Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В тот же понедельник в Переделкино состоялась панихида по Лиле Брик. Луи Арагон из Франции приехать не сумел, зато пришло множество других друзей покойной. Вот как вспоминает об этом драматург Л. Зорин:
«У гроба толпились разные люди, почти не стыкующиеся друг с другом. Подтянутый, респектабельный Симонов выступил не то от себя, не то от советской литературы. Он заверил, что «никому не удастся оторвать от Маяковского Брик». Добавил, что «эти попытки смешны». С ним рядом неподвижно стоял редковолосый худой человек, полуседой, в серебристой щетине, с остановившимися глазами. Он страстно крикнул: «Сестра моя! Друг мой! Никто на земле, кроме тебя, не смог возвратить мне свободу, ты вырвала меня из застенков, вернула меня мирозданию, жизни!» Я узнал его. Это был Параджанов…
Поднятую Параджановым тему продолжила хрупкая Рита Райт. «Если бы все, — сказала она, — кому помогла ты, сюда пришли, то им бы не хватило здесь места». Ее поддержала одетая в черное, совсем незнакомая мне старуха. Объяснили, что это Шевардина, первая любовь Маяковского, которая вошла в его жизнь еще до встречи с Марией Филипповой, впоследствии увековеченной в «Облаке». Судьба Шевардиной была черной — она просидела семнадцать лет, вернулась в пустой, равнодушный мир. Лиля Юрьевна ее нашла и пригрела.
Шкловский, сидевший у гроба безмолвно, крикнул высоким рыдающим голосом, с трудом выталкивая слова: «Маяковского… великого поэта… убили! Убили после его смерти! Его разрубили на цитаты! Но… из сердца… никто…» Тут он замолк…»
Спустя несколько часов тело Лили Брик кремировали в том же самом крематории, где огню был предан Владимир Маяковский. С последним надгробным словом к покойной обратились поэтесса Маргарита Алигер и кинорежиссер Александр Зархи. Затем, согласно завещанию покойной, ее прах был развеян в поле неподалеку от одного из самых живописных мест Подмосковья — старинного Звенигорода. Позднее там будет установлен камень с выбитыми на нем инициалами: ЛЮБ.
8 августа на родину возвратилась советская делегация, участвовавшая во Всемирном фестивале молодежи и студентов на Кубе. Не успели члены делегации разъехаться из аэропорта по домам, как по городу с быстротой молнии полетели разного рода слухи о том, как посланцы великой страны вели себя на острове Свободы. Один из самых душераздирающих слухов касался певицы Ирины Понаровской. Молва утверждала, что певица предалась на фестивале распутной любви с одним известным советским артистом, причем сексом они занимались прямо на пляже. Естественно, их застукали и приняли соответствующие меры. Понаровскую немедленно выслали домой, а с наказанием в отношении ее пляжного партнера решили повременить, поскольку на нем держался финальный концерт советской делегации. Понаровская отправилась домой не самолетом, а на теплоходе, и якобы умудрилась учудить и там. Выпив лишнего, она упала в бассейн и была извлечена оттуда членами команды. Между тем слух не имел под собой никакой реальной основы: Понаровская весь фестиваль пробыла в Гаване, ни в каких сексуальных оргиях не участвовала и домой вернулась вместе со всеми — то бишь на самолете. Но времена тогда были такие, что только слухами наш народ и кормился.
Кинорежиссер Владимир Меньшов продолжает подготовку к съемкам своего знаменитого фильма «Москва слезам не верит». В самом разгаре подготовительный период, во время которого идет интенсивный поиск актеров на главные и второстепенные роли. Исполнителей на главные женские роли Меньшов уже подобрал, хотя далось ему это, как мы помним, нелегко. В течение двух месяцев перед его взором прошла целая вереница актрис, среди которых были как безвестные, так и самые именитые. Например, на роль Людмилы пробовались такие звезды советского кино, как Валентина Титова, Людмила Савельева, Жанна Болотова, на роль Катерины — Ирина Купченко, Тамара Семина, Алла Ларионова, на роль Алевтины — Галина Польских, Людмила Зайцева. Но в итоге на эти роли были выбраны актрисы куда менее именитые: Вера Алентова (Катерина), Ирина Муравьева (Людмила), Раиса Рязанова (Алевтина).
Еще более тяжелыми оказались поиски исполнителей мужских ролей. Там тоже выбор был огромный, в пробах участвовали такие звезды, как Олег Видов, Евгений Жариков, Владимир Ивашов, Лев Прыгунов и другие. И опять Меньшов отдал предпочтение актерам нераскрученным: Борис Сморчков был утвержден на роль Николая, мужа Алевтины, Юрий Васильев — на роль обольстителя Рачкова. Александр Фатюшин — на роль хоккеиста Турина. Но дольше всех искали главного персонажа — Гогу. На него пробовались Анатолий Кузнецов, Леонид Дьячков, Анатолий Васильев, Владимир Меньшов и другие. Больше всех худсовет удовлетворил актер Театра Ленсовета Леонид Дьячков. Сам Меньшов, у которого голова уже опухла от этих проблем, тоже согласился с этой кандидатурой. Как вдруг случилось неожиданное. Вечером того же дня по телевидению был показан фильм Иосифа Хейфица «Дорогой мой человек» (4-я программа, 21.30). И хотя фильм этот Меньшов видел неоднократно, но ни разу ему в голову не пришла мысль, что исполнитель главной роли в нем — Алексей Баталов — может иметь что-то общее с его Гогой. Он даже на пробы этого актера ни разу не вызывал. А тут бац — и Меньшова озарило. И уже на следующий день Баталов был оповещен о том, что его приглашают для проб в меньшовскую картину. И хотя прежняя кандидатура на эту роль — Леонид Дьячков — будет еще какое-то время устраивать худсовет, сам Меньшов будет иметь иное мнение: только Алексей Баталов.
