Читать интересную книгу Сердце дыбом - Борис Виан

— Какая же?

— Нужно ли им вообще укрытие?

Клемантина пожала плечами:

— Разумеется, нужно. Я целыми днями умираю от беспокойства, все думаю, как бы с ними чего не случилось.

— Употребление сослагательного наклонения, — заметил Жакмор, — чаще всего — свидетельство нашего бессилия… или наших амбиций.

— Бросьте вы свои дурацкие разглагольствования. Будьте хоть раз нормальным человеком.

— Послушайте меня, — настаивал Жакмор, — не делайте этого, очень вас прошу.

— Но почему? — допытывалась Клемантина. — Объясните почему?!

— Вы не поймете… — прошептал Жакмор.

Выдать их тайну он не посмел. Пусть хоть это им останется.

— По-моему, мне виднее, чем кому бы то ни было, что им нужно, а что нет.

— Нет. Им самим виднее.

— Ерунда, — отрезала Клемантина. — Они каждую минуту подвергаются опасности, как и любые другие дети.

— У них есть такие средства защиты, каких нет у вас.

— В конце концов, вы не любите их так, как люблю я, и не можете понять, что я чувствую.

Жакмор замялся.

— Это естественно, — сказал он наконец. — Я и не могу их так любить.

— Только мать поймет меня, — сказала Клемантина.

— Но птицы в клетках умирают.

— Ничего подобного. Отлично живут. Более того, только так им можно обеспечить все условия.

— Что ж, — сказал Жакмор. — Видно, ничего не поделаешь. — Он встал. — Мне остается только попрощаться с вами. Возможно, мы больше не увидимся.

— Когда дети пообвыкнутся, — сказала Клемантина, — я, может быть, смогу изредка наведываться в деревню. Решительно не понимаю, что вы имеете против моего плана, раз сами собираетесь практически так же запереться.

— Да, но я запираю себя, а не других.

— Я и мои дети — одно целое, — сказала Клемантина. — Ведь я так люблю их!

— У вас странные взгляды на жизнь, — заметил Жакмор.

— По-моему, это у вас странные взгляды. А у меня нормальные. Для меня жизнь — это дети.

— Не совсем так. Скорее, вы хотели бы сами заменить им всю жизнь. То есть уничтожить все вокруг.

Он вышел из комнаты. Клемантина смотрела ему вслед. «Какой у него несчастный вид, — думала она, — должно быть, ему не хватало материнской заботы».

29

15 маюля

Три желтые луны, по штуке на брата, смотрели в окно и строили им рожи. Мальчуганы, в ночных рубашках, забрались все втроем в постель Ситроена, откуда было лучше видно. Около кровати три ручных медведя водили хоровод и тихонько, чтобы не разбудить Клемантину, пели рачью колыбельную. Ситроен сидел посередине, между Ноэлем и Жоэлем, и напряженно думал. Он что-то прятал в сжатых ладонях.

— Я ищу слово, — сказал он братьям. — Слово, которое начинается с… — И перебил сам себя: — Ага! Нашел!

Он, не разнимая, поднес руки ко рту и что-то прошептал. А потом выложил на одеяло то, что зажимал в ладонях. Это оказался маленький кузнечик белого цвета.

Тут же подбежали и взгромоздились рядышком три медведя.

— Подвиньтесь, — сказал Жоэль, — ничего не видно.

Медведи отодвинулись к задней спинке кровати. А кузнечик поклонился и принялся выделывать акробатические номера. Дети бурно восторгались.

Однако кузнечик скоро утомился, послал зрителям воздушный поцелуй, высоко подскочил и не вернулся.

Никто этому особенно не огорчился. Ситроен, подняв палец, важно произнес:

— Я еще кое-что знаю! Если найдешь в звериной шерсти блоху, надо, чтоб она тебя куснула три раза.

— И что тогда? — спросил Ноэль.

— Тогда, — ответил Ситроен, — станешь маленьким-маленьким.

— Таким, чтоб пролезать под двери?

— Запросто. Можешь сам стать величиной с блоху.

Медведям тоже стало интересно, они подошли поближе и в один голос спросили:

— А если произнесешь волшебные слова задом-наперед, то станешь большим-большим?

— Нет, — сказал Ситроен. — Да вы и так ничего себе. Если хотите, я могу сделать так, чтобы у вас выросли обезьяньи хвосты.

— Нет уж, спасибо! — сказал медведь Жоэля.

Медведь Ноэля тоже отказался наотрез. Третий был не столь категоричен и обещал подумать.

Ноэль зевнул.

— Я хочу спать, — сказал он. — И иду в свою постель.

— Я тоже, — сказал Жоэль.

Через пару минут оба уже спали. А Ситроен, оставшись один, глядел на растопыренные пальцы и щурился. Когда он мигал определенным образом, на руках отрастали два лишних пальца. Надо будет завтра научить братцев.

