Читать интересную книгу ДЕВОЧКИ - Надежда Лухманова

Паркетный пол точно колебался от движущихся лучей куда-то спешившего по небу месяца.

Молча разостлали девочки свои полотенца, у Бульдожки месяц три раза убегал с полотенца. Петрова посадила свою тень на полотенце Евграфовой, в то время как та уже завертывала в него свой луч. Девочки толкнули друг друга и поссорились. Иванова бегала на четвереньках, а Русалочка, разложив на окне свои два полотенца, стояла сама вся облитая лунным светом, ее большие глаза сияли, лицо было прозрачно-бледное, а темные длинные волосы прямыми прядями, как смоченные водой, падали почти до полу.

- Русалочка, Нина Бурцева, уйди от окна, я тебя боюсь! - крикнула Екимова.

Нина вздрогнула и, схватив свои два полотенца, отшатнулась от окна.

Молчаливою гурьбой бежали девочки назад и прижимали к груди таинственные полотенца. При повороте из классного коридора из-за двери выдвинулось длинное белое привидение, кто-то вскрикнул, но остальные сразу узнали подкараулившую их Нот.

- Это еще что за новости? Откуда? - и она схватила за руку Бульдожку.

Девочка молча, угрюмо рвалась из ее рук, но костлявые пальцы m-lle Нот уже уцепились за полотенце.

- Что вы несете? Я должна знать… Бульдожка с отчаянием рванула полотенце, которое и раскрылось перед классной дамой, как пустая длинная лента.

- Ну, теперь ничего не несу! - вскричала она с отчаянием. - Когда вы нас оставите в покое, ведь уж, кажется, и выпуск на носу!

- Что вы несли? Что вы несли? - приставала к ней Нот.

- Луну несла! - крикнула ей Бульдожка и, махая теперь "пустым" полотенцем, бросилась наверх за убежавшими девочками.

Счастливицы, успевшие заснуть молча на подушках, под которыми спрятан был пойманный луч месяца, рассказывали наутро друг другу удивительные сновидения.

VIII

Женя Лосева. - Смерть ее матери. - Усыновление Грини

В конце того же месяца случилось событие, взволновавшее все старшее отделение института.

На парадной лестнице большие часы пробили семь; из швейцарской сквозь боковую стеклянную дверь вышел сам швейцар Яков, который только в экстренных случаях являлся сам, а не посылал наверх своего помощника. Проведя рукой по своим рыжим бакенбардам, торчавшим по обе стороны лица правильными треугольниками, приподымая на ходу длинные полы своей красной ливреи, он поднялся по лестнице. Взглянув мимоходом на бившие часы и сверив с ними свои карманные, он направился в коридор старшего отделения. В широком коридоре, освещенном по углам двумя висячими лампами, не было ни души, но зато сквозь открытые двери трех классов несся смех, шум, говор молодых голосов.

Яков постоял минуту у двери старшего, класса, пока его не заметила дежурная Чернушка.

- Вам кого, Яков? - вылетела она из класса.

- Баронесса требует к себе барышню Лосеву: их папенька приехал.

- А! - Чернушка рванулась в класс объявить радостную новость.

- Стойте, барышня! - Яков, забыв всю свою выдержку, чуть не схватил Чернушку за руку. - Вы сперва выслушайте, а уж потом извольте передавать, - степенно заметил он ей.- Папенька-то их приехал объявить, что их маменька умерла, так вот баронесса и приказала подготовить их раньше, чем, значит, сказать.

Чернушка побледнела, с разинутым ртом неподвижно поглядела на Якова, величественно уходившего вон, затем повернулась и робко вошла в класс. На кафедре, приблизив к близоруким глазам лампу, сидела худая Нот и с увлечением читала желтенький томик какого-то романа. Сознавая, что в старшем классе пребывание ее более форма, чем необходимость, она оставляла девочек почти на свободе и только окликала их при каком-нибудь слишком шумном споре или тревожно кричала: "Eh bien, eh bien?.. oЫ done?"(Что, что?.. куда же?) - при всякой попытке девочек выскользнуть из класса. Девочки сидели, что называется, вольно, группами, кто с кем хотел. На многих партах теснились: там, где места было на двоих, сидело пятеро-шестеро. Некоторые ходили обнявшись по узкому боковому проходу и толковали о предстоящем выпуске. Две-три зубрилки, как всегда, запоздав с уроком, отчаянно жужжали, зажав уши, закрыв глаза, покачиваясь из стороны в сторону. Русалочка и Лосева, кроткая веселая девочка, не участвовавшая никогда ни в каких "классных историях", без всякой музыки с увлечением отплясывали вальс в три темпа. В узком пространстве между запасными шкафами и партами у них собралась своя публика, хохотавшая каждый раз, когда учившаяся танцевать пара натыкалась на шкафы, на парты и на публику. Чернушка, оглядев класс и увидев танцующую Лосеву, смутилась еще более, робко подошла к Нот и шепотом повторила ей сказанное Яковом. Нот бросила свой роман, засуетилась, замигала выцветшими глазками, зачем-то развязала и потом снова туго завязала концы кружевного фишю (платок), скрывавшего ее тщедушную косичку, и наконец проговорила тоненьким дискантом:

- М-lle Лосева!

