– Это наследственное. Я уверен.
И он отвозит меня к себе домой, потому что хочет проверить свою гипотезу. Рой уверен: если у отца сверхъестественные способности, значит, они должны быть и у сына, только еще лучше. Рой считает, это логично.
Сначала он пытался согнуть ложку.
Он аккуратно потер ее двумя пальцами.
Ничего.
Он продолжал тереть.
Ничего не происходит. Рой смотрит на ложку, сосредоточивается.
– Гляди, она сгибается.
– Да не сгибается она.
– Говорю тебе, сгибается.
Он трет ложку сильнее
– Она плавится, буквально плавится под моими пальцами.
– Да хватит уже.
– Она сгибается!
Ага, точно, ложка действительно начала сгибаться. Но лишь потому, что Рой тер ее так, что пальцы посинели.
К его чести, следует заметить, что свою неудачу он признал. И мы продолжили.
Ему очень быстро не удалось подвесить в воздухе колпачок от ручки, монету и крошечную золотистую тряпочку.
После этого он силой собственной мысли не смог остановить свои часы и завести мои.
Потом Рой перешел к чтению мыслей. Мы пытались делать это сразу в уме, наобум: я загадывал, а Рой отгадывал. То еще развлечение. Он говорит – «зеленый слон», а я загадал «Рой козлина».
Чтобы увеличить его шансы, мы перешли на числа – на манер отцовского рождественского фокуса. Я писал числа от одного до ста, сворачивал листок и концентрировался.
Первая попытка была не очень: я загадал 89, он назвал 3. Вторая уже лучше: я загадал 15, он отгадал 43. На третьей, и последней, попытке он промахнулся капитально: его 70 против моих 25. Рой расстроился, но потом, к величайшей своей радости, просек, что, если сложить 2 и 5 моего числа, то получится первая цифра его числа. Жутковатое совпадение, заметил он.
Повторить этот трюк он, к сожалению, не смог.
Маргарет, я прелюбодействовал
Время ужина в доме Робинсонов.
Через двадцать четыре часа после набега Даза гостиная пропылесосена, подлатана, обставлена. И снова становится местом кровавого побоища. На этот раз не в физическом смысле. Полиция бессильна.
6.02 вечера. Злоумышленник еще не появился. Как ни удивительно.
Маргарет, Джоанна и Люси садятся за стол. На столе остывает испеченное в духовке мясо, вареный картофель, бобы из своего огорода. Где же отец?
Это так не похоже на Питера. Совершенно не в его духе.
6.03 – ситуация все таинственнее: Питер вбегает в дом. Он в спортивном костюме, тяжело дышит. Нажимает секундомер, смотрит на результат и победно выкидывает кулак:
– Опа!
Он улыбается и трясет головой, быстро подходит к столу, садится, не удостоив близких ни приветствием, ни объяснением, и вообще ведет себя так, словно никого не замечает. Накладывает себе полную тарелку и начинает жадно есть.
Это совсем не похоже на Питера.
Маргарет и Джоанна озабоченно переглядываются. Джоанна улыбается уголком рта, но улыбка нервная.
Маргарет открывает рот.
– Питер, ты в порядке?
– Да. То есть нет. Нет. Я вовсе не в порядке. Я заново родился.
И тут его прорвало.
ПАВИЛЬОН: ГОСТИНАЯ РОБИНСОНОВ – ВЕЧЕР
Питер ведет себя очень странно, все нервничают.
ПИТЕР
Я хочу – нет, я должен – признаться в своих грехах.
МАРГАРЕТ
Нет, нет, Питер…
ПИТЕР
Маргарет, я прелюбодействовал.
ДЖОАННА
Папа!
ПИТЕР
В 1971 году у меня было сексуальное сношение с другой женщиной. Ее звали Мария Веласкес, она аспирантка, это было на симпозиуме по квантовой механике в Чикаго.
Маргарет плачет. Люси закрывает уши ладонями и запевает «Зеленые рукава».
ПИТЕР
В 1975 году в Барселоне я провел ночь с Мэри Сьюзан Коннорс…
ДЖОАННА
Папа, замолчи!
Пытается ладонью закрыть рот Литеру.
Питер встает из-за стола, вырывается, твердо намереваясь договорить…
ПИТЕР
…из Канады – она писала докторскую диссертацию.
ДЖОАННА
Ради бога, замолчи!
Питер начал свою исповедь за столом, но теперь отбежал в угол, пытаясь увернуться от Джоанны, чтобы та не заткнула ему рот.
Она не заткнет ему рот.
