Читать интересную книгу "Королевская история медицины: как болели, лечились и умирали знатные дамы - Ирина Александровна Лапина"

самим определять свои отношения при дворе. Он был чрезвычайно невротичным, мятежным, упрямым, возможно, бессильным, почти алкоголиком и, что самое главное, фанатичным поклонником Фридриха II Прусского, прямого врага императрицы Елизаветы. Екатерина же, напротив, была трезвой и амбициозной. Ее ум, гибкость характера и любовь к России позже получили большую поддержку.

Хотя юная прусская принцесса была привезена для рождения наследника русского престола, первые восемь лет их брака прошли без ребенка. Некоторые историки считают, что Петр вообще был бесплоден.

Неудивительно, что отчаянно несчастные в супружеской жизни, Петр и Екатерина завели внебрачные связи. Она стала встречаться с Сергеем Салтыковым, русским офицером, поэтому, когда в 1754 году «привезенная принцесса» родила первенца – сына Павла, – по двору поползли слухи, что его отцом был Салтыков, а не Петр. Сама Екатерина подтверждала этот факт в своих мемуарах-записках, зайдя так далеко, что заявила, что императрица Елизавета была причастна к развитию отношений Екатерины и Салтыкова для рождения ребенка. В то же время современные историки считают, что утверждения Екатерины были просто попыткой дискредитировать Петра в глазах потомков и что он действительно был отцом Павла. Были еще и другие мнения: Салтыков был красив собой, и от него не мог родиться курносый мальчик. Или такое: Екатерина родила мертвого ребенка, которого заменили новорожденным чухонцем из деревни Котлы, расположенной недалеко от Ораниенбаума.

Но вернемся к самому процессу рождения наследника. Великий князь Павел Петрович родился 20 сентября к величайшей радости своей бабушки Елизаветы Петровны и всей России: его рождением обеспечивалось престолонаследие родом Петра Великого. Императрица полностью взяла на себя заботы о его воспитании, фактически отстранив от него мать. Павел, по сути, стал подопечным государства, а в более широком смысле – его собственностью. Елизавета воспитывала его таким, каким, по ее мнению, он должен был быть – истинным наследником и правнуком своего деда, Петра Великого.

Но, как известно, Елизавета отличалась непостоянством характера и вскоре охладела к хлопотам о наследнике, передав его на попечение нянек, заботившихся лишь о том, чтобы ребенок не простудился, не ушибся и не шалил. В раннем детстве мальчика с бурным воображением охотно пугали няни, поэтому впоследствии он всегда боялся темноты, вздрагивал от стука или непонятного шороха, верил в приметы, гадания и сны.

Павел I, отнятый Елизаветой Петровной у матери, стал подопечным государства, а в более широком смысле – его собственностью.

Известно, что Елизавета была очень добра к Павлу, но особыми знаниями и педагогической сноровкой не обладала. Мать ребенка поначалу пыталась спорить, но ее доводы игнорировались. Вот что пишет Екатерина в дневниках о своей беременности: «К моим родам готовили покои, примыкавшие к апартаментам императрицы Елизаветы Петровны и составлявшие часть этих последних. Александр Шувалов повел меня смотреть их; я увидела две комнаты, такие же, как и все в Летнем дворце, скучные, с единственным выходом, плохо отделанные малиновой камкой, почти без мебели и без всяких удобств. Во вторник вечером я легла и проснулась ночью с болями. Я разбудила Владиславову, которая послала за акушеркой, утверждавшей, что я скоро разрешусь. Послали разбудить великого князя (мужа), спавшего у себя в комнате, и графа Александра Шувалова. Он послал к императрице, не замедлившей прийти около двух часов ночи. Я очень страдала; наконец, около полудня следующего дня я разрешилась сыном. Только что спеленали его, как явился по приказанию императрицы духовник ее, нарек ребенку имя Павла, после чего императрица тотчас велела повивальной бабке взять его и нести за собою. Я оставалась на родильной постели, а постель эта помещалась против двери, сквозь которую я видела свет; сзади меня было два больших окна, которые плохо затворялись, а направо и налево от этой постели – две двери, из которых одна выходила в мою уборную, а другая – в комнату Владиславовой. Как только удалилась императрица, великий князь тоже пошел к себе, а также и Шуваловы, и я никого не видела ровно до трех часов. Я много потела; просила Владиславову сменить мне белье, уложить меня в кровать; она мне сказала, что не смеет. Она посылала несколько раз за акушеркой, но та не приходила; я просила пить, но получила тот же ответ. Наконец, после трех часов пришла графиня Шувалова, вся разодетая. Увидев, что я все еще лежу на том же месте, где она меня оставила, она вскрикнула и сказала, что так можно уморить меня. Это было очень утешительно для меня, уже заливавшейся слезами с той минуты, как я разрешилась, и особенно оттого, что я всеми покинута и лежу плохо и неудобно, после тяжелых и мучительных усилий, между плохо затворявшимися дверьми и окнами, причем никто не смел перенести меня на мою постель, которая была в двух шагах, а я сама не в силах была на нее перетащиться. Шувалова тотчас же ушла и послала за акушеркой, последняя явилась полчаса спустя и сказала нам, что императрица была так занята ребенком, что не отпускала ее ни на минуту. Обо мне и не думали. Это забвение или пренебрежение по меньшей мере не были лестны для меня; я в это время умирала от усталости и жажды; наконец, меня положили в мою постель, и я ни души больше не видала во весь день, и даже не посылали осведомиться обо мне. Его Императорское Высочество, со своей стороны, только и делал, что пил с теми, кого находил, а императрица занималась ребенком. В городе и в империи радость по случаю этого события была велика. Со следующего дня я начала чувствовать боль, начиная с бедра, вдоль ляжки и по всей левой ноге; эта боль мешала мне спать, и притом я схватила сильную лихорадку. Несмотря на это, на следующий день мне оказывали почти столько же внимания; я никого не видела, и никто не справлялся о моем здоровье; великий князь, однако, зашел в мою комнату на минуту и удалился, сказав, что не имеет времени оставаться. Я то и дело плакала и стонала в своей постели, одна Владиславова была в моей комнате; в сущности, она меня жалела, но не могла этому помочь».

Следующая встреча с сыном произошла лишь спустя шесть недель, когда Екатерина принимала очистительную молитву. Тогда императрица во второй раз пришла к ней в комнату и велела принести к ней Павла. «Он показался мне очень хорош, – пишет Екатерина, – и вид его несколько развеселил меня, но как скоро молитвы были окончены, императрица тотчас приказала унести его и сама ушла».

Елизавета Петровна и весь двор не стеснялись