– Я хотела бы перекинуться с этим господином парой слов, – заявила принцесса. – Расспросить о сыне…
– Разумеется, ваше высочество. Как только шевалье вернется в Париж, я передам ему ваше пожелание.
– А сейчас, значит, господин де Фобер не в Париже, – задумчиво уточнила Шарлотта. – Я слышала, еще вчера…
– Вчера после обеда его высокопреосвященство отправил лейтенанта де Фобера в Нуази, – пробормотал окончательно обескураженный капитан де Кавуа. – Расследовать дело об убийстве Филиппа д’Исси-Белльера.
– Вот как. Надолго?
– Не имею чести знать, ваше высочество.
Принцесса Конде рассеянно кивнула.
– Благодарю вас, капитан.
Она почувствовала что-то вроде облегчения и разочарования одновременно. Карета мягко покачивалась на рессорах, Шарлотта куталась в теплую, подбитую мехом куницы накидку, а мысли принцессы вновь и вновь возвращались к событиям семилетней давности. Тогда она влюбилась. Как бы фальшиво это ни звучало в устах избалованной мужским вниманием придворной красавицы, стоящей к тому же на пороге старости. Последнее время ее высочество терпеть не могла то, что видела в зеркале. Ей сорок восемь. И красота, щедро данная природой, уже почти увяла. Да, прекрасные белокурые волосы пока еще неподвластны седине, но морщины не скроешь и не уничтожишь дорогими мазями и примочками, декольтированные платья самое время сменить на более строгие, а талию спасает только жесткость корсета. Когда шестидесятилетняя Маргарита Наваррская – обрюзгшая, располневшая женщина, фактически совсем старуха – таскала в свою спальню восемнадцатилетних юнцов, над ней потешался весь двор. Сейчас Шарлотте казалось, что она понимает королеву Маргариту. И сама собирается добровольно примерить на себя ее шкуру. Конечно, Эме не восемнадцать. И все же она на двадцать лет старше мужчины, который сейчас занимает ее мысли. К тому же де Фобер сам прервал с ней отношения. Или нет?
Принцесса Конде поплотнее закуталась в меха. Нуази. Какое совпадение. Как раз сейчас в Беруаре у Элизы гостит ее дочь. Чем не повод наведаться в аббатство?
Шарлотта прекрасно понимала, что собирается совершить несусветную глупость. Рано или поздно лейтенант вернется в Париж, нет никакой необходимости сломя голову нестись в Нуази. Но ничего не могла с собой поделать. Поистине, когда Господь хочет нас наказать, он лишает нас разума вместе с силой воли.
«Завтра же утром, – решила принцесса Конде, – поеду навестить дочь».
Шум ссоры и характерный звон шпаг Эме расслышал еще за поворотом коридора. Поэтому остаток расстояния до двери преодолел в несколько прыжков. В гостевой комнате царил кавардак. Лавка перевернута, Трюдо со шпагой в руке зловеще наступает на хмурого де Бовиля, под глазом у ветерана красуется свежий кровоподтек. Господин Булот, с глазами, налившимися кровью, подобно разъяренному буйволу, сдерживает остальных своих приятелей, которые явно не прочь принять участие в потасовке. По столу в беспорядке рассыпаны игральные кости и мелочь. А вот, пожалуй, и причина для всего этого безобразия.
– Прекратить! – с порога рявкнул Эме. – Шпаги в ножны!
Это была его вина. Попечению лейтенанта оказалось доверено шестеро здоровых мужчин. И пока командир распивал херес в компании викария и упражнял мозги логическими головоломками, они отчаянно скучали. Аббатство в разгар великого поста поистине одно из самых унылых мест на земле.
– Мне очень жаль, господа, – сообщил де Фобер, когда его подчиненные нехотя спрятали клинки, – но нам придется задержаться в Нуази еще по крайней мере на несколько дней…
Гвардейцы хмуро переглянулись.
– …Но это не повод изображать из себя монахов-затворников, – закончил Эме почти жизнерадостно. – Сейчас я напишу донесение Мазарини. И вы, господин Кароньяк, немедленно отвезете его в Париж. Вернетесь завтра утром. И, умоляю, прихватите с собой несколько бутылок хорошего старого вина. Мы же, господа, завтра поутру отправимся в вояж по окрестным городкам. Говорят, где-то поблизости бродячие фигляры дают занимательные кукольные представления. И, клянусь кровью Христовой, по дороге мы отобедаем в трактире. Лично я сыт по горло здешней монастырской кухней и водой из целебного источника вместо доброго анжуйского.
«К тому же в трактирах, надеюсь, нет обычая травить посетителей», – мысленно добавил он.
Лица солдат посветлели. Планы начальства на этот раз целиком и полностью отвечали их чаяниям.
Следующие полчаса Эме провел, «упражняясь во вранье». Он решил, что о внезапной болезни викария де Линя можно, пожалуй, сообщить Мазарини заранее. Чтобы хоть как-то подсластить известие о том, что в смерти Филиппа д’Исси-Белльера аббат невиновен. Чему имеются свидетели, в число которых входит к тому же дама, герцогиня де Лонгвиль. Именно ее охрана отправила господина д’Исси-Белльера в мир иной, по ошибке приняв за грабителя с большой дороги. Чему этот самый господин имел неосторожность дать повод. На самом деле Эме не был уверен, что все произошло именно так, как он излагает. Но вряд ли кто-то еще станет проверять. Да и Анна-Женевьева, распевающая дуэты с аббатом де Линем, наверняка не побрезгует составить ему алиби.
Засим донесение было подписано и запечатано, сияющий Кароньяк умчался седлать лошадь, без сомнения уже предвкушая сытный ужин и жаркие объятья какой-нибудь хорошенькой мещаночки. Товарищи проводили счастливца завистливыми взглядами. Подходил к концу всего лишь второй день их пребывания в Нуази, но гвардейцам казалось, что эта пытка смирением и унынием длится бесконечно.
Утро, с которым истосковавшиеся по свободе слуги кардинала связывали так много надежд, не задалось. Низкие свинцовые тучи, пронзительный, далеко не весенний ветер. К тому же на рассвете пошел снег. Последние причуды уходящей зимы. Несмотря на это, Эме был полон решимости во что бы то ни стало отыскать заветных кукольников. Расспрашивать в лоб господина де Лекура лейтенант не рискнул. Если именно Николя – тот самый «зверь», на которого он расставляет ловушку, сейчас нельзя его вспугнуть ни малейшим подозрением. Если нет, тем более нужно быть осторожным. И не болтать лишнего в стенах аббатства.
Поэтому при встрече с бывшим помощником викария де Фобер ограничился коротким кивком, а на многозначительный шепот «Аббат де Линь сегодня не стоял заутреннюю. Говорят, он болен» бросил отрывистое «Хорошо». Отделаться от Блеза оказалось труднее.
– Господин де Линь заболел!
Обеспокоенный органист перехватил Эме во дворе, когда тот уже садился в седло.
– Я не врач, – на всякий случай напомнил лейтенант. – Обратитесь к мэтру Вуайэ.