Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Светает, говорит Лена, отходит к окну. Можно закрыть? — спрашивает она, обернувшись к Ирине Шульц.
В комнате стало свежо.
Закрывайте, отвечает Ирина Шульц, и так уже пора.
Звонит телефон, она идет к аппарату, снимает трубку.
Да, мы готовы.
Йохен и Лена неподвижно глядят на Венцеля.
Ирина Шульц зажигает верхний свет, направляется к Венцелю. Нам пора, говорит она.
Иди сюда, Лена. Венцель тянется к жене. Она подходит ближе, послушно садится на кушетку.
Мне страшно, шепчет он ей на ухо.
Поверх ее плеча ему видны Йохен и Ирина Шульц: стоя друг возле друга, оба смотрят на него.
Не надо бояться, слышит он. Вы обретете покой и счастье.
Но я и без того счастлив, протестует Венцель. Мы с Леной… у нас было все, что нужно для жизни.
От тебя не было толку в производстве, замечает его брат Йохен. Ты не справлялся.
Он чувствует, как Лена высвобождается из его объятий, как Ирина Шульц берет его за руку и ведет за собой.
Идемте, говорит она, я расскажу вам, как это происходит. Отсосы работают мягко, вода в стирающих форсунках в меру горячая, пенистым шампунем можно бы вымыть голову, а в сушилке уютно и тепло, об удушливом зное даже речи нет.
Он видит Лену, она стоит рядом с Йохеном, сцепив руки, сгорбившись. Йохен обнимает ее за плечи.
Но я не хочу! — кричит Венцель, вырывает у женщины руку, бежит назад к столу, хватает бутылку, швыряет ее в окно, слышит звон стекла.
Голос Ирины Шульц мягок и приятен: Дайте мне ключи от машины. Думаю, вам нельзя сейчас садиться за руль.
Они у него в кармане пальто, говорит Лена. Йохен убирает руку с ее плеча, идет в переднюю, приносит Венцелево пальто. Лезет в карман, вынимает ключи и подает Ирине Шульц.
Она улыбается Венцелю: Идемте.
Может, это и вправду не так уж плохо! — восклицает Венцель.
Это плохо? — спрашивает Лена.
Ирина Шульц по-прежнему терпеливо мотает головой. Я ведь сказала.
Венцель покорно шагает к двери. Ирина Шульц держит его под руку, Лена и Йохен идут следом. Ирина Шульц пропускает Венцеля вперед, на лестницу.
Не бойся, говорит Йохен, о Лене я позабочусь.
Они стоят на пороге, Венцель смотрит на них, переводит взгляд на лестницу, делает несколько шагов вниз по ступенькам, затем слышит голос Лены: А что будет со мной?
Ирина Шульц оборачивается. Мы незамедлительно вышлем вам справку о вдовстве. Эта промывочная фабрика — скоростная. Следом за Венцелем она спускается вниз.
© Deutsche Verlags-Anstalt GmbH, Stuttgart, 1976
Кукольное личико
Перевод Н. Федоровой
Мартин нашел ее слишком поздно. В последнюю минуту она, видимо, пыталась позвать на помощь. Снятая с аппарата трубка качалась на шнуре. Ингрид ничком лежала на ковре и дышала так слабо, что Вольфгангов брат подумал: уже умерла.
Он вызвал «скорую помощь» и полицию. Но в больнице для Ингрид тоже ничего сделать не смогли. Не приходя в сознание, она скончалась вскоре после того, как ее доставили в отделение интенсивной терапии.
Смерть ее была нелегкой. От чрезмерной дозы наркотика умирают в мучениях.
Прежде чем потерять сознание, она, видимо, на секунду отчетливо поняла, что нуждается в помощи.
До этого Ингрид ни разу помощи не просила. Никто знать не знал, что она колет себе героин. Все думали, что живет она хорошо, безропотно дожидаясь, когда Вольфганг выйдет из тюрьмы.
О своих трудностях она даже не заикалась. А от депрессий домашний врач прописал ей валиум.
Больше года Ингрид раз в месяц ездила в Штраубинг на свидание с Вольфгангом. Она часто о нем говорила, и всем было ясно, что она от него не откажется. Никто словно и не замечал, что после ареста Вольфганга она сильно похудела (мертвая, Ингрид весила всего-навсего девяносто фунтов).
Только с ее смертью родня испуганно зашевелилась.
Ей надо было выговориться.
Что ж она Вольфгангову брату ни слова не сказала? Он же был ей ближайшим другом.
Разбирая оставшиеся после Ингрид вещи, Мартин наткнулся на дневниковые записи. Разрозненные листы почтовой бумаги, исписанные круглым детским почерком. Почерк воскресил в памяти ее правильное кукольное личико и светлые волосы, которые она каждый месяц подкрашивала, чтобы сохранить тот цвет, какой у них был в детстве.
Вообще-то нужно было собрать записи и спрятать до возвращения Вольфганга. Но, начав раскладывать их по порядку, Мартин уже не смог остановиться.
