убранство и хорошее настроение, деревня была бедной, по сравнению с Нюркиным лугом. На празднике кукушки столы в центре посёлка ломились от изобилия угощений. Лица людей пышели здоровьем. Румяные, красивые, загорелые. В Истопе же люди были другими. Те же улыбки на лицах, но сами лица были худыми, а кожа бледной. Я не увидела ни одного даже просто упитанного человека. Все они были стройными и поджарыми. Списала всё это на здоровое питание без ГМО и обилие свежего воздуха.
— В Комарихе должно быть лучше. Там мельница. По крайней мере, хлебом можно разжиться, — со знанием дела сказал охотник.
— А вот мне дед рассказывал, — начал Боян, молчавший все утро. — Про чёрного мельника.
Борис что-то фыркнул, хрюкнул, сдул с пятачка комаров и помотал ушами. Козёл в ответ покосился на него и продолжил:
— Молол он муку на мельнице, молол. А потом стали пропадать сперва животные, а потом и люди.
— И что? — испуганно спросила Дарëна.
— Что что. Пирожки он с мясом любил, вот что.
Вся наша компания, за исключением проводника обернулась к Тимофею. Мельник захлопал глазами.
— А вы чего на меня так уставились? Я пироги вообще не очень.
Мы с Дашей переглянулись и засмеялись.
— Ну Боян! И где же твой дед все эти сказки слышал? — смеялась рыжая.
— А поди знай, сказки или нет. Дед то говорил, что и правда всё это было.
Мы рассмеялись громче. Даже мельник позади усмехнулся.
— Комариха, — оповестил нас Себастьян.
— Чёрная Комариха, — в один голос крикнули мы с Дарëной и прыснули со смеху.
Боян покряхтел и ушёл вперёд. А мы высматривали сквозь лесной массив очертания деревни. Мельница, низенькие дома на фоне золотистого поля и зеленых елей вдалеке. Размером село было примерно таким же, как и Истоп. Остановив проходившего мимо старика, Себастьян спросил его
— Отец, где тут хлебом разжиться можно?
Лицо старика помрачнело. Он мотнул седой бородой, поставил перед собой клюку и сложил на неё обе руки.
— Так нет хлеба, родимые.
Охотник нахмурился.
— Неурожай?
— И урожай плохой был, да не в том беда. Мельница сломалась. Вот зерно и гниёт.
— Что, и починить некому?
— Некому. Мельник весной ещё помер. А других умельцев нет.
— Тиииим, — обернулась Дарëна к великану из нашей шайки. — Поможем?
Тимофей задумчиво кивнул и вышел вперёд.
— Инструмент то есть? Да пара ребят толковых.
— Найдется, — с надеждой улыбнулся старик и, бодро втыкая клюку во влажную почву, зашагал к деревне.
Дарëна и Тимофей пошли за дедом. Я покосилась на Себастьяна, ожидая очередной порции возмущений, но он молча, с абсолютно спокойным лицом двинулся вслед за Тимом.
— Эй, остолоп! Погоди.
— Чего тебе? — обернулся мельник, остановился, проигнорировав оскорбление. — Неужто в помощники метишь? С дырявой то ногой.
— Нога может и дырявая, а руки целые. И голова, — и, догнав компанию, вышел чуть вперёд со своей кобылой.
— Мальчишки, — усмехнулась я и пошла следом за остальными в компании хряка, козла и синей мухи.
Тимофей долго и со знанием дела осмотрел строение, механизмы, и вышел на улицу к собравшимся.
— Ну? — спросил его старик. — Сдюжишь?
— Угу, — кивнул ему мельник и махнул рукой Себастьяну и двоим щуплым паренькам, чтобы подошли.
Он что-то объяснял, размахивал руками и, когда все трое понятливо закивали, позвал их внутрь. Мы с Дашей с интересом пошли следом. Когда ещё удастся посмотреть на всё это изнутри.
Старые ступеньки жалобно скрипели под весом ремонтной бригады. В центре мельницы был вкопан огромный деревянный столб, и только сейчас мне стало понятно, почему старик называл её «столбовка». На втором этаже Тимофей принялся по-новой рассказывать о проблеме, которую необходимо устранить. Он указал рукой на толстенное бревно, ведущее к какому-то колесу с деревянными штырьками.
— Вал истëрся. Менять надо. Да и сам передаточный механизм еле держится. Разок крутанешь и развалится. Лопасти тоже бы обновить.
Он детально объяснял двум щуплым работникам, как и что устроено. Так подробно и четко, что даже Дарëна, бесконечно далекая от этих дел, слушала, раскрыв рот. С интересом. Хотя… Возможно, гораздо более интересен ей был сам Тимофей.
Мельник преобразился. Молчаливый, спокойный и сдержанный, он, как бригадир важно раздавал указания, иногда ругаясь на нерадивых помощников и в сотый раз показывая, как и что надо делать. Потом мужчины отлучились, оставив нас с Дашей куковать в одиночестве. Вернулись почти через полчаса, привезли огромное бревно. Под руководством Тимофея соорудили блок, перекинули веревку и вчетвером втащили бревно наверх. Закрепили. Мы с рыжей предложили свою помощь, за что были вознаграждены ироничным смешком Себастьяна и добродушной улыбкой мельника. Отказались.
Дальше началась лекция о строении передаточного механизма. Штырьки на колесе, оказывается, правильно называются «кулачки». Конечно, эта информация в моем мире мне вряд ли пригодится, но слушать было интересно. Как и смотреть. Как часто говорила наша постовая медсестра — «можно вечно смотреть, как горит огонь, течёт вода, и то, как работают другие». Что мы с Дарëной и сделали.
Я наблюдала за четырьмя мужчинами, делая выводы о каждом из них. Двое местных были молодыми парнями. Не старше Даши. Скорее всего, лет 16–17. При этом абсолютно не по возрасту худыми. Рубахи болтались на них, как и штаны. Будто до них их носил Тимофей, а потом отдал, потому что стало мало. Но вещи были по размеру.
Тимофей все то время, что мы знакомы, казался мне неповоротливым и, если честно, немного тугим. Сейчас же я наблюдала перед собой человека, который здорово соображал в том, чем занимался. Понимал, как устроены механизмы, умело руководил командой, проворно передвигаясь по лестницам. Объяснял, что и кому нужно делать, где держать, куда навалиться, что прижать.
И Себастьян. Не ожидала от него такого рвения. Как будто это была его собственная мельница. Старался не меньше Тимофея, при этом, прикусил язык и не сказал ни слова поперек. Слушал громилу, безропотно выполняя указания. А нет, один раз все же поругался, когда полез на лестницу, чтобы починить лопасти, а Тимофей напомнил ему про больную