— Коннолл, — сказала Эванджелина, сцепив перед собой руки, — он ведь, в самом деле, проклят, да?
— Это могло бы быть цепью совпадений, но весьма и весьма странных. Посему, как я ни пытаюсь быть здравомыслящим и как ни чувствую себя смешным и глупым, я говорю: да, этот бриллиант проклят.
— Тетя Рейчел сказала, что когда кто-то владеет этим бриллиантом и потом вдруг сумеет от него избавиться, это принесет ему счастье. А если продолжать хранить его у себя, то случится несчастье.
— Я склонен зашвырнуть его в Темзу. — Коннолл споткнулся о кочку и больно ушиб большой палец на ноге. — Проклятие!
Эванджелина дотронулась до его руки, ее пальцы задержались на ней гораздо дольше, чем требовалось для того, чтобы убедиться, что он не упадет.
— Может, лучше я понесу его в течение некоторого времени?
— Это зависит от многих обстоятельств. Что в твоем понимании является несчастьем?
— Я не думаю, что здесь имеет значение мое представление о счастье. Или твое. Это счастье или несчастье для носителя независимо от того, понимает он это или нет.
Ее карие глаза были задумчивы и серьезны.
— Объясни, пожалуйста, — попросил он.
— В первый раз, когда я отложила его в сторону, я врезалась в твою карету. В то время я определенно не считала, что встреча с тобой принесет мне счастье в жизни.
— В то время? — переспросил Коннолл. — Означает ли это, что ты изменила свое мнение обо мне?
— Я знаю, что никак не ожидала, чтобы моя мать попыталась причинить мне несчастье. Я знаю, почему она поддерживает Редмонда, хотя прекрасно понимает, что он не может сделать меня счастливой. И я совсем недавно начала понимать, что я могу быть счастливой, общаясь с мужчинами. С другим сортом мужчин, чем она мне всегда рекомендовала. И что она опустила некоторые вещи, давая мне уроки замужней жизни. — Она бросила на него быстрый взгляд. — Но я еще не решила. Мне нужно подумать.
Пока они подходили к подъездной дорожке Аддисон-Хауса, ведя за собой Париса и Бенволио, Коннолл надеялся, что даст ей еще время для обдумывания. Когда он находился рядом с ней, он испытывал нечто вроде горячки, кровь словно закипала, он испытывал неодолимое желание овладеть ею. Было ясно одно: прежде чем он попытается соблазнить ее второй раз, нужно отделаться от окаянного бриллианта.
Уинтерс открыл входную дверь.
— Милорд, что-то случилось?
— Нет, Уинтерс. Просто я всегда вожу за собой упряжку для фаэтона.
— Прошу прощения, милорд.
— Пошли Квиллинга на Брук-стрит. Там находится мой фаэтон со сломанной осью.
— Слушаюсь, милорд.
Коннолл накинул петли на столб для привязи лошадей и взял Джилли за руку.
— Меня нет, если кто-нибудь придет. Дворецкий отступил от двери, позволяя им войти.
— Понимаю, милорд. Сандвичи в утренней комнате.
— Хорошо. А теперь исчезни.
Кивнув, дворецкий вышел из дома и направился в сторону конюшенного двора. Коннолл закрыл за ним дверь.
— Стало быть, в этом заключался твой план? — спросила Джилли, поставив руки на бедра и демонстрируя присущее ей упрямство.
Он поднял руку:
— Следуй за мной. — Не тратя более слов, он повел ее в свой кабинет, открыл там верхний ящик письменного стола и положил туда ожерелье с бриллиантом, после чего закрыл ящик и запер его. Затем передал ей ключ.
— Я доверяю тебе, — сказала она, переводя взгляд с него на ключ.
— Я не знаю, какое действие может оказать «Соланум», В случае моей смерти ты сможешь объяснить людям причину. Я найду тебе шкатулку, чтобы ты могла забрать его домой.
Он направился в коридор, она осталась в комнате. — Ты собираешься ответить на мой вопрос? — спросила она.
— Да, это был мой план изначально. То есть я не имею и виду поломку своего фаэтона или ушиб пальца ноги, я имею в виду все остальное. Я намеревался привезти тебя сюда и показать мои картины. А еще я собираюсь стащить с тебя всю одежду и снова овладеть тобой.
Она уставилась на него, и было видно по ее лицу, что в ней борются противоречивые чувства. Наконец она фыркнула — совсем не как леди — и сказала:
— Ты непредсказуемый, лорд Роли.
— Я воспринимаю это как комплимент. — Что-то серое пронеслось мимо него, когда Джилли выходила из кабинета. — Твоя подружка помнит тебя.
— Электра! — Эванджелина наклонилась и подняла котенка. — Ты ее сохранил.
— Я же сказал, что сохраню. Она любит выскакивать из-под ног Уинтерса, что делает ее присутствие еще более оправданным.
Эванджелина улыбнулась. Кажется просто невероятным, что всего несколькими неделями раньше она хотела выйти замуж за лорда Редмонда. Все было расписано, предсказуемо и шло в соответствии с планом. То, чего бы ей недоставало в жизни, она начала узнавать только сейчас, в последние восемь дней. И теперь, если примет правильное решение, она может всю жизнь испытывать радость удивления.
Однако ее мать, очевидно, была против ухаживаний Коннолла, вплоть до того, что готова была рискнуть потерей весьма дорогого семейного раритета. Внезапная дрожь пробежала по позвоночнику Джилли. Достаточный ли это срок — восемь дней, чтобы узнать характер мужчины? Может ли она быть уверенной в том, что по прошествии еще восьми дней этот мужчина не превратится в сурового, неуступчивого, кошмарного монстра?
Конечно, с Редмондом или Дэпни намного безопасней. Она может детально предсказать свое будущее в браке с тем или другим. Но слово «безопасный» в последнее время сделалось для нее гораздо менее привлекательным. И она начала пополнять свой словарь новыми словами — такими как «сюрприз», «удивление» или «романтика».
— Так ты хочешь увидеть картины? — спросил Коннолл, приблизившись к ней, чтобы погладить Электру за ушами.
Котенок замурлыкал; поскольку Коннолл находился совсем рядом с ней, у нее было такое ощущение, будто она испытывает то же, что и Электра. Как много могут изменить восемь дней!
Глава 11
— Боже мой! — проговорила Эванджелина, становясь на колени, чтобы лучше рассмотреть находящуюся перед ней картину. — Ведь это Рембрандт, не так ли?
— У тебя хороший глаз.
Многие другие картины она не могла определить, хотя все они имели одну общую черту: были великолепны.
— Коннолл, сколько тебе это стоило? Он присел рядом с ней.
— Чуть более сорока тысяч фунтов, — сказал он деловым тоном. — Если бы я мог провезти их законными каналами, и за мной по пятам не шли исполнители воли Бонапарта, вероятно, они обошлись бы дешевле, но я уже был свидетелем того, как некоторые из них погибли. Я не хотел рисковать.