30

16 маюля

Мальчонке, ученику кузнеца, было одиннадцать лет. Звали его Андре. Он, надрываясь, тянул надетую через плечо кожаную лямку. Вторую лямку тянула собака. Сам кузнец с напарником спокойно шли позади и только иногда, на особо крутых подъемах, слегка подталкивали тележку, осыпая при этом Андре отборной бранью.

Плечо отчаянно болело, но мальчика воодушевляла перспектива попасть за ворота большого дома на горе, и он тянул что есть сил. Вот уже поравнялись с последними домами деревни.

Старая лодка Хвулы скользила по красной речке. Андре вгляделся. Лодочник был другой. Чудаковатый тип, тоже одетый в лохмотья, но с приметной рыжей бородой. Лодка плыла по течению, а он сидел, скорчившись и неподвижно уставившись на вязкую гладь воды. Кузнец с напарником добродушно послали ему парочку ругательств.

Груженная железными решетками тележка была страшно тяжелой. Еще бы — огромные решетки, сваренные из толстенных прутьев, места сварки отливали синевой. Это была уже пятая, последняя поездка. Предыдущие четыре раза он разгружал тележку перед воротами, а заносили поклажу внутрь другие ученики. Теперь Андре тоже войдет и будет курсировать между домом и деревней, если кузнецу понадобится что-нибудь еще.

Как он ни спешил, дорога стелилась под ногами нескончаемой серой лентой. Колеса натужно скрипели, тележка подпрыгивала на ухабах и колдобинах. День был беспросветно-хмурый, солнце даже не выглядывало, хотя не предвиделось и дождя.

Кузнец шел не торопясь, руки в карманах, и бодро насвистывал.

Андре дрожал от нетерпения в своей упряжке. Ему хотелось превратиться в лошадь, чтобы идти быстрее.

Он поднажал еще. Сердце чуть не выскакивало из груди.

Вот наконец последний поворот. Высокая стена парка. И ворота.

Тележка остановилась. Андре хотел уже развернуть и вкатить ее в парк, но кузнец сказал:

— Оставайся здесь и жди. — И с издевкой добавил: — Мы довезем вдвоем. Ты ведь, наверно, устал.

В довершение же, недовольный тем, что мальчишка не слишком проворно выпрягается из лямки, хорошенько пнул его ногой. Андре вскрикнул от боли и прижался в ограде, заслоняя руками голову. Кузнец густо расхохотался, без труда вкатил тележку в ворота и захлопнул их за собой. Сначала Андре слышал, как скрипят колеса по гравию, но скоро скрип затих вдали, и только листья увивавшего стену плюща трепетали под ветром. Андре всхлипнул, утер глаза, сел на землю и принялся ждать.

Проснулся он от крепкого удара в бок и мигом вскочил. Уже смеркалось. Перед ним стоял хозяин и насмешливо смотрел на него:

— Небось охота войти, а?

Спросонья Андре не успел ответить.

— Так поди принеси мне большую кувалду, я ее оставил в комнате.

— Где? — спросил Андре.

— А ну, живо! — рявкнул кузнец, замахиваясь.

Мальчугана как ветром сдуло. Как ни хотелось ему посмотреть парк, ноги сами несли прямиком к дому. У него осталось смутное впечатление какого-то большого пустыря, тем более мрачного, что его не освещало солнце. Наконец он подбежал к крыльцу и тут застыл, скованный робостью. Однако хозяин велел, значит, надо войти и взять его кувалду. Андре взошел на крыльцо.

Из окон большой комнаты через открытые ставни лился на ступеньки яркий свет. Дверь была незаперта. Андре несмело постучался.

— Войдите! — произнес приятный голос.

Он вошел. И увидел рослую даму в красивом платье. Она серьезно, не улыбаясь, смотрела на него. Смотрела так, что у него защипало в горле.

— Хозяин забыл свою кувалду, — проговорил Андре, — и послал меня за ней.

— Что ж, бери, только поскорее, — сказала дама.

Он пошарил глазами: в комнате совсем не было мебели, но в дальнем конце стояли три клетки. Рассчитанные на невысокого человека. Сквозь густую решетку было плохо видно, но кто-то явно шевелился за ней. В каждой клетке стояло по кроватке, по креслу и по маленькому столику. Снаружи каждую освещала электрическая лампочка. Андре подошел поближе, ища кувалду, и увидел за решеткой белокурую головку. Он всмотрелся, чувствуя себя неловко, потому что дама наблюдала за ним. И тут заметил кувалду. Он широко раскрыл глаза и наклонился подобрать ее. А когда поднял голову, встретился взглядом с остальными двумя. Один из мальчиков что-то спросил, и мать тут же открыла клетку, вошла, сказала ему какие-то слова; какие именно — Андре не понял, но ласково-ласково! И снова он поймал на себе взгляд выходившей из клетки дамы. Он сказал: «До свиданья, мадам», — и, сгибаясь под тяжестью кувалды, поволок ее к выходу. Он был у самой двери, когда его окликнул звонкий голосок: