охота!
– Я сейчас мужика твоего сюда пришлю, – пообещал Эркин, забирая у Жени куртку и пробираясь между корытами к выходу.
– Да на хрен он ей нужен, когда ты здесь?!
– Свой всегда под боком, а…!
– А у чужого…!
– Ага, в чужой миске каша гуще!
– А у чужого мужика больше и твёрже!
Тут грудастая завернула такое, что Эркин не выдержал. Он обернулся, увидел смущённую, покрасневшую до слёз Женю и быстро, сам не ожидая от себя такого, притянул её к себе, зажал ей уши своими ладонями и ответил одной из длинных английских фраз, какими спальники переругивались со спальницами.
После секундной паузы – не все настолько знали английский – прачечная заорала и завизжала так, что Эркину стало ясно: победа за ним! Он отпустил Женю и выскочил наружу. Натянул на разгорячённое тело куртку и побежал. Сейчас главное – не стоять. Зимним ветром прохватит по мокрому телу – не миновать Пустыря, а то и Оврага. Сейчас к себе, растереться…
Он влетел в свою комнату, быстро, ни на что не глядя, бросил на вешалку куртку, стянул рубашку и крепко растёрся насухо полотенцем. И уже спокойно, удовлетворённо ощущая, как горит на спине и плечах кожа, повесил и расправил полотенце, пощупал брошенную на кровать рубашку. Нет, не мокрая, так… даже не сырая, на теле высохнет. Он оделся и, уже застёгивая пуговицы, увидел, что не один.
На пустой кровати у окна сидел… чужой. Вернее… нет, ни в одежде – самая обычная синяя в чёрную клетку рубашка, обычные тёмные брюки, ботинки, ни в позе – сидит на кровати, уперев локти в колени, а подбородок в сплетённые пальцы, ни во внешности – продолговатое лицо, серо-голубые чуть прищуренные глаза, будто припорошенные серой пылью коротко подстриженные волосы, мягкое лицо, хотя видно, что недавно худым был, голодал, наверное, что тоже обычно, – во всём этом не было ничего необычного, но Эркин насторожился. И почему этот… всё-таки чужак матрац развернул, а бельё и одеяло не тронул. И куртка не на вешалке, а лежит рядом, кожаная, на меху, с блестящими молниями застёжек. Не по лагерю куртка.
– Здравствуй, – сказал по-русски мужчина. – Ты Эркин Мороз?
– Здравствуйте, сэр, – почему-то Эркин ответил по-английски и назвал чужака сэром, как никого в лагере не называл, если не считать тот случай с лейтенантом.
– Ты хочешь говорить по-английски? – удивился мужчина.
Эркин неопределённо повёл плечами и сел на свою кровать.
– Ну, как тебе удобнее, – кивнул мужчина.
Если он ждал вопроса от Эркина, то ждать бы ему пришлось долго. Нет, конечно, самый первый и естественный вопрос: «Ты что, новенький?» – так и вертелся на языке, но Эркин упрямо молчал. И мужчина начал первым.
– Меня зовут Никлас, – заговорил он по-английски. – Мне надо поговорить с тобой. Я, – он улыбнулся, – специально приехал.
Эркин не ответил на его улыбку. После шуток в прачечной, после того, как он понял, что Женя простила его, ощутил, что его руки не противны ей, после утренней прогулки, было так трудно держать лицо неподвижным, но ему приходилось справляться и не с таким.
– Ты не хочешь говорить? – опять улыбнулся Никлас. – Не доверяешь мне? Или всем белым?
Улыбка у него не злая, мягкая, но Эркин не верил ей. В комнате установилось молчание. И почему-то не было ни Грега, ни Романа, ну, Фёдор с утра ушёл в город, Ив, наверное, гуляет с Призом за забором, а эти-то где? Обычно после обеда они до ужина спят или так лежат.
Резким рывком распахнулась дверь, и на пороге встал Ив, крепко держа за ошейник Приза, молча дыбящего шерсть на загривке. По лицу Никласа скользнули, мгновенно сменив друг друга, удивление и узнавание.
– Мороз… Эркин, – Ив тяжело дышал, как после бега, – пока не предъявлен ордер и не открыт протокол, ты имеешь право молчать. И право на адвоката всегда за тобой.
– На кого?! – Эркин изумлённо повернулся к Иву. – Ты о чём?
– Допрос, – Ив перевёл дыхание, – проведённый с нарушением процедуры, без ордера…
– Не надо, – остановил Ива Никлас. – Не надо демонстрировать свою эрудицию, сейчас это неуместно. И успокойте собаку. Мне бы не хотелось открывать здесь стрельбу.
– Вам же я нужен, а не он, – ответил, словно не услышав его, Ив. – Ну, так берите меня, а его оставьте в покое.
– Молодой человек, – голос Никласа спокоен, и сидит он неподвижно, но глаза Приза наливаются кровью, а из горла рвётся тихое глухое рычание, – предоставьте мне решать, кто мне нужен, а кто нет. Вы мне как раз не нужны. Хотя с вашим отцом я бы побеседовал. Не скажу, что с удовольствием, но с интересом.
– Вы… – Ив слегка потянул за ошейник, и Приз сел у его ног. – Вы узнали меня?
– Так же, как и вы меня. А теперь…
Возникший в дверях комендант мягким толчком отодвинул Ива.
– Я ж сказал, – комендант тоже говорил по-английски, – не дадут вам нормально побеседовать. Каждый всё сам знает и понимает, и лезет… куда его совсем не просили, – последнее явно предназначалось Иву. – Идите в канцелярию. Туда уж никто не влезет.
Никлас кивнул и легко встал, надев куртку.
– Хорошо. Мы перейдём в канцелярию. Или, – он посмотрел на Эркина, – или предпочитаете остаться здесь?
Их глаза встретились, и Эркин с усилием стряхнул с себя наваждение.
– У меня есть выбор, сэр?
– Молодец, – искренне сказал Никлас по-русски. – Пошли.
Эркин встал, снял с вешалки куртку. Проходя мимо Ива, будто оступился, коснувшись своим плечом его плеча, и вышел в коридор, не оглянувшись.
Все двери открыты. В коридор никто не выходит, но, сидя на кроватях, молча провожают взглядами. «Как в распределителе», – подумал Эркин. Только что решёток нет. И с тем же молчаливым пристальным вниманием рассматривали шедшего следом Никласа.
Комендант укоризненно посмотрел на Ива.
– Ну, взбаламутил и доволен? Сиди теперь здесь и не рыпайся. Сам вляпаешься и всех туда же потянешь, – и ушёл.
Ив отпустил Приза и сел на свою кровать, обхватил голову руками. Приз сел рядом, положил голову ему на колени и замер.
И во дворе были люди. И тоже молча смотрели на них. Эркин быстро незаметно огляделся, не увидел Жени и перевёл дыхание. Лучше, чтоб она не видела. Чёрт, как всё было хорошо и вот… опять.
В канцелярии Эркин не бывал с того самого первого дня. Всё как тогда, только нет ни особиста, ни девушек-секретарш.
– Проходи, – Эркин не обернулся. Ни на эту привычную команду, ни на следующую, достаточно странную: – Садись, где хочешь.
Нет, его на это не купишь. Допрос есть допрос.