искать его и не мог найти. Потом увидел маленькую одинокую фигуру на берегу. Она удалялась прочь от них, и в руке у нее было ведро с оторванной дужкой.
Генка бросился догонять его.
— Сашка-а! — кричал он.
Сашка наконец остановился, ждал, когда подбежит запыхавшийся Генка.
— Ты что ушел?
Саша не смотрел на него.
— Не люблю я.
— Чего не любишь? Духовой оркестр? Вот чудак.
— У меня отца хоронили… с духовым.
Генка пытался представить, как его собственный отец… Нет, нет, о таком нельзя даже думать.
Они медленно пошли домой.
— Семь лет мне было, — говорил Саша, — не маленький, а вот почему, скажи, я его не помню совсем? Как хоронили, как музыка играла — помню, а больше ничего. И хоть бы одна фотография. Ничего нет.
— А почему он… Саш? — осторожно спросил Генка.
— Рак у него был.
Дождь кончился, но в городе на неровном асфальте поблескивали лужи. Саша неожиданно поскользнулся и выронил ведро. Оно загремело и покатилось по мостовой. Генка посмотрел, как Саша бежит за ним.
Наверное, трудно им без отца, одна мать работает. Вспомнил, что дома у него большая коллекция марок, которая валяется в шкафу никому не нужная.
— Саш, ведро-то зачем? То есть деньги… купить что-нибудь?
— На микроскоп я коплю.
— Что-о-о?
— Рот закрой, — засмеялся Саша. — Ну чего уставился? Микроскоп хочу купить.
— За-зачем?
— Так, — уклончиво ответил Саша, — проверить кое-что надо.
— Расскажи, а? Я никому, честное слово.
— Потом, может быть, расскажу.
На столе дымилась целая гора блинов. Мать уже была дома. Она отругала Генку, что он ушел без завтрака. Генка съел штук десять блинов с творогом и, подумав, взял еще. Он ждал, что мать похвалит, потому что обычно она всегда жаловалась, что он мало ест. Но, к своему удивлению, услышал другое:
— Вот что значит с утра голодный ходишь, никак не наешься.
Вскоре пришла Тоня. Она тащила целую сетку мидий.
— Сами убежали, а я вам носильщик, — несердито сказала она и прожорливо набросилась на еду.
Под вечер, когда во дворе подсохло, стали варить мидии. Собрались все: Федя — брат Аллы, ученик городского ремесленного училища, Тоня, Алла, Генка и Саша.
Сначала поставили боком два кирпича и развели между ними огонь. На кирпичи пристроили чугунок с водой, а когда она закипела, всыпала туда рис, вымытые мидии прямо в скорлупе и соль.
Все с нетерпением ждали, когда сварится рис. Но когда чугунок сняли, к удивлению Генки, Тоня и Федя от своей доли отказались. Саша положил себе на тарелку одного риса. Только Алла набрала мидий и стала их есть, причмокивая и пофыркивая.
— А ты чего не ешь?
Генка взял одну ракушку. Створки ее были раскрыты, и внутрь набился рис. Он осторожно сглотнул рис — вкусно. Под рисом что-то желтело. Генка поборол в себе брезгливость и, выковырнув, надкусил. Было что-то похожее на курицу, а в общем, кто его знает. Лягушка жареная, возможно, еще вкуснее. Он сплюнул.
— Не нравится? — разочарованно спросила Тоня. — Вкусно ведь.
— А сами чего не едите?
— Ну мы… мы раньше ели. Знаем.
Часто вечерами ребята ходили на набережную. Там они садились на парапет и смотрели, как от причала отходят прогулочные катера, переполненные нарядно одетыми, веселыми людьми. Один раз и они всей компанией — Тоня, Алла и Саша с Генкой — отправились на морскую прогулку.
Палуба под ногами слегка дрожала от двигателей, через борт долетали редкие брызги. Генка только засмотрелся на открывшуюся как в кино панораму города, как услышал позади себя громкие голоса. Он обернулся и увидел, что перед каким-то мальчишкой в коротких штанах и рубахе с диковинными птицами остановился матрос.
— Не хочешь билет брать — штраф будешь платить.
— Чего привязались, — нахально отбрехивался мальчишка, — проверяли у меня билет. Я на берегу покупал.
— Не было у тебя билета, — настаивал матрос. — Ты говорил, что с матерью. А где мать?
— Врете, не говорил я про мать. Сами отобрали билет, а теперь придираетесь.
Полная женщина с голой спиной и в бусах, похожих на грецкие орехи, вступилась за мальчишку.
— Выходит, если ребенок один, без матери, значит, каждый может оскорблять его? Раз он говорит, что был билет, значит, был.
— Да я ж его знаю, он в который раз мне так попадается, — заверял матрос.
«Ребенок» насмешливыми глазами поглядывал на женщину и матроса.
— Ну хорошо, — сказала женщина, — я за него заплачу. Сколько стоит детский?
Наконец мальчишку оставили в покое. Он сел на скамейку и, оглянувшись — не смотрят ли на него, — вытащил из кармана измятое, подтекающее молочными струйками эскимо.
И то, как он воровато вытащил его, окончательно убедило ребят, что он ехал «зайцем».
— Дает, — засмеялся Генка, — такой нигде не пропадет.
— Паразит он, — хмуро заметил Саша.
Генка удивился:
— Что особенного? Мы ведь, помните, из-за ограды кино смотрели, тоже вроде «зайцем» получается.
— Так если бы у него денег не было, а то… ловкач он, не видите, что ли. Сожрет свое мороженое — ситро пойдет пить. Спорим? Я таких знаю.
— Давайте, правда, проверим, что он будет делать? — загорелся Генка.
И все четверо, даже Алка, уставились на мальчишку.
Мальчишка ел свое мороженое, облизывался. Потом заметил, что на него смотрят и попытался сделать равнодушное лицо. Но не так-то просто это сделать. Мальчишка ерзал, мороженое текло у него по пальцам… Наконец он не выдержал, встал и ушел на другой конец палубы. Ребята — за ним. И хотя мальчишка стоял у борта спиной к ним, видно было, по тому, как он ежится, что он знает — его преследователи здесь.
Вот он не выдержал, оглянулся и пошел искать новое место. От жары, от сладкого мороженого мальчишке, видно, в самом деле захотелось пить. Стараясь не обращать внимания на ребят, он пошел к буфету.
— Что я говорил! — торжествующе сказал Саша.
Мальчишка сунул руку в карман, но ребята уже были рядом с ним. Сглотнув слюну, он все-таки не посмел купить воды: кто его знает, что задумали эти ребята. Тоскливо покосившись на бутылки, он пошел дальше.
До самого конца путешествия ребята не оставляли его в покое. Как охотники, стерегли каждый его шаг, не давали подойти к буфету.
Когда же катер прибыл в город, мальчишка первым сбежал по трапу и, втянув голову в плечи, юркнул в толпу.
— Ну вот, — меланхолично сказал Генка, — съездили, виды посмотрели.
— А я ничего не видела, — удивленно откликнулась Алка.
Ребята так и прыснули.
Дни катились за днями, как веселые Алкины камушки.
Как-то бабушка послала Генку за хлебом. У булочной