ещё чего. Отстань.
Супруга изобразила обиженное лицо, встала и ушла в комнату.
— Мать перемать… тудыть её в кочерыжку… Сонь! Иди сюда! — минут через десять зову жену.
— Что? — уже облачившись в халатик, присаживается рядом со мной.
— На какую глубину уголка в эту щёлку заходила, когда лапка опущена?
— Вот так примерно, — показывает пальцем.
Соня внимательно наблюдает за моими манипуляциями.
— Всё! Можно настраивать. Пересаживаемся. Нитку я заправил, пробуй, — механизм заработал, как часики. — Представляешь, с первого раза и всё «чики-пуки».
— Ого! Новое словечко, — жена улыбается, — я хотела с тобой посоветоваться.
— Теперь можно. У нас всё настроено, аж душа радуется, я расплываюсь в улыбке.
— Давай курочек заведём?
— В зиму?
— Можно подумать мы, на Севере живём. Конечно, в зиму. Катерина собралась инкубатор заводить. Может, нам десяток яиц заложить от своих кур. По цене сговоримся.
— Ну да. Родственники, как-никак, — поддакиваю. — А потом, как у тещи с тестем будет в позапрошлое лето.
Аглая Иннокентьевна всегда на подворье держала птицу. В то лето у неё бегало десятка три кур, как говорится, в свободном «полёте». Захотели, забежали в сарайку или вышли. И вот в тот злополучный день выходит хозяйка на улицу, а птица вся лежит по сторонам разбросанная, только ветерок пёрышки колышет. Глаша подхватила одну, другую курицу, трясёт, гладит, разговаривает, а они безжизненно болтаются в её руках. Слёзы из глаз тёщи в два ручья. Бежит в дом, мужа зовёт.
Абрамыч вышел:
— Ёсики-колёсики, да что ж это такое творится. Кому же было надо нам птицу травить. Убью! — кого он собирался лишать жизни, неясно.
— Давай, пока они не окоченели, порубим, кровь гадкую спустим. Я их почищу… может, ещё в пищу пойдут?
— А если яд? — тесть стоял с каменным от злости лицом.
— Я ветеринару на ферму снесу, проверит, скажет можно или нет.
Горевать некогда. Хоть мясо на бульон или тушёнку спасти.
Абрамыч достал чурбан, вбил в него два гвоздика так, чтобы голову курицы зацепить, вытянуть шею и топориком отсечь в раз.
Аглая Иннокентьевна набрала два ведра воды и в каждое по кипятильнику, воду согреть.
— Ты их руби, я буду за лапки подвешивать. Пусть кровушка стекает, — сквозь слёзы говорит деду.
Надо сказать, что им тогда по семьдесят было. Вроде всё делают быстро, а что-то мешкают. Кого позвать на помощь, позвонить не догадались. И время терять не хотели.
Наклонился тесть, поднял на руки первую «жертву».
— Любимица моя. Больше всех яичек несла. Умница беленькая…, — сказал и опешил, лицо в удивлении застыло. Бабка плакать перестала.
Курица приподняла голову, открыла один глаз и смотрит остекленело на хозяина. Из приоткрытого клювика выскочило похожее на «Ик!» и следом «Рыыых!». Абрамыч состроил брезгливую гримасу:
— Старая, ты чем птицу кормила?
— Зёрнышков с мешка пшеничных насыпала, — подёрнула плечами Глаша. — А что?
— Да она, — муж повернул птичью головку к своему носу и вдохнул, — фу-у-у-у, пьяная…
— Не мели. Откуда?
— Нюхни, — птица была передана в руки хозяйки.
— Господи! Где их угораздило? Вот курочки-дурочки… чего наелись?
Тесть с тёщей обошли двор, но ничего тогда подозрительного не нашли.
— Соня, а всё-таки, чего у них тогда куры наелись? Аглая Иннокентьевна не рассказывала? — интересуюсь у жены.
