Да, интересный период сейчас в моей жизни, он во многом соответствует юношеским мечтам. Но что-то меня всё же постоянно тяготит… Что же это за «что-то»? В этом, пожалуй, нужно попробовать разобраться, исповедоваться, поискать ответ…
Сижу на старательно мной отделанной после переезда на новую квартиру кухне. Прихлёбывая из кружки посчастливившееся мне достать пиво «Московское» (несмотря на недавнее изрядное подорожание, хорошее бутылочное пиво и нынче — дефицит), любуюсь из окна на открывающийся с высоты тринадцатого этажа живописный московский пейзаж. Видны десятки зданий: жилых, различных учреждений… По правую руку, за гаражами — торец кирпичного шестиэтажного дома, бывшего штаба авиации Московского военного округа.
Туда немногим меньше десяти лет назад я вошёл в синей парадной форме лейтенанта ВВС с многократно заранее прорепетированным докладом:
— Товарищ командующий, лейтенант Гарнаев прибыл в Ваше распоряжение для дальнейшего прохождения службы!
В ответ, после приветственного рукопожатия, командующий меня сразу же огорошил:
— Ну что, Гарнаев, небось в испытатели метишь? Так и знай — ничего у тебя не выйдет!
И дальше, в ответ на мой недоуменный вопрошающий взгляд:
— Я хороших лётчиков не отпускаю, а плохие там не нужны!
Затем, помнится, последовал пространный монолог про перспективы открывающейся передо мной генеральской карьеры… которая почему-то должна была начаться — как ни странно! — помимо полётов, с ведения мной, лётчиком-истребителем (!), политзанятий с солдатской группой (?).
Политзанятий с солдатами, к сожалению, мне проводить так и не довелось никогда. А вот теперь я сижу на кухне, пью пиво, и к тому же — лётчик-испытатель, хотя и не летавший уже аж три недели!… Тянет на раздумья.
Смотрю на мой бывший штаб, на гордо возвышающиеся над морем крыш Останкинскую телебашню и осветительные фермы стадиона «Динамо», на расстелившуюся прямо под моим окном взлётную полосу пока ещё не застроенного легендарного Ходынского поля… Прямо напротив моих окон уходит на пересечение с основной ВПП «косая» бетонка — именно на эту полосочку 15 декабря 1938 года «тянул» на опытном истребителе И-180 с отказавшим из-за переохлаждения мотором Валерий Павлович Чкалов. Дорого бы он дал тогда, чтобы из кабины своей ставшей безмоторной машины визировать эту косую полосу под таким же углом, как я её вижу нынче из своего окна. Но для этого в том последнем его полёте высоты не хватило…
Вот тут-то меня и начинает покалывать тяготящее «что-то». Глядя из окна на почти совсем уже бездействующую теперь взлётно-посадочную полосу, словно в горячечном бреду, вижу себя в кабине стоящего на ней истребителя. Левая рука идёт вперёд, сжаты форсажные гашетки, рычаги управления двигателями — на передний упор. Полный форсаж! Глаза быстро пробегают по приборам и сигнализаторам, весь мой организм: мозг, зрительные, слуховые, осязательные анализаторы — настроены в унисон с машиной, вглядываясь, вслушиваясь, вчувствываясь в неё, убеждаясь с первых секунд разбега в нормальной работе двигателей и систем самолёта. Скорость нарастает, взгляд вперёд. Правая рука плавно идёт на себя — и вот уже бетонная полоса, повернувшись подо мной, стремительно улетает вниз…
На память приходят отцовские откровения, озвученные в фильме «Люди Земли и Неба»:
«… с каждым днём всё острее чувство: не могу! Хочу видеть самолёты, слышать их запах…»
Правда, эти слова были сказаны им при гораздо более длительном перерыве в полётах, в силу куда более тягостных причин — на них чуть подальше в этом повествовании есть смысл остановиться подробнее. Я же «умудрился» дожить до такого состояния, когда и трёхнедельное нелетание тяготит невыносимо.
…Приболела жена, и вот сижу, как привязанный, с детишками дома. На свой аэродром на работу не езжу и могу позволить себе лишь недолгие отлучки из дому. На днях не усидел, съездил в наше конструкторское бюро — благо от дома недалеко.
Интереснейший разговор в КБ был с Вано Анастасовичем Микояном, умным, интеллигентным человеком, заместителем Главного конструктора. Он — племянник создателя и первого Генерального конструктора фирмы Артёма Ивановича Микояна, сын Анастаса Ивановича Микояна — рекордного «долгожителя» на высоких государственных руководящих постах СССР. («От Ильича до Ильича — без инфаркта, без паралича!» — беззлобно каламбурили насчёт его карьеры.)
Вано Анастасович очень интересно, с большим чувством юмора рассказывал о разных случаях из его богатой конструкторской биографии. Один из них был связан с внесением доработки в конфигурацию опытного самолёта Е-4, из числа самых первых прототипов славного МиГ-21.
На большой фотографии, висящей на стене кабинета Вано Анастасовича — Е-4, снятый в плане сверху-сбоку. Он уже довольно близок по внешнему виду к привычным очертаниям серийного МиГ-21, но глаз режут совершенно несглаженные острые углы законцовок консолей, крыло — абсолютно треугольное. Во время испытаний этой машины в конце пятидесятых годов лётчик-испытатель фирмы Владимир Андреевич Нефёдов отмечал даже при небольшом увеличении перегрузки появление интенсивной аэродинамической тряски.
Аэродинамики сразу же усмотрели в качестве одной из вероятных причин этой тряски возникновение срывного обтекания воздушного потока на законцовках крыла столь острой формы и предложили срезать заострённые углы — всего по 300 миллиметров концевого сечения каждой консоли. Но так как каждое изменение в конструкции, тем более меняющее конфигурацию самолёта, должно было пройти через огромное количество бумаг: чертежей, служебных записок, виз, утверждающих подписей, — а сроки лётных испытаний таких машин всегда жёстко лимитировались, то Вано Анастасович решил поступить очень просто. Он сам приехал на испытательный аэродром, пришёл на лётную станцию микояновской фирмы и, отмерив простой линейкой и отчертив на обшивке консолей Е-4 нужные сечения, взял в руки ножовку и стал пилить. Уж кто, как не он, точно знал: в этих местах внутри крыла не было никаких силовых элементов — только алюминиевые соты с пенопластовым наполнителем.
Эту картину и застал начальник лётной станции, не получивший к тому моменту никаких официальных указаний или бумаг. Будучи буквально ошарашенным происходящим, он стал выкрикивать безадресно:
— Что он делает? Остановите его!
Но, постфактум: «доработка» конструкции была произведена!
Слесари выполнили заделки срезов, и испытательные полёты продолжились. Прочнистами был получен неожиданный результат: существенное, аж на семнадцать процентов, снижение нагрузки на крыло по изгибающему моменту. Тряска же, уменьшившись, совсем так и не исчезла.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});