было в черных пятнах, особенно перемазаны были руки и лицо.
Генка поднял голову и увидел, что все дерево усыпано ягодами, похожими на крупную малину или, скорее, ежевику, потому что они были черными.
— Это как называется?
— Что? Дерево? — удивился Саша. — Шелковица.
— Никогда не слыхал.
— Да ты что! Его еще тутовым деревом называют, а листьями шелковичных червей кормят.
— A-а, так это оно и есть?
— Ну да. Так пойдем завтра?
— А кто еще пойдет?
— Я, Алла, — показал он на перемазанную девочку, — Тоня.
— И она пойдет?
— Тоня-то? Конечно, пойдет.
Генка вошел в комнату и замер. Перед зеркалом, завернутая в пеструю скатерть, стояла Тоня. Волосы ее, подколотые гребнем, черной тучей вздыбились над макушкой. Она пристально следила за своим отражением. Поклонилась, вытянула руку вперед:
— Привет вам, сеньоры, — и увидела Генку.
Никогда не видел Генка, чтоб люди так краснели. Казалось, еще немного, и кровь брызнет с Тониных щек.
— Ты что подглядываешь? — закричала она.
— Я не подглядываю, тебя Сашка зовет.
— Мог бы постучаться.
— А я откуда знал, мне бабушка сказала «иди в комнату», я и пошел.
— А чего Саше надо?
— Завтра за мидиями идем, договориться.
Раным-рано — солнце еще только подымалось над горизонтом — отправились к морю.
У дома с голубой черепичной крышей Алла остановилась и, открыв дверь, крикнула в подъезд:
— А-ууу!
Подъезд весело подхватил ее голос и гулко понес по этажам.
Город остался позади. Лишь изредка попадались маленькие деревянные дома, до половины скрытые розовыми мальвами.
Первой по кромке моря бежала Алла. Она то и дело наклонялась, подбирала умытую, чистую ракушку, обточенный морем осколок стекла, интересный камушек.
Последней степенно шагала Тоня. Она скинула сарафан, и голову держала высоко поднятой, чтоб лицо загорало ровно.
Саша вдруг поднял ржавое без донышка ведро и понес его.
— Зачем тебе?
— В утиль, зачем еще.
— Сейчас ведь каникулы.
— А я для себя.
«Наверное, бедно живут, — подумал Генка, — денег не хватает». Он тоже стал оглядываться вокруг, не увидит ли еще что-нибудь подходящее. Но, как нарочно, берег был пуст. Золотился под солнцем песок и тянулся ровной полоской до самого горизонта. Ничего не было, кроме песка, моря и неба, бездонно синего и заманчивого.
— Вот почему, скажи, когда долго смотришь на небо, так и тянет полететь? — сказал Генка.
Саша подумал немного.
— Наверное, потому, что человек когда-то летал. То есть не человек, конечно, а предки… вот те, от которых млекопитающие… Птеро… не помню, как называются, ну, в общем, птицы древние.
— Человек от обезьяны, — неуверенно возразил Генка.
— А обезьяны откуда? Сначала рыбы, земноводные, потом птицы, потом уже млекопитающие — обезьяны, люди, собаки…
Оба притихли и некоторое время шли молча.
— Откуда ты знаешь?
— Учили же, — с удивлением покосился Саша.
— А, ну да, конечно же, учили. Только… — Генке стало немножко стыдно, захотелось тоже сказать что-нибудь умное, чтоб Саша не думал…
Но может, оттого что он торопил свои мысли, они все разбежались, а в голове неизвестно почему осталось только «В лесу родилась елочка». «Я сейчас скажу, — лихорадочно думал Генка, — я вот сейчас тоже спрошу…» А на языке, хоть тресни, повисла проклятая елочка, и ни туда ни сюда…
Выручила Тоня. Она громко взвизгнула и помчалась вперед, оставляя за собой кружева брызг. За ней засверкала мокрыми ногами Алка. Как тут было удержаться! Генка и Саша побежали тоже.
В нескольких метрах от берега расположилась нефтебаза. Громадные цистерны высились над дощатым забором. На заборе метровыми белыми буквами надписи: «Не курить», «Не купаться».
От берега уходил в море и там неожиданно обрывался мост. Генка сам догадался, что это для кораблей. Ближе к нефтебазе они подойти не могут — мелко.
Мост держался на железных стояках. К стоякам гроздьями прилепились темные ракушки — мидии. Колеблющиеся от воды водоросли то прикрывали, то вновь открывали их.
Саша сложил руки и нырнул с моста в прозрачную воду. Лягушатами попрыгали за ним Тоня и Алла. Генка тоже присел, ахнул и… отступил.
А внизу визжали, барахтались…
— Генка-а, — закричала Тоня, — чего же ты?!
Генка закрыл глаза и прыгнул. Тысячи острых иголок пронзили его. Он вынырнул и замолотил руками. Наверное, у него был очень смешной вид, потому что все захохотали.
— Обжегся? — спросил Саша.
— Угу.
Он подплыл к железному стояку и стал отдирать ракушки. И скоро согрелся. А когда набрали полную сетку-авоську, то уже и не хотелось вылезать из воды.
Потом валялись на песке, ели хлеб с черешнями и снова купались.
— Вы как хотите, а я буду загорать, — сказала Тоня и легла, раскинув руки, точь-в-точь чайка на ее купальнике.
Генка с Сашей ловили крабов, для которых Алла рыла колодец в песке, чтоб не подохли от жары.
— Дождя бы не было, — вдруг заметил Саша.
В самом деле, со стороны города плыла огромная, в полнеба, туча.
— Какой там дождь, — лениво ответила Тоня.
Она приподнялась, увидела бредущих вдоль моря курортников и села, завернувшись в полотенце.
Курортники с интересом уставились на Тоню. А один — толстый дядька в панаме — так зазевался, что нечаянно, прямо в туфлях забрел в воду.
Ребята расхохотались.
— Пошли, что ли, — резко оборвала их смех Тоня. — Сейчас польет, наверное.
Брови ее хмурились, черные глаза недобро следили за уходящими курортниками.
И сразу стало невесело.
Только встали, как начался дождь, крупный и сильный. Расхватали вещи и кинулись бежать.
Суматошно метались взъерошенные пляжники, прикрываясь от дождя зонтами, как только что ими же они прикрывались от солнца.
Генке давно уже хотелось пить. Он на берегу открыл рот и стал ловить ускользающие капли. И сразу вспомнилось, как весело смеялась Сима, когда он вот так же точно ловил губами из банки ягоды.
Генка скачками догнал Сашу, отнял у него дырявое ведро, напялил на голову и подскочил к Тоне:
— А ну постой.
Та остановилась.
Генка, важно выпятив живот, косясь на нее, сделал круг.
Тоня пригнулась от смеха.
— Ты что?
Генка и сам не знал — что, зато все снова засмеялись, и Тоня тоже.
Вдруг, точно с неба, грянул оркестр. Сколько было людей на пляже — все повернулись в одну сторону.
На штабелях строительного ракушечника под проливным дождем, в одних трусиках разместились отчаянные музыканты и дули в свои серебряные и медные трубы.
Горохом покатилась к оркестру малышня. За ними — взрослые.
А через минуту уже шлепался волейбольный мяч, танцевали мокрые пары. Все радовались небывалому развлечению.
— Здорово!
Ища, с кем бы поделиться, Генка обернулся и увидел счастливые лица Тони и Аллы. Сашки не было. Он стал