Читать интересную книгу Вертикаль. Место встречи изменить нельзя - Станислав Говорухин

С Россией уже случалась такая беда — в феврале 17-го года. Хорошо изучив Февральскую революцию, Солженицын мог предвидеть и такой вариант развития событий. Но не мог поверить — неужели они совсем не помнят уроков истории? Еще в Книге Книг сказано:

«Так говорил Господь: остановитесь на путях ваших и рассмотрите и расспросите о путях древних, где путь добрый, и идите по нему».

Нет, не остановились, не расспросили, не заглянули в прошлое. И все-таки еще задолго до августа 91-го года он пытался предупредить, предостеречь, остановить российское общество от вступления на гибельный путь. Он написал небольшую (понимал, что большую наши вожди просто не осилят) и емкую книгу — «Как нам обустроить Россию».

Над ней просто посмеялись. Из всей книги пригодилось только новое словечко — «обустроить». Оно заняло прочное место в словаре русского языка. С тех пор, вот уже двадцать лет, все «обустраивают» и «обустраивают». Особенно поиздевалась над книгой наша псевдоэлита. «Что он там может видеть — из своего Вермонта?» Как будто никогда не слышали, что «большое видится на расстоянии». Горбачев, по собственному признанию, прочел книгу дважды — с карандашом. Но не понял и не принял.

Я бы посоветовал нашей интеллигенции прочесть этот труд сегодня. Поздно, конечно, — все ошибки, которых можно было избежать, сделаны. Зато полезно — чтобы лучше понять самих себя.

Позволю себе пару цитат.

«Не может быть свободы ни у личности, ни у государства без дисциплины и честности. Именно демократическая система как раз и требует сильной руки, которая могла бы государственный руль направить по ясному курсу».

О, как возопила наша читающая публика: «Он за «сильную руку», а значит, за диктатуру!»

И еще — может быть, самое главное в этой книге:

«Если в нации иссякли духовные силы — никакое наилучшее государственное устройство и никакое промышленное развитие не спасет ее от смерти, с гнилым дуплом дерево не стоит. Среди всех всевозможных свобод — на первое место все равно выйдет свобода бессовестности».

Вот уже семнадцать лет наше общество пытается понять — в чем же состоит главная национальная идея.

Прочли бы Солженицына! Вся его публицистика, все обращения к обществу, к его «передовому» отряду интеллигенции, к правителям страны пронизывает одна идея — сбережение народа.

Какая еще идея может быть благороднее и благодарнее? Какая другая цель могла бы по-настоящему сплотить общество — вождей и граждан? Не поняли, не приняли. Какое еще там сбережение народа? Для новых вождей и понятия такого не было — «народ». Есть человеческий материал. А к нему — арифметика. У Сталина счет шел на миллионы, у этих на сотни тысяч. Вся тяжесть «реформ» легла на плечи народа. Все ошибки правителей искупались кровью народа. Сколько людей погибло в эти окаянные девяностые! В войнах, от голода, от беспросветности жизни. Убыль населения шла по миллиону в год! А духовная смерть?! Это еще страшнее. Как-то незаметно, в короткий срок (за каких-то десять лет) образованная интеллектуальная страна — одна шестая часть планеты! — превратилась в бездуховную зону. Это неизбежно скажется и уже сказалось на уровне нравственности во всем мире…

Я упоминал, что еще в Вермонте был изумлен его осведомленностью о наших делах. Вернувшись на родину, он объехал всю Россию. Я имею в виду не длинное возвратное путешествие из Магадана в Москву, обсмеянное нашей псевдоинтеллигенцией, а более поздние поездки — по России. Он встречался — не с начальством! — а с простыми людьми, прочел тысячи писем (ему писали со всех концов необъятной страны), он знал все беды и боли народа, знал, чем он дышит, на что надеется, чего ждет от властей.

Еще Василий Ключевский говорил (цитирую по памяти): «История России дает мало поучительных примеров… Но зато мы совершили столько ошибок, что достаточно не повторять их, чтобы стать лучше». Еще точнее, афористичнее выразил эту мысль Дж. Оруэлл: «Человеку, владеющему прошлым, принадлежит будущее».

Про Солженицына можно сказать, что он владел этими «ключами к будущему». Словом, он вернулся в Россию абсолютно подготовленным для того, чтобы принести пользу своей родине.

Не пригодился.

Некоторое время он выступал по телевидению. Говорил о самом насущном, скажем, о доле учителя. Сам, учитель от бога, он-то знал, как живет в нашей стране учитель. И мысль была проста: страна, где учитель нищенствует, не имеет права на выживание. Я слушал его, боясь пропустить единое слово.

