ногу. Но Себастьян был бы не Себастьян, если бы хоть раз не упустил возможность огрызнуться. Хоть в этот раз и вышло мягче обычного.
Старик с клюкой улыбнулся, потер худым кулаком бороду.
— Хорошие у вас ребята.
Мы с Дашей почему-то улыбнулись. Пусть комплимент предназначался и не нам.
— Теперь муки будет вдоволь, — сказал дед, но его интонация говорила об обратном.
— Совсем мало зерна, да? — участливо спросила рыжая.
— Мало. Дожди были. Да градом пшеницу побило. Вот, что уцелело теперь сюда, — махнул он рукой на мельницу, где уже два человека-паука колдовали с лопастями. — Глядишь, протянем.
Мне стала понятна чрезмерная худоба местных жителей. Тем не менее, на радушии голодные времена не отразились. Сухонькая женщина принесла нам молока, другая — моченых яблок, третья лепешки, видимо, из остатков муки. Жители смотрели с благодарностью и любопытством. И, когда ремонтники спустились к нам, на улице их ожидала добрая половина деревни.
— Принимай работу, — сказал Тимофей, опуская рукава.
— Вот спасибо, — радовался дед. — Как и благодарить вас не знаю.
— Ночлег дадите? — спросил Себастьян. — Ночь уж скоро.
— А то как же! Изба то маленькая. А на сеновале места много. Сгодится?
— Сгодится.
— Нам не привыкать, — улыбнулась Дарëна. А я, вспомнив, как закончился прошлый такой ночлег на сеновале, поëжилась.
Мужчины после ужина сразу отправились спать. Не удивительно. Почти полдня провели за работой, не прерываясь на перекур. Мы с Дашей чувствовали себя гораздо бодрее. Помогли старику с посудой, покормили животных в хлеву. Когда я вышла из дома, Дарëна сидела на траве, глядя на прячущийся за лесом огненный шар. Задумчивая. Тихая. Как будто даже грустная. Не похоже это на ту задорную девченку, которая вышла вместе со мной из Нюркиного луга.
— Не помешаю? — спросила я, присаживаясь рядом. Рыжая мотнула головой и, обхватив обеими руками коленки, сложила на них подбородок. — О чем задумалась?
— О родителях, — ответила она со вдохом. — Как они там…
Я обняла рыжую, и девушка, шмыгнув носом, положила голову мне на плечо.
— Вы вернетесь, Даш. И ты, и Тимофей, и эти двое.
— Трое, — с улыбкой поправила меня она.
— Трое, — усмехнулась в ответ. — Мы дойдем до Добромира, а он, наверняка, поможет. Ведь если он меня может домой отправить, то вас вернуть — пара пустяков.
— Надеюсь, Жень. Надеюсь, что так.
— Конечно. А как иначе?! Через несколько дней уже снова будешь бегать от матери, прятаться от женихов…
— Не буду.
Отпрянув от неё, удивленно заглянула в лицо.
— За Ваську согласишься выйти?
— Нееет, — засмеялась она.
— Неужели, за Семëна? Он же шепелявит! Фу! — я шутливо сморщилась, и Даша рассмеялась громче.
— Ни за что! Лучше в реку нырну!
— Ооо, вряд ли тебе это поможет. Мать у тебя упертая, не отстанет.
— Это уж точно, — она отсмеялась и снова сделалась задумчивой.
— Ну а сейчас что? Думаешь, кого ещё Ульяна тебе в мужья притащит?
— Нет, — улыбнулась девушка, опустила глаза, а щеки её почему-то порозовели. — У тебя было так, что вот вроде знаешь человека всю жизнь, а самого главного не замечала?
Я улыбнулась шире, понимая, в какое русло идет разговор.
Глава 17
Не друг детства
Дарëна снова нервно теребила рукав. Я заметила, что она делает так, когда нервничает.
— Ты имеешь в виду Тимофея? — спросила её осторожно.
— Угу.
Она опять положила подбородок на колени и утремила взгляд в даль.
— Мы с детства знакомы. Играли вместе, веселились. Я всегда была неугомонной, вечно шкодила. Мама так же ворчала, — девушка улыбнулась воспоминаниям. — Однажды разбила целый горшок топлëного молока. А Тимофей сказал, что это сделал он. Я тогда даже не поняла, почему и зачем. Просто радовалась, что меня не накажут. Ему-то мама ничего не сказала. Только головой покачала и всё.
Дарëна покусала губу, замолчала.
— Что было потом?
— А потом мы выросли. Но для меня он так и остался Тим, с которым лазили через забор воровать яблоки, камешки в колодец бросали, да собак дразнили.
Я невольно представила уже взрослого Тимофея перелезающим через забор и строящим рожицы сторожевым псам. Чуть не рассмеялась, от вида этой картины в голове.
— А сейчас? Что-то изменилось?
— Не знаю, — тяжело выдохнула девушка. — Странное чувство. Человек всё тот же, а я как будто другими глазами смотрю. И что делать, не знаю.
— Мне кажется, Тимофей хороший человек…
— Хороший. Добрый, умный, заботливый. И друг отличный.
— Так что тогда не так?
— Странно это всё. Раньше лягушек вместе ловили, а теперь…
— Ну можете и сейчас лягушек ловить, — не удержалась я.
Дарëна хихикнула и тут же снова стала серьёзной.
— Даш… Я в этих делах не особо разбираюсь… Но, мне кажется, то, о чём ты сейчас сказала… Мне кажется, это взаимно.
Девушка перевела на меня внимательный взгляд.
— Ты думаешь?
— Мне так кажется. Повторюсь, я не особо в этом разбираюсь. Точно тебе сможет сказать только сам Тимофей.
— Ну нет, — она замотала головой. — Я о таком с ним говорить не стану.
Щеки рыжули побагровели, что даже в красных лучах заката видно было весьма отчетливо.
— Не говори. Намекни. Ну или, по крайней мере, не отталкивай.
Девушка помолчала, размышляя. Довольно долго сидела, не говоря ни слова, потом тихонько пролепетала:
— Может быть, ты и права.
— Очень на это надеюсь, — сказала я и поднялась. — Пойдем-ка теперь спать. А то если просидим всю ночь, завтра этот ворчун с прокушенной ступней нам устроит прессинг.
— Что устроит?
— Бухтеть будет опять всю дорогу. И тогда кто-нибудь из нас его точно прикокошит.
Дашка рассмеялась, поднялась с земли и зашагала вместе со мной к сараю с сеном.
Мужчины спали. Так крепко, что