На вопль обернулись другие женщины – и множество новых криков огласило округу. Обольстительная группа вокруг Аретино распалась. Красотки, внимание которых до сего времени было всецело приковано к Джилье и Аретино, наконец-то разглядели страшную незнакомку. Некоторые из них убежали в дом, остальные окружили Троянду, наперебой восклицая:
– Что это такое? Откуда она? Пошла вон, вон отсюда!
– Ну-ка угомонитесь, мои ненаглядные! – Голос Аретино перебил стрекот и щебетание и заставил всех замолчать. – Отстаньте от нее. Это Аретинка. Понятно? А что до ее вида, то вы, верно, забыли – нынче карнавал!
– Кого же она изображает на этом карнавале? Полуразложившийся труп? И что, кому-то понравилась такая маска? Да ведь ее вида испугается даже тигр-людоед! – разразилась восклицаниями хорошенькая смуглянка, но ее перебила другая красотка, с медовыми глазами и кудрями цвета меда.
– Аретинка-а? – протянула она, не заботясь прикрыть роскошную грудь, вывалившуюся из корсажа и отмеченную свежим отпечатком губ хозяина дворца. – Еще одна, что ли? А мы как же?
– Да, а мы, а мы?! – загомонили прекрасные дамы, но Аретино снова шикнул на них:
– А ну тихо! Это моя новая Аретинка. Ее имя Троянда, что означает роза.
– Роза?! – повторила особа с медовыми глазами. – Да ты, верно, шутишь, Пьетро! Одно отребье зовешь Лилией, другое – Розой… А кто же тогда Полынь, Чертополох, Крапива, Плесень? На какой мусорной куче ты срываешь свои цветы?
– На той же, где подобрал и тебя, Филумена! – в ярости выкатив глаза, крикнул Аретино. – Пошла в дом, ну! Заткни свою пасть, а заодно и пасть своему младенцу: я и здесь слышу, как орет ненасытное брюхо.
– Да ты и сам ненасытное брюхо! – огрызнулась красавица, впрочем, подчиняясь и уходя во дворец.
– Заткнись! – рявкнул ей вслед Аретино. – Клянусь, мое терпение небеспредельно, и Филумене очень скоро предстоит это узнать. Ну а вы что стали? – грозно обратился он к другим женщинам, все еще разглядывавшим Троянду, причем две из них пресерьезно спорили, настоящая ли могильная гниль на ее рубахе или всего лишь краска. – Или тоже хотите узнать, сколько я еще намерен вас терпеть?!
Его гневный голос, словно порыв урагана, унес стайку в дом, и на террасе остались только четверо: Аретино, Троянда, Луиджи – и Джилья, по-прежнему скорчившаяся на ступеньках.
– Полагаю, хватит с нас на сегодня костюмированных балов, – не то сердито, не то смущенно обратился Аретино к Троянде, беря ее за руку. – Пора переодеться, голубка. Пойдем!
Он потянул Троянду за собой, но та не тронулась с места. Она едва удерживала слезы, и, чудилось, только полная неподвижность помогала ей сохранять внешнюю невозмутимость.
– Ну, что такое? – чуть нахмурился Пьетро, когда она не подчинилась его воле.
«Такого» было много. Человек десять, наверное. Эти красавицы, одетые слишком роскошно и слишком легкомысленно, – кто они такие? Осколки прошлой жизни Аретино, которую он вел до встречи с Трояндой и о которой ей известно так мало – да что там, ничего не известно? Или это его дневные игрушки, в то время как Троянда ночная? Слезы едва не хлынули у нее из глаз от ревности, змеей ужалившей в самое сердце. Но если она чему-то научилась за время своей многотрудной жизни, так это истолковывать благоприятно для себя любое знамение божие, любое явление небесное и проявление натуры человеческой. Она была безмерно одинока в мире зла, и никак невозможно выжить, если только не пребывать в постоянном убеждении: все, что ни делается, делается к лучшему.