Эфир у него отняли. Скучно, нет рейтинга.

Хорошо помню: в это время один известный губошлеп, друг и покровитель нашей яростной «демократки», толстомордой и глупой бабы, выступая по Центральному телевидению, произнес следующее: (цитирую дословно): «Послушайте, что он несет, этот выживший из ума старикашка!»

Он согласился выступить перед «слугами народа» (может, им удастся что-нибудь вдолбить) и вышел на трибуну Государственной думы. Его не слушали — посмеивались, разговаривали в полный голос, ходили по залу…

Не пригодился… Не пришелся ко двору. Чьими мы тогда советами только не пользовались! Шагу не делали, не спросив совета у саксов, соросов, биллов, гельмутов… И только один человек, чей совет, помощь, участие надо было бы принять с благодарностью, не понадобился.

Я только что вернулся из Питера. Рассказывают: в день, когда отдавали почести Александру Исаевичу, в питерских книжных магазинах смели с полок все его книги. Хороший знак — значит, общество выздоравливает. Значит, Солженицын еще пригодится! Значит, для него, великого гражданина, смерти нет. Ее и вообще нет — для того, кто хорошо потрудился в земной жизни и оставил о себе добрую память.

Хотелось бы закончить обращением к Президенту России: не ищите национальную идею, она есть, и лучше вы не выдумаете.

Вот она: сбережение народа.

Владимир Богомолов

Нынешние молодые люди, за редким исключением, не знают этой радости. Подобно скопцу, который никогда не знал плотской любви, а посему ничуть не страдает от ее отсутствия, нынешние молодые совершенно не чувствуют себя обездоленными. Они и не догадываются, какая это огромная радость — радость встречи с интересной книгой.

Мне их жалко. Не научившись читать, не сделав чтение привычкой, а затем жизненной необходимостью, не полюбивши книгу, они путешествуют по жизни гораздо скучнее, чем это было задумано Создателем.

Впрочем, я обращаюсь в пустоту. Объяснить это невозможно. Нельзя же человеку, с детства лишенному вкусовых рецепторов, объяснить вкус яблока или бифштекса с кровью.

Одним из самых сильных книжных впечатлений за последние тридцать — тридцать пять лет у меня был роман Владимира Богомолова «В августе 44-го». На мой взгляд, это самая глубокая и вместе с тем захватывающе интересная книга о войне.

Роман печатался в «Новом мире». С каким нетерпением я ждал выхода очередной книжки «Нового мира» с продолжением романа. Сравнить можно только с нетерпением ожидания встречи с любимой женщиной. С каким волнением, с каким предвкушением истинного наслаждения брал я в руки только что испеченный, пахнущий типографской краской номер журнала. Как я хотел снять фильм по этому роману!

Но снимать начал режиссер Жалакявичюс. Потом я услышал, что фильм закрыли, настоял автор. Уже тогда в кинематографических кругах поговаривали, что Богомолов невыносим, он придирается к мелочам, работать с ним очень трудно.

Спустя несколько лет я посмотрел отснятый Жалакявичюсом материал и порадовался за Богомолова. Уж лучше не иметь никакой экранизации, чем иметь такую. Литовский режиссер совершенно не понял романа, а главное, не был влюблен в него. Влюбленность в книжку, по которой ты снимаешь свое кино, совершенно необходима. Иначе вряд ли что получится.

Прошло еще несколько лет. Грянула перестройка, всюду воцарился бардак, и в кино — бардак. Не до фильмов.

В 1996 году мы приняли в Думе важный закон. «Закон о государственной поддержке кинематографа». Кино стало расти, как на дрожжах. Пора снимать. Не позвонить ли Богомолову?

— Да ты что?! — говорили мне. — Он жуткий человек. Истреплет все нервы. Не связывайся. Знаешь, как он будет с тобой разговаривать…

К тому же я так высоко ценил эту книгу, что был уверен — не потяну. Не смогу создать экранный эквивалент великому литературному произведению.

Вдруг узнаю: на «Беларусьфильме» режиссер Пташук начинает снимать «Август». Прочел сценарий — неплохо. С трудом дождался выхода фильма.

Фильм мне не мог понравиться. У меня же в голове был другой фильм, я столько раз мысленно поставил его…

И тут я решил позвонить Богомолову. Просто так. Выразить восхищение его романом…

Звоню. Называю себя. И слышу:

— Станислав Сергеевич! Если бы вы знали, сколько лет я ждал вашего звонка…