«Я поверю в эволюцию не раньше, чем мартышка родит человеческого ребенка»
Повторю: люди не происходят от обезьян. У нас есть общий предок. Так получилось, что он был гораздо больше похож на обезьяну, чем на человека, и если бы мы случайно повстречались с ним около 25 млн лет назад, то с полным правом назвали бы его обезьяной. Но даже несмотря на то, что человек произошел от животного, которое можно назвать обезьяной, ни одно животное никогда не родит детеныша, относящегося к другому виду, по крайней мере если эти два вида отличаются друг от друга так же сильно, как человек отличается от мартышки (или даже от шимпанзе).
То, что эволюция — процесс, это не просто факт, а естественная необходимость. Гигантские скачки за одно поколение — такие, как рождение человеческого ребенка обезьяной, — почти так же маловероятны, как и божественное творение, и по этой же причине нами отвергаются. Было бы прекрасно, если бы оппоненты эволюционной теории постарались изучить хотя бы основы того, против чего борются.
Пагубные последствия концепции Лестницы существ
В основе нелепых требований предъявить «недостающие звенья» лежит средневековый миф, который властвовал над умами ученых мужей до появления Дарвина и который поныне продолжает многих смущать. Я говорю о концепции Лестницы существ, в соответствии с которой все во Вселенной расположено иерархически, на ступеньках гигантской лестницы — на самом верху Бог, после архангелы, после ангелы разных чинов, после люди, после животные, растения и так далее, вплоть до камней и других объектов неживой природы. Учитывая, что этот миф относится к временам, когда расизм цвел пышным цветом, вряд ли надо уточнять, что тогда и не все люди считались достойными занимать одну и ту же ступень. Конечно, мужчины горделиво стояли ступенью выше женщин своего ранга (и поэтому в начале абзаца я написал: «над умами ученых мужей»). Но когда на сцене появилась эволюционная теория, больше всего путаницы породили устаревшие представления об иерархии внутри животного царства. Казалось логичным, что «низшие» животные эволюционировали в «высших». Следовательно, мы вправе ожидать обнаружения «связующих звеньев» между ними, отражающих восхождение по иерархической лестнице. Лестница с провалами выглядит неубедительно. И именно этот образ — лестницы с недостающими ступенями — лежит в основе скепсиса по отношению к «недостающим звеньям». Но, как я сейчас покажу, миф о Лестнице существ целиком ошибочен и антиэволюционен.
Словосочетания «низшие животные» и «высшие животные» так легко слетают с нашего языка. Так же легко, казалось бы, они должны вписываться в эволюционное мышление — и тем неожиданнее осознание того, что эти понятия глубоко антиэволюционны. Казалось бы, мы всегда понимали, что шимпанзе — существо более сложное, «высшее», в то время как дождевые черви — «низшие» существа. Мы думаем, будто мы знаем, что это значит — и эволюция, казалось бы, еще лучше проясняет смысл этих понятий. Однако это не так. На самом деле вообще не ясно, имеют ли смысл эти слова. Если же они значат что-либо, то значений столько и они такие разные, что в итоге разделение животных на «низших» и «высших» только запутывает или даже оказывается откровенно вредным.
Перечислим несколько более или менее ошибочных смыслов, которые можно вложить во фразу: обезьяна — «высшее» в сравнении с дождевым червем животное.
1. «Обезьяны в процессе эволюции произошли от дождевых червей». Это неверно, как неверно и то, что человек произошел от шимпанзе. У обезьяны и дождевого червя, шимпанзе и человека есть общий предок.
2. «Общий предок дождевого червя и обезьяны был куда больше похож на дождевого червя, чем на обезьяну». Это куда лучше! Кроме того, слово «примитивный» можно использовать как почти точный термин, отражающий степень сходства с общим предком. Очевидно, что по этому признаку некоторые из современных животных «примитивнее» других. Тогда более «примитивным» из двух видов будет тот, который изменился меньше со времени их общего предка (поскольку, как мы помним, все виды имеют общего предка — надо только отойти достаточно далеко назад по эволюционному пути). Если же оба вида изменились примерно в одинаковой степени, слово «примитивный» использовать не стоит.
