того, что показывает ей, словно фильм, ее голова. Невероятной ширины плечи, длинная, в косых выделяющихся мышцах спина, уходящая в маленькие круглые ягодицы. Узкие плавки. Парень вытягивается в струну, пятки вместе, с плавной, невероятной грацией отталкивается, подлетает, переворачиваясь вниз головой в сальто, и летит вниз, куда-то за край.
Обрыв, мелкие камешки впиваются в голые ступни, ветер раздувает локоны с лица и она разбегается и сигает следом. Парит. Всплеск. Брызги орошают ноги, бедра, голени, кончики пальцев, а под покровом воды вакуум. Она зажмуривается, снова открывает глаза. Не понять, где верх, а где низ, вокруг танцуют мириады пузырьков, поодаль сквозь призму воды пробиваются солнечные лучи. В груди заканчивается воздух, и она чувствует, как сильные руки выталкивают ее на поверхность. Она смеется, глотая живительный кислород.
— Плывем к берегу, сумасшедшая, — командуют справа и накрывает новым фонтаном брызг.
— Ай! Придурок! — в нос попала вода, она отплевывается и устремляется к крутому берегу. Доплывает, слыша, как ее нагоняют, размеренно плюхая сзади по глади. Пытается схватиться, но берег осыпается, никак не помогая. Чувствует ладонь между ягодицей и бедром. Ее подсаживают, почти выкидывая на песок. Она растягивается на животе, довольно зажмуриваясь, защищая глаза от яркого солнца. Слышит, как он выбирается рядом. Молчит.
Он дергает веревочку завязки ее лифа.
— Эй! — со смехом верещит Катя, — я из-за тебя и так наглоталась, теперь ты наказан!
Она чувствует, как он, смеясь, наползает на нее сверху, и усаживается у самых ягодиц ей на ноги. Обдувает легкий свежий ветер, почти высушив на пару с палящим полднем спину, а с Него капают влажные капли, пропитывая и без того мокрые плавки, которые начинают чесаться на швах.
— Наказан? Уверена? — шлепок по ягодице.
Катя дергается, но понимает, повернется, и парень увидит ее голую грудь.
Чувствует поцелуй на пояснице.
— Прекрати-и-и, — тянет она жеманно.
— Ну уж нет! — снова шлепок, — Это ты наказана! Ты должна была ждать наверху, а не прыгать следом! Я же дно не проверял тут.
— Но ты же прыгнул! — она дразнила, в своем голосе, Катя отчетливо слышала влюбленную игривость.
Странный толчок под ребро, еще раз, резко потемнело и Катя открыла глаза, встречая лучезарный взгляд Любы.
— Ой, прости, что разбудила. Я одеяло поправить хотела и как-то видимо не рассчитала силы. Больно ткнула, да?
«Снова сон…», Катя ошарашенно моргала, «и снова во сне Он».
В этот раз она видела его только со спины, но совершенно точно знала, кто он. Это был зеленоглазый демон, она не могла ошибиться.
«Почему он мне снится? Кто он?», образ парня, хоть и не был в голове Кати цельным, все же не походил ни на одну известную фигуру, а значит, не был актером из фильма или певцом, чтобы полноценно считаться Катиной ночной эротической фантазией. Нет, этот мужчина был реален, существовал где-то помимо Катиной головы. В груди девушки все так же клокотало, она различила острую необходимость вернуться. Ей не хватило его прикосновений сегодня. Тело как и прошлым утром было возбуждено, но сегодня ныло, требуя разрядки. Между ног было невероятно влажно. Катя вскинула глаза на Любу, суетившуюся у постели.
— Доброе утро, — нерешительно протянула девушка, поглубже зарываясь в одеяло.
— Да какое уж утро, полвторого дня, я сама зашла, мне Клавдия Васильевна снизу ключ дала, — отчиталась довольная медсестра, — просыпайся, я пойду, завтрак приготовлю и, как поешь, надо витамины прокапать, анемию легкую Михаил заметил.
Люба выпорхнула за дверь, а Катя поспешила одеться, в заботливо оставленные скорее всего Любой, вещи на краю кровати. Снова покосясь на край матраса, под которым лежал манящий блокнот, девушка было дернулась, наконец, открыть интригующее чтиво, но сейчас было не время. Присутствие Любы радовало, Кате хотелось скорее пообщаться с кем-то понятным, простым, из той, своей, еще не запутанной жизни, с кем-то кого она понимала, и она поспешила в кухню.
Любовь с недовольством изучала содержимое холодильника, потирая подбородок:
— Кать, а что у вас яиц и молока нет?
Катя пожала плечами и развела руки в извинительном жесте:
— Я тебе больше скажу, мой поджарый муж утверждает, что я не ем пищу животного происхождения.
Люба недоверчиво повернулась:
— Погоди, это что ж получается, он и мясо тебе не дает?
— Не-а, я спросила тут раз, а он меня как полоумную отчитал, про яд какой-то втирал, про смертельную энергию, — Катя задумалась, вспоминая тот разговор. — А, и еще сказал, что в покупном молоке — гной.
Девушки синхронно скривилась, как от лимона, а потом одновременно расхохотались.
— Я однажды с одесситом встречалась, — Люба заговорщически подняла брови, — так у него все «некошерно» было, я через месяц готова была не то что морепродукты, жуков жаренных есть, лишь бы его взбесить и он сам от меня отстал.
Катя опять прыснула:
— Смех смехом, а я уже мечтаю о жаренной курочке, с такой, знаешь, Люб, майонезно-чесночной корочкой, ммммм… — И она блаженно прикрыла глаза.
— Так и не удивительно, что у тебя анемия, мы тебя в клинике нормально кормили, надо Михаилу Сергеевичу про это сказать, пусть он на твоего мужа повлияет как-то. Иначе, ты к концу реабилитации на новую реабилитацию попадешь. Еще удивляется, что ты в обморок рухнула… — причитала Люба, снова нырнув в холодильник и перебирая там найденное съестное.
Катя приземлилась на стул.
— Предлагаю по кофейку, сказала бы с печеньем, но видимо, у нас только фрукты.
— А ты не против будешь, что я тут вместо работы кофе с тобой гоняю? — нерешительно уточнила Люба, вываливая найденные фрукты в раковину, чтобы помыть.
— Люб, ты что? Я только рада! — девушка понизила голос, словно опасаясь, что ее услышат, — Я специально попросила, чтобы вместо всех этих докторов ко мне тебя приставили. Тут скучно, поговорить не с кем.
Люба просияла счастливейшей улыбкой.
— Ой, я так рада! Я так удивилась, когда вместо Тамары с Семеном меня отправили. Еще гадала, почему не Анжелку послали, у нее стаж побольше моего, да и доплата не кислая. И вообще, с меня все другие обязанности с 12.00 сняли, Михаил Сергеевич и часы рабочие засчитывает, как будто я в больнице, и по двойному тарифу за выезд обещал платить. Только там то, народу полно и рвота и утки эти и раны гнойные обрабатывать и пролежни, а тут ты в роскошных интерьерах, тебе по сути и помогать-то уже не нужно ходишь хорошо, разговариваешь хорошо, уколы только, но это бы и консьержка ваша снизу справилась бы.
Тут Катя вспомнила обстоятельства обморока и приосунулась, кидая на Любу виноватый взгляд.
— Ты чего? Я что-то