— Точно? — Антон приподнимается на локте, с ног до головы окидывает меня изучающим взглядом.
Расплываюсь в глупой улыбке и опускаю взгляд на губы парня. Дыхание перехватывает, во рту образуется пустыня Сахара, напоминая о живительной влаге. И все же мне хочется его поцеловать, ощутить вкус мягких губ, но вместо того, чтобы потянуться к нему, я произношу хрипло: — Пить хочу.
— Я так и думал, — секунда, и передо мной появляется таблетка от головной боли и стакан с водой. — Расскажешь? — заламывает бровь и демонстрирует белоснежную улыбку.
— Тетрадь со стихами, — стыдливо прячу взгляд от невероятно красивых глаз парня.
— Понятно, — Антон кивает и снова ложится рядом со мной. Обнимает и шепчет на ухо: — Поспи еще немного.
17. Алевтина
Две недели спустя
На часах десять.
Десять вечера.
Дома я одна.
Где находится Антон, я не знаю, он не докладывает мне о своих личных планах. Хорошо, если предупреждает о времени, когда планирует вернуться домой. Конечно, оно не всегда совпадает с тем временем, про которое он ранее говорил, но уже хоть что.
— Ну, где тебя носит? — психую, дергая рукав платья и ступая вперед.
В сотый, а может, и в тысячный раз я иду навстречу окну, затем разворачиваюсь и направляюсь в обратную сторону. К пустой стене. Два часа, как моя душа обессиленно мечется из угла в угол, она, как и я, не находит покоя. Чувствую себя канатоходцем, под ногами которого огромная, непроглядная пропасть. Каждый шаг словно по острию ножа. От ощущения скоропостижного внутреннего краха меня трясет, и чувство, что я вот-вот упаду, усиливается стократно.
А ведь он так и не сказал, что любит.
Да и я не спросила.
Струсила, как всегда.
— Аль, успокойся, — разговор собой не приводит к душевному равновесию, но я упрямо продолжаю себя утешать. — Он просто в очередной раз задержался и забыл предупредить. Это же Антон, для него группа превыше всего.
И вообще, мне нельзя нервничать, я только не давно вылечилась, мысленно утешаю себя.
Кстати, об этом. Я настолько невезучий человек, что после неудачного похода в логово гиен умудрилась свалиться с температурой и больным горлом аж на целых две недели. Все началось ночью, когда я проснулась от головной боли. Мне было так плохо, хотелось только пить и спать. Утром ничего не изменилось, хотя нет — стало хуже. К сонливости и ломоте во всем теле прибавилось больное горло и сопли по колено. Изюминкой моего дебильного поступка стала лодыжка, которая требовала к себе особого внимания.
— Да ты не Аля, ты тридцать три несчастья, — сказал тогда Антон и добродушно усмехнулся.
Как ни странно, но он оказался прав.
Знакомство с ним стало незабываемым. Антон сыграл яркую роль в моей тусклой, ничем не примечательной жизни. И если в самом начале я посчитала его актером одного эпизода, когда он запоминается зрителям по единственному, но очень яркому и динамичному кинофильму, но уже сейчас смело могу заявить, как оказалась неправа. Для меня Антон многогранный актер, сыгравший небольшие, порой эпизодические роли, но во множестве кинолент.
За эти две недели я увидела, каким он может быть разным.
Забота и сопереживание стояли в его глазах первую неделю моего лежания на диване. Он наотрез отказался от моей помощи, взял уборку и готовку в свои сильные руки. Когда я читала в интернете, что мужчины готовят лучше женщин, на мгновенье засомневалась в данном факте. Мало ли что могут написать в сети.
Как же я ошибалась… Потому что это превосходно, просто восхитительно!
После первой порции куриного бульона, любезно приготовленного для меня, я окончательно убедилась, что мужчины шеф-повара не зря носят это звание и являются владельцами самых лучших ресторанов мира.
Пока я болела и заглатывала таблетки каждые два часа, Антон веселил меня. Вместе мы смотрели фильмы разных жанров, играли в настольные игры и злись, когда кто-то выигрывал или, еще хуже, поддавался.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я до безумия полюбила наши вечера и пока что не готова была с ними расставаться.