Вот и сейчас, оказавшись бессильной против бури чувств, среди которых властвовал ужас разочарования, она мгновенно выстроила целую оборонительную цепочку доводов в защиту Аретино: это, конечно, те самые женщины, которых он пригрел и подобрал с их малыми детьми (он рассказывал об этом). А поскольку Пьетро – человек необычайно великодушный, он не может допустить, чтобы обездоленные женщины чувствовали себя чем-то ему обязанными. Вот и позволяет им, существам недалеким, не отличающимся тонкостью душевной, с собой как попало вольничать! Больше всего Троянду ранило, что эти беспутные создания считают себя вправе тоже именоваться Аретинками. Однако объяснение нашлось и этому. Они ведь под защитой Аретино, они как бы принадлежность его дома, а значит… Конечно, она думала, что это ее личный титул. Но ведь Аретинка – всего лишь слово. Звук пустой! Стоит ли огорчаться из-за слова?!
И она одолела темную печаль в сердце и нашла силы поднять измученный взор, поглядеть в блестящие, страстные глаза Пьетро, шепнуть:
– Я люблю тебя. Какое счастье снова быть с тобой!..
– Ну вот, так-то лучше! – добродушно проворчал Аретино, мгновенно успокаиваясь из-за того, что обрел прежнюю покорную возлюбленную, и мечтая сейчас только об одном: изведать ее покорность как можно скорее. – Идем, идем же!
Он шагал через две ступеньки, и Троянда еле поспевала за ним. В мгновение они взбежали на верхнюю террасу, и обоим весьма некстати показался голос Луиджи:
– Осмелюсь спросить, синьор, но что делать с нею?
– С кем? – буркнул Аретино, не оборачиваясь.
– С Джильей!
– Тьфу! – плюнул Аретино, метнув через плечо яростный взгляд. – Да брось ее в канал – и все заботы.
Смешались три довольно громких звука: издевательский смешок Луиджи, жалобный стон Джильи – и протестующий возглас Троянды, которая вырвала свою руку и отскочила, переводя возмущенный взгляд с Пьетро на его будущую жертву.
– Да ведь она на грани смерти! – вскрикнула девушка.
– Ну и что? Меньше будет мучиться, – хладнокровно заметил Аретино, спускаясь на ступеньку ниже и пытаясь вновь поймать руку Троянды. Но та не далась и глядела с таким осуждением, что Аретино вновь взъярился.
– Да чего ты хочешь, я не понимаю? – взревел он. – Ты соображаешь, за кого заступаешься?! Эта тварь два года назад уже была мною подобрана точно в таком же состоянии, как теперь… нет, еще хуже, потому что у нее была чахотка, и, не пожалей я ее, она и месяц бы не протянула. Я поддался человеколюбию, этой своей знаменитой слабости, дал ей приют, позвал докторов. Ее вылечили. Ей пригласили учителей. Она ни в чем не знала отказа! Но не прошло и нескольких месяцев, как она соблазнила самого любимого, самого талантливого моего ученика, Лазарио Цезаро. Это он назвал ее Джильей, а на самом деле она – Пьерина, Пьерина Риччья, жалкая плебейка, незаслуженно вознесенная судьбой и вновь сорвавшаяся в бездны порока. По ее наущению Лазарио украл у меня шкатулку с драгоценностями на пятьдесят тысяч дукатов – ты слышишь? Пятьдесят тысяч! Целое состояние, баснословная сумма! – и бежал вместе с этой тварью, которая тоже прихватила немало из того, что ей не принадлежало. И вот теперь я вижу ее снова – кучей тряпья она валяется у моих ног и молит о милосердии, в то время как Лазарио погиб… а мне его так не хватает! – Он резко умолк, словно не в силах был справиться с дрожью в голосе. – Да мне следовало отдать ее Совету десяти, чтобы ее вместе с другими ворами без церемоний задушили в черных мешках в тюремных подвалах Дворца дожей. А я хочу умертвить ее быстро и безболезненно. Ты сама говоришь, что часы ее сочтены…