- Лосева! Лосева! Женя Лосева! - подхватило двадцать голосов, как бы обрадовавшихся, что нашлась причина пошуметь..

Танцевавшая пара разомкнулась, в три прыжка перед кафедрой очутилась девочка лет семнадцати, кругленькая, плотная, с густой каштановой косой, с маленьким, вздернутым носиком, с лучистыми голубыми глазами.

- Me voilЮ! (Вот я!) - крикнула она, и несколько девочек, сидевших на передних партах, крикнули вместе с нею:

- La voilЮ! (Вот она!)

Француженка сошла с кафедры и колеблющимися шагами взволнованной утки направилась к девочке. Дрожащими руками она поправила ее пелеринку, съехавшую набок.

- Ma chХre enfant (Мое дорогое дитя), - начала она по-французски, путаясь и заикаясь, - вот папа приехал к Maman… ваша maman… ваша добрая maman…

Девочка вдруг прониклась каким-то страшным предчувствием, она рванулась так, что Нот, державшая ее за плечи, чуть не упала носом вперед.

- Что с мамой? Зачем приехал папа? Несколько девочек повскакали с мест и окружили кафедру.

В старший класс вошла дежурившая у Maman пепиньерка.

- Maman удивляется, отчего не идет Лосева? - сказала она, обращаясь с легким реверансом к Нот.

- Скорей, скорей, Лосева, - заторопила Нот.

- Счастливая, счастливая! Тебя, верно, в отпуск! - крикнул кто-то.

Личико Лосевой вдруг просияло.

- А может быть! - И она рванулась из класса, за ней поспешила и пепиньерка.

- Ее мама умерла! - шепнула вдруг Чернушка, стоявшая рядом.

- Мама… умерла! Умерла! - разнеслось вдруг по классу, и девочки сразу смолкли, у каждой сжалось сердце. Для этих детей, оторванных от семьи ради воспитания, ради того учения, которое каждая из них не в состоянии была бы получить в семье, слово "мама" было самое заветное, оно напоминало им детскую, игры, смех, а главное, ласку, ту нежную материнскую ласку, которой они были лишены здесь в течение стольких лет. У многих матери были далеко, там, в глубине заброшенных селений, куда теперь детей переносил только сон. Мама была центром, вокруг которого группировались и няня, и солнце, и густой парк, и мохнатый барбос, и первая книга, и звон сельской церкви - словом, весь круг впечатлений детства, все радости и печали, которые оборвались у входа в институт. Потерять маму теперь, перед выпуском, когда каждая жаждет снова приютиться у ее сердца, снова связать ниточку своей жизни, разорванную семью долгими годами!.. Более чувствительные девочки заплакали, другие нахмурились, все разошлись по своим местам - в классе воцарилась странная тишина. Нот забыла о своем желтом томике и сидела на кафедре, опустив голову на руки, полузакрыв глаза; у нее не было матери, она потеряла ее еще тогда, когда совсем молоденькой девушкой выехала из отцовского дома одна в чужую страну, чтобы воспитывать маленьких девочек, чуждых ей и по вере, и по языку. И вот в разлуке, в рутинном, неблагодарном труде промелькнула вся молодость, состарилась она, пожелтела и теперь сидит на кафедре, а перед нею море детских головок; неужели и теперь, как прежде, они чужие друг другу?

- Надя Франк! Надя Франк! - Шкот, сидевшая сзади Нади, дергала задумавшуюся девочку за пелеринку. - Смотри, Нот плачет.

Франк подняла голову, посмотрела на классную даму и тихо, голосом, полным волнения, проговорила:

- Нот плачет?!

Минуты две почти все девочки глядели на классную даму, а Нот, ничего не замечая, сидела, все так же подперев голову рукой, и слезы, одна за другой, падали на дубовую доску кафедры. Без слов, без малейшей попытки привлечь к себе детей Нот покоряла их своими слезами. Чуткие детские сердца понимали скорбь одинокой женщины, с крайней парты встала Русалочка и первая подошла к Нот. Она опустилась одним коленом на ступеньку кафедры и прижалась головой к высокому столу.

- Это правда, что Женина мама умерла? - спросила она по-французски.

- Да, да, умерла! - Нот быстро вытерла платком глаза.

- А у вас есть мама? - Классная дама почти испуганно взглянула на Русалочку; за ней стояли уже другие девочки, и в первый раз в детских глазах она увидела грусть и ласку, без малейшего луча задорной насмешки.