на полу или на раскладном кресле, не мог найти такую работу, чтобы взять тебя к себе насовсем. Я спрашивал у нее, можно ли забрать тебя на лето, на выходные. Нет, нет, нет – всегда нет. Что мог, я тебе посылал. Открытки и все остальное получала?
Я киваю.
– Когда я звонил, она не разрешала с тобой говорить. Всегда кончалось тем, что мы с ней ругались. Так я и перестал звонить…
Помолчав немного, он договаривает: «С Хью-то связь была. Извини, что плохо получилось с тобой и с Олли».
* * *
Симус сдает карты.
– Смысл в том, чтобы набрать свою пятикарточную комбинацию с помощью пяти карт из семи, которые у тебя на руках. Раскрытие – это когда остальные игроки открывают свои карты и определяют, кто выиграл. А выигрывает тот, у кого карты лучше всех.
– Но у тебя были не лучше всех, – возражаю я.
– Если у тебя не лучшие карты, – отвечает он, – блеф к твоим услугам. Но в любом случае лучше иметь лучшие карты.
Мы играем несколько часов. На следующий вечер еще несколько часов, на следующий вечер – еще несколько. Я проигрываю, когда у него лучшие карты, и выигрываю, когда уличаю его в блефе. И так каждый раз.
Ему нравится играть со мной не потому, что нравится выигрывать, а потому, что он знает – со мной блеф не прокатит, а уж в блефе-то он силен. Когда он играет со мной, то совершенствуется в честной игре. Он досадует, когда я его уличаю. И выдают его не только цвета: клубнично-красным становится нос с огромными волосатыми порами.
Он снова и снова твердит мне одно и то же: «Мало полагаться только на то, что человек блефует, мало полагаться только на слабости, нужно работать над своими сильными сторонами».
Я раздосадованно спрашиваю:
– Но что, если видеть слабости других – это моя сильная сторона?
Он замолкает и улыбается:
– Хм… Тогда ты готова.
– Готова? К чему?
* * *
Я не способна играть в покер, это вполне очевидно; самое большее – могу следить, чтобы каждый играл без блефа и чтобы карты у меня не были такими же хорошими, как у других, а такого никогда не будет, потому что стратегия игры не укладывается у меня в голове. Но вот людей я могу читать лучше, чем Симус, и, хотя заглядывать в чужие карты – это преступление, заглядывать в людей – вовсе нет. Может, даже читать радость людей – это работа такая.
На следующую игру я иду уже с ним. Я сажусь так, чтобы он меня видел, и, если замечаю металлический блеск, когда игроки объявляют карту или готовятся ее объявить, подаю сигнал. Я отпиваю воды и ставлю стакан справа от подставки, если человек говорит правду, и слева, если блефует. Выигрыш мы делим по-честному.
Самый большой урок для меня – пусть Симус и виртуоз блефа, но этого мало. Я мастерски читаю людей, но и этого мало. Чтобы выиграть, нельзя полагаться на блеф; мне нужно научиться играть.
* * *
– Завтра мы кучу деньжищ огребем, – говорит он, сверкая из-под огромных усов нижними зубами; это единственный признак, что он широко улыбается.
– А я подумала, что мы уже и так огребли кучу, – отвечаю я, вспоминая о набитой наличностью сумке, которую мы оставили в спальной гостевого дома Ник; от одного ее вида я прихожу в нервное возбуждение. Он отдает мне половину того, что выигрывает.
– Это ты еще ничего не видела, детка, – говорит он, в радостном предвкушении потирая свои толстые руки.
До сих пор мы играли в «любительские игры», в которые обычно играют после работы в задних комнатах пабов, дома, в гаражах у знакомых знакомых. Внезапное появление дочери, вопреки моим ожиданиям, никого не смутило; может, они думают, что это сын, но, по крайней мере, я не такой человек, которому они не доверяют. Да, наверное, в перчатках и темных очках я выгляжу странновато, но именно это помогает мне не выделяться; сидит такая особенная девочка рядом с папой, и все. Только однажды человек чувствует, что я обманываю: проиграл очень много, и у него снесло крышу. Но его быстро успокоили другие игроки и его сын, который сидел рядом со мной.
– Пап, я отсюда даже карт твоих не вижу, думаешь, она видит?
И пришлось извиняться перед простой, странной девушкой.
– Мы обманываем? – спрашиваю я Симуса, когда мы едем обратно в паб с гостевым домом, где он живет. Он не пьет, когда играет, потому что любит сохранять ясную голову.
– Раз подсматриваешь в карты, значит, обманываешь. Ты подсматриваешь?
– Нет. Да если бы и смотрела, ничего бы не поняла.
– Значит, мы не обманываем.
Я остаюсь у него дольше, чем планировала. Я остаюсь на Рождество, решив, что не хочу впервые встречать его вдали от дома в одиночестве. А потом, мне хорошо в компании отца и Ник. Мне хорошо с четырьмя ее сыновьями, которые помогают ей в бизнесе: один – повар, другой заправляет пабом, третий заведует гостевым домом, а гламурный четвертый, самый младший, стоит на ресепшене и доводит всех до белого каления; ему место скорее в Голливуде, а не здесь. Братьям он не нужен, но его терпят ради счастья матери. Он делает ее счастливой, я это вижу. И еще вижу, почему он остался.
В день Рождества я звоню Лили.
– Ты где? – спрашивает она.
– У подруги.
– Нет у тебя никаких подруг.
– У школьной. Ты все равно ее не знаешь.
– У подруги, так у подруги. Домой едешь?
– Тебе нужно, чтобы я приехала? – спрашиваю я и начинаю волноваться из-за нее.
– Приезжай, разберешься с бардаком, который ты нам тут оставила, – рявкает она. – Могла бы и не отказываться от денег – там все равно никто бы не узнал, что ты уехала. Ну кто бы заметил?
– Скажи этой роже, чтобы здесь больше не показывалась! – орет где-то сзади Олли.
– Нужна буду, позвонишь. Хорошего Рождества, – произношу я и заканчиваю разговор.
* * *
Симус договорился сразиться в казино «Лев» с какими-то серьезными игроками. Я не очень-то себе представляю, что это значит и каковы ставки, но понимаю, что все будет по-крупному. Ждут нас там в восемь вечера. Он волнуется, думает, что сорвет большой куш, удивляется, почему меня это не волнует так, как его, почему я сразу же не подумала, как с помощью своего дара делать деньги. Такие, как он, всегда ищут быстрого пути к успеху, тратят деньги скорее на лотерейные билеты, чем на улучшение себя. Вкладываются