Если до этого мига у меня и было желание рассказать о происходящем всем и каждому, то теперь оно попросту испарилось. Профессор магических искусств умел убеждать.
— Можете идти, — он кивнул в сторону выхода, а потом еще раз медленно провел взглядом по Джеру, от макушки до пяток, — переоденься.
Мы послушно направились к лестнице.
— Тебе не кажется, что замалчивать такие вещи — неосмотрительно, — спросила шепотом, опасаясь, что профессор услышит, хотя мы уже вернулись из башни Хранителей в учебное крыло.
— Вита. Успокойся. Не зачем сопливым первокурсникам, да и более старшим курсам об этом знать. Толку никакого, только панику бесполезную разведут. Педагоги все знают, все контролируют. Опасности нет.
Он говорил так спокойно, таким обыденным тоном, что я напряглась.
— Ты знал? — спросила у него, подозрительно вглядываясь.
— Иди к себе, фея, — просто отозвался ледяной маг и быстрым шагом пошел прочь, надеясь успеть проскочить к себе в комнату до того, как закончатся занятия, и студенты выскочат в коридор.
Я проводила его растерянным взглядом, внезапно осознав, что учеба в Академии гораздо сложнее, чем мне казалось сначала.
* * *
Отработки в Распределительной я не любила. Хотя, если честно, я вообще никакие отработки не любила. В Старом крыле — страшно, в Конюшнях — грязно, в Распределительной — скучно.
Учитывая специфику Распределительной и то, чему нас учили в Академии, туда отправляли только фей. Потому что они натуры возвышенные, чуткие, способные понять, что же надо человеку и помочь. Если учесть, что самой непутевой феей была я, то не удивительно, что именно мне приходилось там бывать чаще, чем всем остальным вместе взятым. Только вот с чуткостью и возвышенностью накладочка вышла. Все, на что хватало моей деликатности, так это на то, чтобы не зевать во весь рот, при появлении очередной выброшенной души, и не просить ее сделать свой выбор поскорее. Утешать я не умела, сочувствующе держать за руку и подтирать слезы тоже, но меня все равно продолжали ставить на дежурства. Закрывали глаза на мои откровенные огрехи, лишь бы самим не дежурить.
Что такое Распределительная?
Иногда, в Пустом мире появлялись не совсем пустые люди. С крупицей магических сил. Не знаю, куда после смерти попадали остальные, но этих, не совсем пустых, закидывало в Распределительную. Где их, собственно говоря, и распределяли. Давали шанс самим выбрать свою дальнейшую судьбу. Правда, не понимаю, какой в этом толк, если они все равно обо всем забывали? Но так уж сложилось. Традиции.
Задача дежурного была проста. Сидеть всю ночь за столом и ждать. А не откинется ли сегодня кто-то из этих бедолаг, и не попадёт ли в Распределительную. Если все-таки такое счастье случилось, надо озвучить все варианты для переселения, поставить волшебный штемпель и отправить в нужном направлении. Все. Просто понятно. Но очень нудно.
Во-первых, само ожидание. Сидишь за столом, хлопаешь глазами, ждешь. Книгу — нельзя, еду — нельзя, спать — нельзя. Это Распределительная, место в котором ничего нельзя. Из трех дежурств гарантированно одно пройдет в полной тишине, без единого происшествия. И это не самый плохой вариант. Гораздо хуже, когда наоборот. Когда выброшенные души идут одна за другой, а ты не знаешь, куда их девать. Кто-то ревет, кто-то орет, а кто-то и драться лезет, а ты всего лишь маленькая фея, отрабатывающая Шабы. При этом время поджимает. За десять минут надо успеть донести суть происходящего, и убедить человека в том, что надо сделать выбор. А они еще и не верят! Еще и спорят! Еще чего-то требуют! Весьма утомительно. И ждать утомительно, и работать утомительно. Не знаешь, что и хуже.
Именно по этой причине я шла на отработку, запинаясь нога за ногу, думая о том, что же ждет меня сегодня. Тоскливый штиль или занудный ураган? Хотя, что бы там ни было — это лучше компании двух магов в Старом Крыле.
В лазарете меня встретила мисс Пейливан — маленькая, шустрая лекарка, способная вылечить все что угодно: от легкого насморка, до сердечного приступа. Когда я к ней подошла, она как раз протирала стеклянные мензурки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— О, Аравита! Добрый вечер. Ты опять к нам? — добродушно усмехнулась она, — а я все думала, куда же ты пропала. Неужели за ум взялась и перестала баллы копить.
— И вам здравствуйте, мисс Пейливан. Рада вас видеть. — я улыбнулась, вполне искренне.
Эта женщина мне нравилась, своим жизнерадостным характером, добродушием и энергией, вечно бившей через край. Она никогда не смотрела на меня, как на фею неудачницу, любила поболтать, а еще умела заваривать самый вкусный на свете ежевичный чай.
— Готова к дежурству?
— Почти. Сейчас только личину поменяю, — я подошла к зеркалу оборотов, заглянула в него, и уже через мгновение вместо щуплой медноволосой девушки, там отражалась дородная барышня с ярко напомаженными бровями.
Такую увидишь и оробеешь. На это и расчет, потому что в обычном обличии было работать трудно: никто меня всерьез не воспринимал, не боялся, иногда даже норовил обидеть, а вот бровястую побаивались.
— Все. Готова, — поправила прическу и подошла к мисс Пейливан.
Она осмотрела меня с ног до головы и вздохнула:
— Ну и затейница ты, Вита, — с этими словами лекарка отвела меня в маленькую комнатку, где одиноко поблескивал тусклый, едва различимый на фоне серой стены переход.
— Удачного дежурства, — она легко прикоснулась пальцем, и блеклая поверхность ожила, набралась красок, пришла в движение, закрутившись облачным вихрем.
— Спасибо.
Один шаг, и я уже не в Академии, и не в Пустом мире. Я вообще нигде. Между мирами, среди белесых облаков. Пространство вокруг меня изменилось, сложилось, исказилось приобретая привычные формы маленькой квадратной комнаты. Посреди нее стоял простой белоснежный стол и пара стульев. На столе песочные часы, лист бумаги, потертый массивный штемпель с деревянной ручкой и перо. Больше ничего. И здесь мне предстояло провести всю ночь. Скукотень.
Я плюхнулась на стул, подперла щеку рукой и начала грустить, думая не понятно о чем. Почему-то все больше и больше мои мысли сворачивали в сторону ледяного мага. И рада бы не переключиться, да не получалось. Как заколдовал кто.
В сотый раз спрашивала себя, чего он ко мне привязался. Что это за игры такие непонятные? В последняя время куда не повернусь — везде он, или дружок его белобрысый. Впрочем, до белобрысого мне никакого дела нет, увидела, отвернулась и забыла, тотчас выкинув из головы. Почему-то с Джером так не получалось. И реакция на него странная. То ладошки потели, то сердечко стучало, то дыхание через раз.
Он мне нравится, что ли?
От жуткого открытия даже на месте подскочила. Этого только не хватало! Запасть на наглого мерзавца? Что может быть хуже???
* * *
Пребывая в мрачных размышлениях о Джере и своем отношении к нему, я проморгала тот момент, когда появился первый «клиент».
Песочные часы, до этого не подававшие никаких признаков жизни, ожили — песчинки начали высыпаться из верхнего сосуда. Время пошло.
Дверь открылась и в нее бочком протиснулся худенький, плюгавенький мужичонка. В белом свободном балахоне, босиком.
— Здравствуйте! — робко проблеял он, услужливо приседая. Образ суровой бровястой женщины его явно сразил, потому что он сначала уставился на меня не дыша, потом восторженно заулыбался. Горделиво расправила плечи и нос задрала.
Да, я такая! Красотка! Не хухры-мухры.
— Присаживайтесь! — кивнула на стул и потянулась за папочкой, появившейся на столе.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Так. Что тут у нас. Скромный рабочий. Тихий, мирный, неудачник. Жил один. Жены не было, детей и подавно. Даже кота не было. В свободное от работы время выпиливал лобзиком, делал табуретки. Помер — подавившись косточкой из вишневого компота, который сам летом и заготовил. Воплощение одиночества.
— Где я? — спросил он робко, оглядываясь по сторонам.
— В Распределительной.