— Не знаю. Мама предполагала, что папа ставил брагу на самогон, а жмых у забора выбросил. Но разве он признается?
Я улыбнулся, вспомнив рассказ Абрамыча во всех красках. Особенно про то, как пьяные куры ходили, обнявшись крыльями, и «Кур-кур-лыкали» песни.
Дырчик
— Варлаам, привет! Не рано машину «переобуваешь»? — проходит сосед с дома по противоположной стороне улицы, через два дома от Сергея, как раз по диагонали от нас.
— В самый раз, — отвечаю Владимиру, откручивая гайки балонником, — по прогнозу на днях снег… обещают…
Сосед крутит головой, озирая небесное пространство, на котором ни одной тучки, ни облачка. Демонстративно вытягивает вперёд руку ладонью вверх:
— И кости не болят, и мороси нет… Вокруг вон и листва на деревьях, трава зелёная. А тепло градусов десять, не ниже, — пожимает плечами.
Я продолжаю свою работу.
— Ты чего молчишь? Твой гидромет, наверно, ошибся… Посмотри на небо. Сашка, вертолётчик, в таких случаях говорит: «Видимость на миллион!». А он про осадки…
— Соня по карте смотрела. У них на работе погодные приборы. Циклон к нам идёт с Москвы. Там уже заметает. Представляешь, ноябрь, а зима…
— Ерунда это всё! — заключил Володя и пошёл дальше.
Закончив со сменой летней резины на зимнюю, я загнал машину задом под навес во дворе. Опустил брезентовую штору, чем не гараж, и зашёл в дом.
Уже вечером, когда мы с Сонечкой смотрели кино, начал усиливаться ветер. Ближе к полуночи его порывы вызывали во мне обеспокоенность: «Всё ли закрепил? Не улетит ли что-нибудь со двора? Ого, как задувает…».
— Варлаам, в окно ничего не видно. Пойдем, посмотрим, — супруга поправляет шторку.
Как были в халатах, вышли на веранду. Здесь ветер наводил просто ужас своим завыванием. Я включил свет. Василий сидел на столе и широко раскрытыми глазами смотрел в темноту за стеклом.
— Здесь погаси, а на улице включи свет, — сказала жена.
— Мать перемать… тудыть всех ваших в качель… едрит Мадрид…, — как из рога изобилия полились из меня эпитеты.
На улице ветер гонял множество снежинок, покрывающих землю. Деревья раскачивались в стороны, столбы, то ли фонари на них, дергались рассыпающимися в стороны световыми бликами.
— Кра-а-асо-о-ота! — только и проговорила супруга.
— А кому-то завтра на работу.
— Утром позвоню директору, спрошу. Может, даст отгул.
— А он что, не человек? Наверно, тоже с утра будет откапываться.
— Ой, не выдумывай. Снег небольшой, а ветер… и не такие переживали. Вася, пойдём домой!
— Мя-я-я-у-у-у-у, — протянул хвостатый друг и спрыгнул на пол.
В течение ночи я периодически просыпался то от завывания ветра, то от бряцания или неопределённого постукивания. После пяти утра всё стихло. Погружаясь в сон, мозг подал команду: «Вставай! Выйди на улицу!».
Приоткрыв глаза и посмотрев на окно, мне показалось необыкновенно светло: «Блин! Будильник! Соня, кажется, заводила. Но почему…».
Я соскочил с кровати и поднёс экран смартфона к носу — 05:54. «Рано!», — заглянул за штору. Окно наполовину было залеплено снегом.
Выскочил на веранду в чем был, то есть «без ничто», и ахнул. Свет луны, пробивавшийся сквозь тучи, весело отсвечивал от снежного покрова, лежащего ровными сугробами.
В доме заиграла музыка — будильник. Я оделся, напялил шапку и перчатки, ступил босыми ногами в валенки и… Хорошо, давил небольшой морозец, снег был лёгкий. Сейчас надо быстро очистить выезд для машины, чтобы Сонечка успела на работу.