Кивая и улыбаясь, как бродяга-моряк, Альфонсо выразил сожаление по поводу того, что не может помочь нам лично, но, если мы поедем с ним в город, он отведет нас к своему другу, который знает толк в радиаторах. Испытывая сомнения, мы все же загрузились сзади в его видавший виды пикап и поехали с ним по улицам.
«Куда мы едем?»
«Он везет нас к своему другу.»
«Зачем?»
«Возможно, чтобы разделить заработок. Знаешь ли, один умник направляет молокососов к другому, и потом они делят добычу между собой.»
Он остановился перед крошечным магазинчиком с вывеской «РАДИАТОРЫ» над дверью и радушно представил нас своему заволновавшемуся другу Мануэлю.
«Кто это?»
«Его сообщник, я думаю.»
После принятого ритуала рукопожатий они одновременно затараторили в течение нескольких секунд по - арабски. «О чем они говорят?»
«Они решают, сколько с нас взять. Как ты думаешь?» Наши дурные предчувствия усиливались.
Никакого быстрого решения
Мы надеялись на быстрый и недорогой ремонт, который мог бы быть осуществлен за несколько минут при помощи ацетиленовой горелки, и мы снова могли бы быть в пути. И к тому- же, и раньше у нас бывали проблемы с радиаторами -поломанными абсолютно и требующими замены. Этот, казалось, вполне мог обойтись ремонтом.
Альфонсо сдал нас в руки своего криминального партнера и исчез с избитым: «Счастливого пути!». Мануэль сказал, что радиатор вышел из строя, и когда мы с ним договорились, он, с поразительным мастерством, сорвал его вниз. Это без каких-либо сомнений свидетельствовало о том, что радиатор был действительно безнадежен. Он был ржавый и прогнивший изнутри.
Мы стойко подчинились неизбежности судьбы, принимая необходимость приобретения другого радиатора, поиск которого включал обход трех складов лома и критический осмотр пяти использованных радиаторов. После осмотра четвертого радиатора Мануэль перестал выглядеть как пират-варвар и предстал перед нами добросовестным уважаемым мастером.
Наши опасения быть обманутыми оказались необоснованными. Мануэль, наконец, одобрил пятый радиатор, снизил цену в половину того, что хотел за него на хранилище лома араб, когда тот сообразил, что радиатор для туристов.
После четырех часов поиска, проб, сварки и проверки возможных дефектов наш счет составил 17 $, а радиатор, снова установленный на Ровер, прекрасно функционировал. Мы выдали Мануэлю 20 $ и массу благодарностей, хотя запчасть обошлась нам в 13$. Такая искренняя честность должна была быть вознаграждена.
Одна из самых удивительных вещей, с осознанием которой вы сталкиваетесь в вашей жизни, заключается в том, что большинство встречаемых вами людей являются действительно хорошими, честными, достойными и добропорядочными. Только случайно встреченный вами плохой или бесчестный человек заставляет вас с подозрением относиться к каждому.
Дорога на Касабланку
Солнце уже садилось, когда мы снова выбрались из Тангиера, после того как приготовили ужин прямо на тротуаре рядом с остывающим радиатором, к невероятному изумлению прохожих.
Направляясь в Касабланку, мы не нуждались более в остановках; мы составили предварительный график и отставали от него уже на полдня.
Было 3 часа дня, когда мы, замученные и сонные за долгие день и ночь, прошедшие после того, как мы покинули Гибралтар, подъехали к Касабланке. Напуганные головорезами и ворами, которыми печально известен город интриг, мы остановились посреди обширного поля, вдалеке от каких-либо строений и уснули там в окружении своего имущества, считая, что так риска будет меньше.
Так прошла наша первая ночь в Африке. Маленький мальчик, присматривающий за полудюжиной овец, был единственным свидетелем нашего появления из Ровера на следующее утро. Стирая с себя многочисленные следы, оставленные коробками, на которых мы располагались ночью, зевая и потягиваясь под теплым солнышком, мы достали на завтрак несколько консервов. После поедания колбасы с горохом, мы приехали в оживленный город современных небоскребов и суматошности движения, и через несколько минут растерялись в поисках места, где можно было бы купить дисконтные талоны на бензин.
Вперед к МарракешуК тому времени, как мы выпутались из лабиринта тесных мощеных улиц, у нас были талоны, и мы направлялись в сторону Марракеша.
Изменения, наблюдаемые нами в людях и в целом в стране с того момента, как мы покинули Гибралтар, были весьма значительными. Пропали брюки, рубашки и куртки, характерные для Европы. Их сменили просторные мантии и темные бурнусы арабов, лица женщин были скрыты от взоров, за исключением узкого разреза для глаз, сквозь который они разглядывали нашу процессию.
Пожилые люди, пасущие овец или не разгибаясь срезающие ряды волокнистых початков на скалистых полях, были закутаны в закрывающие голову балахоны, защищающие уши и шеи от палящего солнца. Все сливалось под просторными складками одежды, обернутой вокруг тел, и только огрубевшие ноги были видны в прорехах плетеных веревок их кожаных сандалий.
Солнце было жарче, чем за день до этого. Поля, за исключением тех, что имели примитивную ирригационную систему, были высохшими и заросшими редкой желтой травой и какими-то необычными колючими деревьями. Речка, казалось попавшая сюда каким-то чудом, была мелкой и коричневой от грязи; непригодная для питья вода лениво текла вдоль пыльных берегов, обсаженных чахлыми кипарисами. Сельская местность, с древними каменными домами и поломанными заборами, с петляющими среди скал и спускающимися к ним тропинками, создавала общее впечатление безжизненности и забвения.
Путешествие по бедной земле
Здесь велосипеды и ослы были самым распространенным видом транспорта. Глина вперемешку с палочками, сформованная в кирпичи, и европейская известь были самыми распространенными строительными материалами. Усталость и пассивность, столь давно поселившиеся на земле бедных, приучили их воспринимать нужду и добывание скудных средств к существованию, своим образом жизни, который никто в этом мире не ставил под сомнение. Было несложно понять, откуда взялся мусульманский закон Рока («Все записано и не может быть изменено»), который столь беспрекословно был принят этими людьми.
Испания была бедной страной, с ее крестьянами и поездами третьего класса, ее грязными улицами и закопченными городами, но то, что мы видели сейчас, было бедностью, настолько глубоко врезавшейся в лоно и социальную структуру этой земли, что казалась неискоренимой. Люди выглядели так, как будто они очень давно смирились с тем, что другой образ жизни мог стать для них шагом к распаду их системы. Перемена воспринималась не чем-то прогрессивным или даже регрессивным, а просто перемещением состояния бедности в его продолжение.