Антон часто играл для меня на гитаре. Доставал свой блокнот с текстами песен и пел ту, которую я выбирала наобум. Открывала первую попавшуюся страницу и наслаждалась тихим голосом парня. Он пел восхитительно! Его эмоции, его чувства передавались мне, умноженные вдвое, и я понимала, какой он настоящий.
Если вдруг мир рухнет, если вдруг исчезнет все живое и останется только он и музыка — он выживет. Потому что музыка и есть его жизнь. Она часть его. Порой мне кажется, что она его сердце. Он жив благодаря ей.
— Почему юридический? — поинтересовалась я тогда, не имел больше сил молчать.
— Семейный бизнес.
Я ждала, что он скажет что-то еще, но он молчал. Смотрел на меня, слегка прищурив глаза, и молчал.
С того дня прошло шесть дней. На часах одиннадцатый час ночи, а его все нет. От обиды до боли прикусываю губы, прищуриваюсь и бросаю злобный взгляд на телефон. Идея позвонить ему и потребовать немедленно прийти домой появилась в моей голове час назад. И только мысль о том, что я не до конца выздоровела и во мне, скорее всего, говорит болезнь, потому что все это время она то и дело орала «хочу то», «хочу это», не дала совершить очередной безумный поступок.
Обидевшись на весь мир и, конечно же, на то, какая я все-таки идиотка, сажусь на диван и впиваюсь взглядом в телевизор. Очередная мелодрама с предсказуемой концовкой вызывает жалость и брезгливость. Сопли, в которые верит большая часть населения, настолько нереалистичны и глупы, что возникает желание выключить телевизор. Только бы пульт найти, который еще в обед запропастился куда-то.
В голове по кругу, слово пес за хвостом, крутится мысль: ну почему в фильмах все так хорошо? Почему там любовь проносится сквозь годы, герои встречаются и по щелчку снова влюбляются.
А у меня не пойми что.
Горько всхлипнув, стираю дорожки слез с лица. За время проживания в его квартире я начала терять себя, забывать о своих интересах и планах на жизнь, которые раньше были превыше всего. Я настолько увязла в нем, что ни разу не вспомнила о поиске комнаты для себя. Выдумала любовь до гроба, совершенно забыв спросить, а ему эта любовь нужна вообще?
Да, Антон как-то обмолвился, что я нравлюсь ему, при этом ни разу не заикнулся о любви. Только вот нравиться и любить — это две разные вещи. Как черное и белое. Нравится — перенравится, из-за этого никто не станет петь под окнами баллады о вечной любви и клятвенно обещать, что всегда будет рядом.
Он не любит, ему просто «нравится».
Это я дура придумала то, чего в помине не существует.
Теперь не знаю, что делать и с чего, собственно, стоит начинать. Сегодня две недели, как я нахожусь в чужой квартире на птичьих правах и в любой момент могу из нее вылететь. А ведь у меня даже нет запасного гнезда. Я просто плюнула на все и не позаботилась об этом.
Так, ладно. Пора брать жизнь в свои руки и начать продумывать план под кодовым название «отступление-выселение-заселение». Завтра же позвоню на работу и закрою больничный, возьму дополнительные смены и займусь поиском комнаты.
Но это будет завтра, а сейчас…
— У меня жизнь рушится, а он шляешься где-то, — ворчу, слабо сжимая подол платья.
Кто бы знал, как ожидание нервирует. Съедает изнутри маленькими чайными ложечкам и доводит до того, что я начинаю сомневаться, а правильно ли собираюсь поступить? Может, стоит для начала поговорить с ним, а потом уже предпринимать какие-либо действия?
В лирическую мелодию сопливого фильма врезается нехарактерный для момента щелчок дверного замка. Подскакиваю и сломя голову несусь в коридор, напрочь забывая, о чем думала ранее. Открываю рот, чтобы спросить, почему так долго, но Антон прерывает меня взмахом руки.
— Потом, Аль, потом, — опустив голову разувается и скрывается в ванной.