12 августа на столичном стадионе «Торпедо», в присутствии 22 тысяч зрителей, состоялся финальный матч на Кубок СССР по футболу между двумя украинскими командами: киевским «Динамо» и донецким «Шахтером». Как и положено кубковой игре, она прошла в острой борьбе. Первыми успеха добились посланцы Донецка. Их «золотая голова» (еще его называли «золотой лысиной») Виталий Старухин точным ударом своей уникальной головы отправил мяч в ворота киевлян. Случилось это на 15-й минуте. И в течение последующих 40 минут как ни старались киевляне отыграться, у них ничего не получалось. Но, как говорится, капля камень точит. На 55-й минуте одна из очередных атак на ворота «Шахтера» закончилась голом — мяч забил вездесущий Олег Блохин. С таким счетом закончилось основное время игры, после чего было назначено дополнительное. Однако оно закончилось, едва успев начаться: уже на второй минуте все тот же Блохин дальним ударом поставил точку в этом поединке. Кубок уехал в Киев.
Миллионы болельщиков наблюдали за этим поединком по телевизору, а вот популярный композитор и певец Евгений Мартынов, который был страстным болельщиком «Шахтера» (он был родом из Донецка), вынужден был следить за ним по радиотрансляции, да еще летя в самолете (он возвращался из США). Вот как об этом вспоминает один из его коллег, который летел в том же самолете:
«В кабине пилотов был радиоприемник, и мы с Женей несколько раз заходили туда и справлялись о счете. Наконец нам сказали, что «Маяк» передал: после первого тайма «Шахтер» ведет 1:0. Жене — как бальзам на душу! Решили даже по такому поводу глотнуть немного с бортпроводницами. После этого чуть-чуть прикорнули и проснулись, когда самолет уже выруливал на посадку. Едва приземлились, Женька сразу в пилотскую: «Как там «Шахтер»?» Ответ был для него подобен нокдауну: «Проиграл 1:2.» Слезы потекли по щекам, как у ребенка, словно случилось что-то совсем страшное или невмоготу обидное. Элла (невеста композитора. — Ф. Р.), приехавшая в аэропорт его встречать, даже перепугалась, увидев Женю, выводимого в неописуемом горе из самолета! Притом все уже вышли, а мы со стюардессами и пилотами его еще несколько минут успокаивали. А Элка-то сама киевлянка и, услыхав о причине мужских слез, сразу своего жениха на место поставила: «Играл бы хорошо твой «Шахтер», так мне бы, может быть, пришлось плакать из-за проигрыша «Динамо». А если он почти сам себе голы забивает, то хоть болей за него, хоть пой для него, хоть плачь — все без толку!..»
Леонид Брежнев тем временем находится в Крыму, где совмещает отдых с деловыми встречами с лидерами социалистических стран. Так, 14 августа Брежнев принимал у себя болгарского руководителя Тодора Живкова. Во время встречи были обсуждены несколько проблем сотрудничества между двумя странами, о которых потом было сообщено в газетах. Но одна тема осталась за скобками газетных передовиц. Речь идет о помощи КГБ болгарским спецслужбам в деле физического устранения видного болгарского диссидента Георгия Маркова, который окопался в Лондоне и работал на Би-би-си. Как мы помним, некоторое время назад болгары обратились к советским чекистам с просьбой о такой помощи, на что Андропов поначалу хотел ответить отказом. Но потом, под давлением своих коллег, согласился помочь болгарам, но только технически, не участвуя конкретно в покушении. В итоге в Софию отправились посланцы КГБ: некто Голубев и один из технических специалистов, которые должны были обучить болгар практическому использованию специальных ядов, не оставляющих следов после убийства. Действие яда было опробовано на лошади: миллиграммовая доза свалила животное. Однако болгарам этого показалось мало, и они решили приблизить эксперимент к реалиям дня. Они испытали действие яда на одном из заключенных, приговоренных к смерти. Причем опыт провели, моделируя реальную обстановку. Сотрудник МВД подошел к смертнику на расстояние около метра и произвел бесшумный выстрел из вмонтированного в зонтик механизма. Заключенный вздрогнул, как от укуса пчелы, и дико закричал — видимо, он понял, что с ним на самом деле произошло. Однако кричал он напрасно: дни шли за днями, а яд на него не действовал. Болгары заволновались и стали предъявлять претензии советским специалистам: дескать, яд — бракованный, лошадь берет, а человека нет. Голубеву пришлось срочно возвращаться в Москву для дополнительных консультаций со своими коллегами из 12-го оперативно-технического управления КГБ. Те, выслушав его рассказ, предложили альтернативный способ покушения: смазать ручку двери автомобиля специальным составом, вызывающим инфаркт у прикоснувшегося к ручке через день-два. Однако болгары отказались от такого способа, сочтя его опасным — ведь к ручке мог прикоснуться не только Марков, а, к примеру, кто-то из его близких или друзей. Тогда решено было вернуться к первоначальному варианту — выстрелу из зонтика. Доза яда была увеличена, и Голубев вернулся в Софию для дальнейшего инструктажа. До устранения Маркова оставалось меньше месяца.