Потому что на самом деле он так и не успокоился по поводу этих «измен». Будучи рациональным человеком, всем своим поступкам он находил объяснение, тем более сексуальным вольностям. Я просто человек, говорил он себе, человек из плоти и крови, наделенный биологическими инстинктами. Отрицать эти желания, реальные и столь же необходимые, как моргание или чихание, означало бы идти против закона природы. Решительно бесполезно. Все другие, «этические», аргументы отметались, поскольку основывались либо на диктате Господа Бога, которого нет, либо на категорическом императиве Канта. И то и другое, конечно же, являлось уловкой, навязывающей людям буржуазную мораль, дабы возвести «семью», а не класс, в ранг основной этической монады общества.
Плюс – Маргарет никогда не узнает.
А если не знаешь – не страдаешь.
Продолжение эпизода
ПИТЕР
Также, на протяжении полутора лет, у меня были физические отношения…
Джоанна гоняется за отцом по комнате, тщетно пытаясь его утихомирить.
ДЖОАННА
Нам это неинтересно!
ПИТЕР
…с Хелен Стивенсон из отдела ускорения частиц…
Маргарет качает головой и рыдает. Люси продолжает распевать «Зеленые рукава».
ПИТЕР
Мы только обнимались и целовались. Соития не было. Но эякуляция была.
Он умолкает. Выговорился.
МАРГАРЕТ
Люси, иди и…
ЛЮСИ
Я уверена, существуют абсолютно разумные…
МАРГАРЕТ
Иди собирай вещи!
ПИТЕР
И я… Я так вас всех люблю.
И тогда они пришли
Он прежде никогда не поражал людей, мой отец. Не такой он был человек.
До сегодняшнего дня.
Они пришли.
Из Тинсли, Спайталфилда и Арборторнса.
Из Граймторпа, Стэннингтона и Джорданторпа.
Иные – вы представляете? – пришли аж из Коул-Эштона.
Пришли посмотреть на человека по имени Гарольд Смит.
В газете вышла статья о его чудесных способностях – та самая статья, что сдвинула мозги Рою. К вечеру под окнами нашего дома собралась небольшая толпа. Люди ждали чуда. Или, по крайней мере, хотели разнюхать что-нибудь.
Нужно отдать им должное – то были не наглые обыватели, и большинство из них страдали недугами. Чего только у них не было – от «шишек» на пальцах до полного паралича. Жуть, правда?
Наглецы все же попадались – например, Флоренс Уорнли, девица из публичного дома. Я потом узнал, что она хотела пластическую операцию на носу и сиськи побольше.
Представляете: прийти с таким к моему отцу?
Попадались и чудаки. Например, Герберт Форрест, подслеповатый свадебный фотограф, у которого развилась вдруг аллергия на собственные очки. Каждый раз, когда он надевал их на нос, глаза начинали слезиться, и все ему виделось как в тумане. Он боролся как мог, пока не начались накладки. Последний раз, фотографируя свадьбу, он сослепу навел фокус не на счастливых жениха с невестой, а на бабушку невесты и какую-то девицу, которую никто знать не знал.
На девице был строгий черный брючный костюм, но это не оправдание.
Ну и: Флоренс Уорнли, и Герберт Форрест, и еще целая толпа пришли к дверям нашего дома с единственной просьбой:
О, Гарольд Смит, исцели нас.
Кажется, это начало напрягать отца. Как я уже говорил, он не выносил излишнего внимания к себе, тем более ажиотажа, а тут такое. И бежать некуда. Вот он с трудом вырывается на часик из мамочкиных объятий, чтобы посмотреть «Ангелов Чарли»,[xx] входит в гостиную, а там уже расселся Рой, весь из себя сахарный, а перед ним жестяной бочонок с пивом и штук пятьдесят ножей и вилок, чтоб их сгибать, и Рой умоляет отца показать, как он это делает, и тут в дверь звонят, он идет открывать и видит на пороге скромненькую такую толпу…
– Гарольд Смит? Вы не могли бы излечить нашего Джекоба от вросшего ногтя?
Они еще спрашивают.
– Простите, вряд ли.
И он захлопывает дверь. Он не вылечил ни единого вросшего ногтя в жизни и даже пробовать не собирается.
Возвращение рождественской открытки
На открытке был изображен Дед Мороз. Толстый такой Дедушка Мороз, облаченный в свой рабочий наряд (действительно, если задуматься: а есть ли у Деда Мороза другая одежда? Ходит ли он в штатском? Что надевает, когда ложится спать? Или когда отправляется на маскарад?) Ну и: этот Дед Мороз с открытки стоит на заснеженной крыше возле узкой печной трубы, в руке пузатый мешок с подарками, а на лице странное такое выражение, словно он думает про себя: «И как, интересно, я пролезу в эту печную трубу?»