оставив обеих пассий дрыхнуть. Босиком прошлепал по своим личным апартаментам – в одной из комнат флигеля мать хранила обширную библиотеку деда-академика. Лева деда никогда не видел, он родился уже после его смерти. Но со школьных лет вникал в его наследие – листал, рассматривал пыльные папки с гербариями растений. Сотни папок на полках стеллажей. Дед всю жизнь собирал гербарии, засушивал растения, описывал, классифицировал, изучал. Несколько папок валялись на полу – Лева их поднял. Ломкие стебли, сухие белые цветы. От гербариев полувековой давности пахло пылью и тленом, словно из открытого склепа.
Он швырнул папки на пол. Через анфиладу комнат прошел вглубь дома. Было уже около полудня, но мать и отчим еще не покинули спальню. Они тоже накануне поздно вернулись с приема. Лева Кантемиров тихо как мышь прошмыгнул на открытую веранду, окружавшую дом, и заглянул в окно спальни матери и отчима на первом этаже. И увидел Керима – абсолютно голого. Тот стоял спиной к окну – невысокий, кряжистый, кривоногий, заросший черными волосами. Он смотрел на мать. С темными распущенными волосами с жемчужной диадемой на голове, с жемчужными бусами и браслетами на руках и щиколотках, обернутая в шелковую простыню, она танцевала, кружилась, плавно поводя руками, покачивая бедрами. Плясала, изгибалась, извивалась, соблазняя мужа подобно одалиске в гареме. Голый отчим хлопал в ладоши и что-то хрипло бубнил, пел. А мать танцевала, кружилась, топча супружескую постель, подушки, матрас, виляя бедрами, искушая, завлекая… Шелковая простыня соскользнула вниз. И Лева Кантемиров увидел мать обнаженной – лишь жемчуга сияли на ней. Сразу три нитки тяжелых длинных жемчужных бус, колыхавшихся в такт ее движений. И жемчужный восточный пояс. Треугольник из жемчугов кокетливо прикрывал низ живота и лобок. У отчима сработал мобильный – день белый, дела, бизнес. Он сразу взял телефон, подхватил с пола мужской халат и, натягивая его на себя, разговаривая по мобильному, не обращая более внимания на жену, вышел из спальни. Мать, покинутая супругом, стояла на постели. Руки опущены, голова склонена.
Лева Кантемиров помнил странное чувство, трепет, дрожь, истому, что он ощутил, увидев мать такой… смятой, как цветок в старом гербарии, украшенной белыми жемчугами, брошенной, усталой, опустошенной, абсолютно беззащитной.
Ее резкий жест, когда она намотала свои жемчужные бусы себе на кулак и резко дернула вверх, так что жемчуга как петля захлестнули ей шею. Она разорвала одно ожерелье – в гневе, что он… отчим бросил, оставил ее, предпочтя треп по мобильному танцу Семи покрывал, ее женской плотской жадности, жажды физической близости, ее страсти, ее обаянию…
И в этот миг мать увидела его, сына, шпионившего за ней через окно спальни. Их взгляды встретились. Скрестились как клинки.
Жемчуга сияли, белели нежно, невинно на ее зрелом, пухлом, начинающем жиреть теле. Они напоминали белые цветы старых гербариев, собранных полвека назад.
Мать медленно наклонилась и подняла шелковую простыню, обернула ее вокруг себя. Ее движения вновь отличались плавностью и грацией. А затем она вильнула тяжелыми бедрами, вскинула руки над головой, тряхнула волосами, украшенными жемчужной диадемой. И продолжила свой танец в тишине спальни.
А он, ее сын, смотрел.
У Кантемирова сработал мобильный. Еще не отвечая, он уже знал, что ему звонит она – мать.
– Привет, мама, – сказал он.
– Меня вызывают к следователю в Чехов, – голос Искры Кантемировой дрогнул. – Тетю Наташу убили на даче в Сарафаново. Ко мне приезжали по этому поводу двое. Сын покойного Псалтырникова – Макар, ты с ним встречался. Он – нынешний работодатель нашей Веры, что вечно суется в дела, ее не касающиеся. И частный детектив. Он его специально нанял, чтобы разобраться. Лева…
– Что, мама? – спросил он.
– Я в шоке и растерянности. Я страшно беспокоюсь…
– Не надо волноваться. Нет повода, – Лева Кантемиров глядел на Москву с высоты шестнадцатого этажа, из панорамного ресторана. – Я приеду к тебе. А ты успокойся.
– Тебе давно следовало побывать у меня, сын, – ответила Искра Кантемирова. – Есть немало вещей, что пора нам обсудить.
– Нет, мама, – ответил он. – Обсуждать мы ничего не станем. Я просто побуду с тобой, пока ты в тревоге. И твой стресс не развеет какой-нибудь очередной светский пустяк или новая сплетня.
– Ты эгоист, – ответила сыну Искра Кантемирова. – Но никто никогда не будет любить тебя так, как я. Помни. Если ты не явишься в ближайшие дни, я сама навещу тебя.
Глава 18
Экспертиза
– Как показало исследование, изъятый с трупа образец вообще не является продуктом человеческой жизнедеятельности, – объявил полковнику Гущину эксперт-криминалист. – Это сок растения.
– Сок растения? Какого? – спросил полковник Гущин, глядя на тело Ирины Мухиной с начерченным на груди алым знаком в виде контура ладони.
– Борщевика, – ответил эксперт. – Причем определенного вида. Нам потребовались дополнительные консультации специалистов и биоэкспертиза. – Изъятый с трупа Гулькиной образец – сок борщевика Сосновского. Семейство зонтичные. Сок данного вида борщевика обладает фототоксичностью, содержит светочувствительные вещества из группы фуранокумаринов. Под действием ультрафиолета, солнечных лучей они активизируются и вызывают сильные ожоги на коже. Однако не в посмертном состоянии.
– То есть у Гулькиной ожога нет? – уточнил Гущин.
– Так точно, нет, субстанцию нанесли ей на тело уже после смерти. И еще очень странная деталь. Сам сок Борщевика Сосновского прозрачный. Но в нашем случае образец замутнен. К соку Борщевика Сосновского добавили примерно десять процентов…
– Чего? Можно извлечь ДНК из этой дряни?
– Нет, Федор Матвеевич, никакой ДНК, кроме ДНК борщевика. Добавили к ядовитому соку желеобразное моющее средство, нейтральный гель для душа. Я считаю, для того чтобы как можно дольше сохранить субстанцию от высыхания на коже жертвы. Или для хранения – если сок борщевика выжали, извлекли из стеблей растения загодя, перед убийством.
– А может, для того чтобы нанесенная на кожу дрянь видом походила на сперму? – снова уточнил полковник Гущин.
– Я не хочу гадать, – уклончиво ответил эксперт-криминалист. – Заключения экспертиз я вам выслал по электронке.
Дзинь! Мобильный Гущина известил, что документы пришли на его почту.
– Чудесатые дела, – констатировал Сиваков и обратился к местному эксперту: – Аккуратно берите засохшие образцы из очерченного контура. Коллеги сразу начнут исследовать уже по проторенному пути – видимо, здесь то же самое: сок растения-сорняка, разбавленный гелем для душа или средством для мытья посуды, у них схожие химические формулы, если не добавлено отдушек.
– Федор Матвеевич, сок борщевика Сосновского оставляет на коже красные пятна, – объявил Макар. – Если на солнце долго ходить, обляпавшись соком, то и пузыри могут появиться. Но изначально на коже возникает красное пятно. И я подумал – знак в