Не лишним будет сделать небольшое отступление. Сходство двух видов очень сложно измерить. И, более того, нет никаких причин предполагать, что общий предок каких-либо двух современных животных непременно был сильнее похож на одно из них, чем на другое. Возьмем, например, сельдь и кальмара. Вполне возможно, что один из них больше похож на их общего предка, чем другой, но из этого не следует, что так и было. У обоих животных было равное количество времени на эволюционные изменения. Следовательно, с точки зрения эволюциониста, ни одно из современных животных не более примитивно, чем другое. Нам следует ожидать, что оба животных со времени общего предка изменялись с одинаковой скоростью, но в разных направлениях. Мы знаем, что это ожидание часто не соответствует действительности (например, в случае обезьяны и дождевого червя), но в принципе для каких-то животных оно может подтвердиться. Более того, даже отдельные части тела животного могут эволюционировать с разной скоростью. Животное может быть примитивным от пояса и ниже, а выше пояса очень развитым. У одного животного может быть более примитивная нервная система, а у другого, например, скелет. Отметим, что «примитивный» («более напоминающий предков») совершенно не означает «простой» («менее сложно устроенный»). Конское копыто устроено проще, чем наша нога, поскольку имеет один палец вместо пяти, однако человеческая ступня примитивнее, потому что наш общий с лошадьми предок имел, как и мы, пять пальцев. Следовательно, лошади в процессе эволюции изменились сильнее.
3. «Обезьяны умнее (симпатичнее, или имеют более длинный геном, или более сложное строение тела и так далее), чем кольчатые черви». Подобный зоологический снобизм приводит в науке к кошмарной путанице. Можно представить себе множество «шкал» развитости животных. Однако животные, получившие высокий балл в одном случае, совершенно не обязательно окажутся настолько же развитыми в другом. У млекопитающих, например, мозг крупнее, чем у саламандры, однако у некоторых саламандр существенно крупнее геном.
4. «Обезьяны похожи на людей сильнее, чем кольчатые черви». Да, это так. И что же? Почему мы должны брать человека за меру, которой мы измеряем другие организмы? Пиявка, к примеру, могла бы с негодованием отметить, что дождевые черви обладают огромным преимуществом: они ближе к пиявке, чем к человеку! Несмотря на традиционное помещение людей между животными и ангелами на Лестнице существ, нет подтверждений распространенному убеждению, что эволюция «нацелена» на выведение человека или что человек — венец творения. В худшем случае все опускается до вечного ворчания вроде: «Если шимпанзе эволюционировали в человека, то почему мы до сих пор видим их?» Увы, это не анекдот. Сотни раз я слышал этот вопрос, причем иногда от людей, на первый взгляд хорошо образованных[75].
5. Обезьяны (и прочие «высшие» животные) приспособлены для выживания лучше, чем дождевые черви (и прочие «низшие» животные). В этом нет не только правды, но и смысла. Все существующие виды дожили до наших дней. Многие обезьяны, например, изящные львиные игрунки, находятся на грани вымирания. Они приспособлены к выживанию куда хуже дождевых червей. Крысы и тараканы, которых многие считают «низшими» животными, процветают, в то время как «высшие» гориллы и орангутаны близки к исчезновению.
Надеюсь, что я достаточно ясно высказался об абсурдности попыток представить современные виды как «низшие» и «высшие», а также об антиэволюционности такого подхода. Да, можно придумать массу иерархических моделей, и некоторые из них в отдельности иногда могут оказаться полезными. Однако они практически не коррелируют друг с другом, и, тем более, ни у одной нет права называться «шкалой эволюционного развития». Мы с вами уже были свидетелями соблазнительности вопроса, почему в мире нет лягузьян. Кроме того, трагическим наследием концепции Лестницы существ являются распространенный вопрос: «Где промежуточные звенья между большими группами животных?» и (что весьма прискорбно) склонность многих эволюционистов отвечать на подобные вопросы, поднимая на щит конкретные ископаемые, например, археоптерикса — знаменитое «промежуточное звено между рептилиями и птицами». Тем не менее, у истории археоптерикса есть важная подоплека, и на ней я хотел бы остановиться. Рассмотрим случай с археоптериксом как частное проявление ситуации.