Читать интересную книгу Золото - Крис Клив

Но глаза говорили совсем другое.

Пришла медсестра, снова вколола Джеку морфий.

– Я вас люблю, сестра, – сказал Джек. – Вы самое красивое создание на свете.

– Что с тобой, черт возьми? – покачала головой Зоя, когда ушла медсестра.

– Наверное, это, – показал Джек на ногу. – О господи, неужели я сломал ее?

Тянулось время. Пришли и ушли родители, но в дурмане морфия он их не узнал.

Когда он очнулся, снова был день и Зоя снова держала его за руку. Еще в палате стояла Кейт, молча глядя на них. Как только Джек увидел ее лицо, он ее сразу вспомнил. Это была та девушка, с которой он разговаривал – там, на треке. Та, от которой не мог оторваться. Ему нравилось, как она смеется, как пожимает плечами, как любой негатив легко превращает в позитив. От нее исходила какая-то добрая энергия, рядом с ней он чувствовал себя проще, сильнее.

Она увидела, что Зоя держит его за руку, и, похоже, пришла в отчаяние.

Джек попытался приподняться, но у него были сломаны ребра, и он, застонав от боли, упал на подушку.

– Прости… – с трудом выговорил он.

– Нет, нет, это ты прости, – пробормотала Кейт. – Я не знала, что у вас… А я…

– О нет, нет, ничего нет… – Джек запнулся. У Кейт мелко задрожала нижняя губа.

– Извините, – сказала она. – Я так устала. Думала, дай зайду…

– Нет, пожалуйста, это только…

Джек высвободил руку, но Кейт уже шла к двери. Зоя и Джек проводили ее взглядом.

– Черт, – выругался Джек, приподнял голову и тут же уронил ее на подушку.

Кроссовки Кейт поскрипывали все тише. Тяжелая дверь закрылась за ней.

– Хочешь, я верну ее? – спросила Зоя. – Тебе решать. Створки дверей покачались и замерли в неподвижности.

Может быть, все это ему просто померещилось? Джек вздохнул.

– Не-е-ет.

Он хотел прикоснуться к руке Зои, но она положила их на колени. «Понятно, – подумал Джек. – Только слишком уж театрально».

– Ну да, я плохой, – спокойно проговорил он.

– Нет, все нормально. Она вообще-то классная.

– Да? То есть…

– Слушай, ты мне голову не морочь, ладно? Ты с ней три дня заигрывал.

– Ага, я такой. На самом-то деле я влюблен в велик.

– Это должно меня порадовать?

Джек вдруг устал извиняться. Морфий уже не действовал, и он снова ощутил пульсирующую боль в ноге.

– А мне все равно.

Зоя удивленно заморгала.

– Спасибо, просветил.

– Не за что.

С минуту они молчали, потом Зоя фыркнула и откинулась на спинку стула.

– Она, конечно, больше в твоем стиле.

– Да ну? И какой же у меня стиль? – улыбнулся Джек.

– Очень радостная. Очень нормальная. Очень хорошенькая, – по пунктам объяснила Зоя.

– А ты?

Зоя вымученно усмехнулась.

– А я уродка – внутри, понимаешь? Я тебе голову заморочу.

– Надо же. Я сам, бывает, так говорю: «Я плохой парень, я разобью твое сердце». Хорошие слова, очень возбуждают.

– Думаешь, я шучу?

– Со мной ты так не поступишь, – сказал Джек. – Погляди на меня. Я несокрушим.

– Несокрушимых не бывает, – возразила Зоя.

– А ты попробуй, – предложил Джек.

Он взял Зою за руку и потянул к себе. В первое мгновение она сопротивлялась, но все же позволила притянуть себя ближе. Она уже не улыбалась. Их губы готовы были соприкоснуться, когда она повторила:

– Несокрушимых не бывает, Джек.

Итак, первый поцелуй начался с предупреждения. И с неожиданной мысли о Кейт. С чего это вдруг перед ним возникло ее лицо, почему оно его так встревожило? Это ему не понравилось. За три дня занятий в программе между ними ничего такого не произошло, хотя это было вообще-то не в его стиле. Да, они флиртовали, но она держала дистанцию, именно поэтому казалось, что она его легко забудет. Ему было как-то не по себе: почему он думал о ней сейчас, как раз тогда, когда тело подсказывает, что думать не надо? Целовать Зою было приятно, но поцелуи совершенно необъяснимо вызывали мысли о Кейт – как если бы ты собрался выйти из дома, надел ботинки и куртку, открыл дверь, а за ней не улица, а прихожая.

