых хлопцы, разгоряченные кровью погибших друзей и горячкой боя, ни с того ни с сего, как представители незабываемого племени штрафников — бросились на них в рукопашную атаку.
Борзовские брателы на деле оказались жидкого замеса. Широкий волчий оскал был набит гнилыми зубами. Увидев бегущих в их сторону вооруженных пацанов, которые еще успевали, и стрелять с двух рук, несколько из них, по-собачьи поджав хвосты, дернули на пяту в лесосеку. Двое были затейливо застрелены из их же оружия, а одного, с отдышкой и обмороком, как истинные гуманисты, убивать не стали — захватили в плен.
После нервно закурили. Подсчитали потери и созвонились с Алавердяном. Тот только крякнул, узнав, что из восьми бойцов, не считая водителей, трое убиты наповал, один тяжело ранен, а у остальных были лёгкие ранения. Дал команду операцию сворачивать трупы загрузить в багажник и возвращаться по месту жительства и прописки. А с пленного бандита, пылинки сдувать, холить, лелеять, чтобы ни вирус, ни бацилла по дороге его не настигли — а то и словом перекинуться о грехах наших тяжких, будет не с кем.
* * *
Этого пленного индейца даже бить не надо было. После двух увесистых оплеух его двадцать минут приводили в чувство, отливали водой, пытаясь вывести из состояния глубокого обморока. После чего, он сразу выложил всё. Оказался настоящим подарком судьбы, как источник достоверной, а главное полной информации.
Когда же, устав слушать и записывать густой словесный понос сведений, поинтересовались у пролежавшего почти 10 часов в багажнике борзовского подручного:
— Мил, человек, а звать, величать тебя как?
Тот стушевался, покрылся испариной и попросил косяку пыхнуть, видно, для храбрости. Косячок ему забили, зашнуровали по всем правилам, не забыли и про «пятку». Марыха была высшего сорта, дальневосточная. От неё создавалось эдакое кустисто-ветвистое состояние в душе. Однако, захваченный в плен взял паузу, мусолил из одного угла рта в другой этот окурок… И пока он пытался выиграть время, допросчики опять продолжили курочить его светлое, но пока не названное имя.