Он сел в гостиной на кушетку, поблизости от того места, где на прошлой неделе обнаружил Ингрид, и стал читать. Первая запись была сделана два года назад.
Понедельник, 2 июня
Как бы я хотела вернуть защищенность и покой прежних дней. Все теперь не так, как вначале. От моей тогдашней мечты ничего почти не осталось. Оглядываясь назад, я говорю себе: у нас хватило решимости, но потому только, что мы не знали страха, не догадывались, что нас ждет. Бух! — прыжок в ледяную воду.
Надо рискнуть и прыгнуть, говорила я Вольфгангу, а то я даже и не знаю, умеем мы плавать или нет.
Плавно и мягко войти в воду — вот как я это себе представляла. Вытянувшись в струнку, энергично, с задором.
Сил и энергии у нас достаточно, твердила я, ну какие наши годы — двадцать с хвостиком. Проморгать такой шанс непростительно.
Я вообще много говорила, пока мы не купили наконец хутор. Я понимала, звезды сами с неба не посыплются.
И твердо намеревалась их достать. Но теперь, через полтора месяца после покупки, я говорю себе: мы выдыхаемся. Когда Вольфганг вечером заезжает за мной в контору, я с ног валюсь от усталости. И он тоже. Потом мы вместе едем за пятьдесят километров от города и возвращаемся лишь около полуночи.
Старый дом стоит поодаль от других дворов. На участке громоздится материал, необходимый для ремонта.
Сами все сделаем, говорила я. И без звука бралась за любую работу. Раньше я понятия не имела, как клеят обои, а сейчас и раствор приготовлю, и уровнем пользоваться научилась. От меня пахнет потом, и спина болит.
Вот закончим с ремонтом и откроем собственное дело. Будем моделировать и шить одежду, а моя подруга станет продавать ее у себя в магазинчике.
На первых порах по дороге домой я с упоением рассуждала на эту тему: до смерти усталая, сидела рядом с Вольфгангом в машине и знай строила планы.
Вчера вечером я уснула. А он курил, одну сигарету за другой.
Всё нам теперь в тягость.
Вторник, 10 июня
Банк отказал нам в увеличении кредита. Об этом мне сообщил Вольфганг, когда после работы заехал за мной в контору.
Там ничего больше не получить.
До сегодняшнего дня все как-то улаживалось, заметила я. Почему же на сей раз непременно сорвется?
Вольфганг явно нервничал и был не в духе. Ты не представляешь, сколько у нас долгов, сказал он.
Среда, 11 июня
Мы поссорились. Он вдруг как рявкнет на меня. Господи, до чего я ненавижу, когда он орет. Прямо хоть беги. Когда он орет, мне страшно. И ничего тут не поделаешь. Сегодня я стала красить одну из дверей. Так у нас было решено. А теперь он и слышать об этом не желает. Дурой безмозглой меня обозвал.
Как я его ненавижу. Но вот он обнимает меня за плечи, я утыкаюсь лицом в его свитер, закрываю глаза, и все куда-то исчезает: и цементная пыль, и запах эмалевой краски.
Пятница, 13 июня
Сегодня по почте пришли два платежных приказа. Я все-таки еще раз попытала счастья в банке. Денег больше не дадут. Молодой человек из кредитного отдела сказал, что с погашением задолженности мы тоже отстаем. Я рассказала все Вольфгангу. Он промолчал.
Почему мы отстаем с погашением задолженности? Мы же договорились, что финансы ты возьмешь на себя.
Он не ответил.
Сегодня мы впервые за много недель никуда не поехали, сидим дома перед телевизором, Вольфганг тупо глазеет на экран.
Ты вообще слушаешь, что я говорю?
Отвяжись от меня, бурчит он.
Когда мы купили дом, у меня и в мыслях не было, что он нас сломает.
Понедельник, 16 июня
Вольфганг изменился.
Может быть, снова взялся за порошок. Два года ни он, ни я даже марихуану не курили. Не хотелось.
Спросить не могу, сам он молчит. Мы вообще стали очень немногословны, говорим друг с другом через силу. Я иногда сижу с ним рядом в машине, а его не чувствую, словно обок со мной пустота.
Ночью мы поворачиваемся друг к другу спиной. Я устала. И уже не огорчаюсь, когда, погасив свет, он отодвигается от меня.
Четверг, 19 июня
Вольфганг толковал о том, как бы достать денег. Я не слушала. Оказывается, он знает человека, которому нужен героин.
Я не хочу, чтобы он торговал наркотиками.
На этом можно заработать кучу денег, сказал он.
А что будем делать с платежными приказами? — спросила я.
- Похороны Мойше Дорфера. Убийство на бульваре Бен-Маймон или письма из розовой папки - Цигельман Яков - Современная проза
- Одиночество вещей - Юрий Козлов - Современная проза
- Дьявольский кредит - Алексей Алимов - Современная проза