Зоя пробыла с ним весь день, а потом – до конца недели. Поцелуи, разговоры шепотом – все это было так замечательно, что постепенно чувство неловкости пошло на убыль, он перестал думать о Кейт в те мгновения, когда к нему прикасалась Зоя. Он привык к ее губам, ему нравилось ее слушать. Морфий помогал ему пребывать в блаженном состоянии – чуть выше боли и чуть ниже истинного счастья. Палата постепенно заполнялась пациентами, и медсестры попросили сократить время посещений. С шести до девяти вечера Зоя была вынуждена удаляться, но она возвращалась в ту же минуту, как только ее снова впускали. Она часами сидела рядом с Джеком, запускала руку под одеяло и прижимала ее к его сердцу. Джек гладил ее пальцы, колени, бедро. На второй день она вдруг засунула его руку за пояс джинсов, пока другие пациенты пялились в телик, где показывали

«Обратный отсчет»: пытались из шести чисел путем арифметических действий получить заранее обозначенное. Джек наслаждался теплом тела девушки. Он был близок к тому, чтобы сказать самому себе: «Я влюбился».

Оба заводили друг друга. Джеку нравилась дерзость Зои. Ей было безразлично, поймают их или нет. Он был в восторге, когда она запускала руку под одеяло, гладила его гениталии и шептала на ухо: «Когда мы отсюда выберемся, имей в виду, что тебе грозит большая опасность». Ему было девятнадцать, он пребывал в морфийном полубреду и, может, поэтому не видел в их поведении ничего дурного. Они играли в такую игру: когда в палате было полно пациентов и посетителей, Зоя закутывалась ниже пояса в одеяло, будто ей холодно, Джек совал руку под одеяло, а Зоя читала ему спортивные статьи из «Дейли Мейл» самым равнодушным голосом, какой только могла изобразить. «Когда бы любители футбола ни собрались поговорить о красоте игры, они непременно будут вспоминать тот вечер, когда „Манчестер Юнайтед“ обыграл „Ювентус“ со счетом „два-ноль“, после чего Турин облачился в саван. Эта игра навсегда останется одним из самых восхитительных возвращений в анналах европейского футбола». Сторонний наблюдатель заметил бы только, что голос Зои становится чуточку хрипловатым на словах «облачился в саван» или что она вдруг краснеет. А потом она блаженно откидывалась на спинку стула и мечтательно зачитывала гороскопы.

– «Телец, – читала она. – Вы встретитесь с высокой темноволосой незнакомкой. Тем или иным способом она вам устроит офигенный оргазм, а в палате никто ничего не заметит».

– Не выдумывай! Ничего такого там не написано.

– Ты прав, это же «Дейли Мейл». – Зоя делала вид, будто читает газету. – На самом деле написано: «восхитительный оргазм».

– Ни разу не встречал никого вроде тебя, – признался однажды Джек.

– Вот почему ты до сих пор все еще счастлив, – небрежно отозвалась Зоя.

На следующий день по телевизору показывали гонку старинных автомобилей, и все в палате увлеченно смотрели шоу. Зоя спокойно закрыла большую часть кровати ширмой и нырнула к Джеку под одеяло. Он зажмурился. Казалось, между ними образуется некая связь, которая путем неизвестных ему механизмов (каких именно, он пока не знал, но верил в них, как верит старушка, что, отстояв длиннющую очередь, непременно получит автограф на акварели местного художника) сотворит счастье. Это счастье может продлиться очень долго – может быть, всю жизнь, но где – да мало ли где? К примеру, на съемной квартире-студии, где в прихожей будут висеть их велосипеды. А потом появится квартира побольше, а потом, может быть, дом с детской… Шоу закончилось, начались новости. Джек был на вершине блаженства. Зоя – его будущее, неторопливо конденсирующееся из раскаленных добела газов юности. Так не спешит формироваться новая звезда.

Джеку уже казалось, что он любит ее.

Он признался ей на пятый день и тут же понял, что совершил ошибку. Он сказал это в сумерках долгого вечера, в палате, переставшей быть сценой, на которой блистали лишь они вдвоем, в палате, где становилось все больше несчастных, больных людей, а за ними тянулась свита – тучные и тощие посетители с хозяйственными сумками, набитыми дешевыми книжками и всевозможной жратвой.

– Что? – рассеянно спросила Зоя.

Она обвела взглядом остальных пациентов.

– Я хотел сказать, что между нами – потрясающая связь, ты так не думаешь?

Собственные слова ему самому показались ужасно глупыми.

– Связь? – переспросила Зоя.

Медсестры разносили подносы с чуть теплой едой, приготовленной в огромных кухнях из нержавеющей стали, не то чтобы небрежно или там неумело, но с полным безразличием к утешению и поддержке, в которых нуждаются люди. Поднос опустился на столик, стоявший рядом с кроватью Джека. Из-под блестящей крышки с дырочкой, в которую можно было засунуть палец, чтобы ее подцепить, едва заметно пахло чем-то безвкусным. Джек вдруг осознал, как опасна эта обыденность происходящего, – с какой быстротой испаряется уникальность их отношений. Больничная палата – и весь мир – поглотили ее.