Бог будет ласков,
А мы — опять искать.
Но мы вам пели —
Расстрельная команда менестрелей41».
— длинной модуляцией красивого хрипловатого тенора закончил фронтмен и победно задрал руки к небу. Трибуны ревели, подпевая. Вскачь понесся удалой проигрыш, и вокалист пробежался по кругу арены, ободряюще аплодируя над головой ладонями. По бёдрам его хлопала странная гитара, похожая на воронёный автомат. Фронтмен был в матово синей шляпе-трилби, чёрной жилетке поверх однотонной рубашки, которая рифмовалась со шляпой по цвету, а за спиной развевался чёрный кожаный плащ. В центре арены цепочкой расположились еще три музыканта, одетые в похожем стиле, — только акцентные цвета использовали разные.
Единственная дама, облачённая в красный тренчкот с огромными серыми отворотами и чёрными рукавами, изящно водила руками над экзотическим инструментом, похожим на архаичный плоский радиоприемник (с вертикальной антенной с одной стороны и горизонтальной металлической петлёй — с другой). Терменвокс, а это был именно он, звучал в несвойственной для себя манере: энергично и бодро, как электрогитара.
Лица музыкантов были расписаны затейливым цветастым гримом, так что и не понять было — что за лица, даже на огромных экранах над трибунами, куда транслировалось шоу. Впрочем, группа «Квартет Ё» славилась странностями. Одной из них было то, что музыканты скрывали свой истинный облик, и как они выглядят в обычной жизни, никто не знал — кроме, наверное, директора группы.
И, быть может, бухгалтера.
Злые языки твердили, что по полисам колесят несколько составов, которые выступают параллельно. Но быдло заплатило деньги и мучительно хотело драйва. Драйва оно получило с горкой и было счастливо. Трибунам — набитым, кстати, битком — было плевать на конспирологию: они ревели и подпевали вокалисту на припевах:
Моряк! Ты капля в море.
Солдат! Мементо мори42.
Трибун! Напрасны вопли.
Нам всем утерли сопли.
Игривой пулей
Поставлена печать.
Мертвец надул нас,
Не хочет отвечать.
Но мы вам пели —
Расстрельная команда менестрелей.
Дед и внук
— Этот гад меня попросту ограбил! Среди белого дня! Прямо в центре полиса!
В обычно тихом сквере, до которого сейчас долетали отголоски тяжёлой мелодичной музыки и рёв толпы, на лавочке сидели двое. Ветхий старик в кепке тяжело опирался на трость и был похож на высохший усатый гриб. Он периодически отхлёбывал кефир из стеклянной бутылки. Его визави было слегка за тридцать — весь такой ухоженный и аккуратненький, смотреть противно. Парень с завистью косился на чашу стадиона, словно он должен был сейчас сидеть на трибуне, среди разгорячённой толпы, но что-то пошло не так.
— Этот гад меня ограбил средь бела дня! — не унимался ухоженный.
— Вот времена пошли, — язвительно заметил дед-гриб, — Ничтожество не получило дозы адреналинчика. Сам виноват. Эх. Эти чёртовы концерты нынче так редко случаются, что на любых кривляк полгорода приходит.
— Так скучно же… Десять лет взаперти сидим.
— То-то и оно. Когда ковидла эта грянула, в первую очередь заболели артисты. Но это как раз понятно — они все развратники и наркоманы! Вот и передохли один за другим. А кто выжил, тот со сценой завязал. Верны, кхм, профессии остались самые отмороженные — вроде этих! Чёртова какофония!
Старик вытер кефир с усов и указал пальцем на гудящий потревоженным ульем стадион.
— Дед, так я б тоже сходил, если б у меня билет не отобрали.
Усатый гриб презрительно посмотрел на внука:
— Деточка! Тебе тридцать третий годик пошёл. И ты позволил какому-то засранцу отнять у себя билет? Как конфету у младенца? Сиди теперь обтекай. Слизняк!
Дед досадливо сплюнул белым под лавку и снова потянулся за кефиром:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Вы и до пандемии были инфантилами — лишь бы лайкать, да постить, прости господи, до седых мудей! А уж когда города стали капсулами — так и вовсе потонули в этих ваших голофонах. Как бараны в стойле, ей-богу! Ни на что сами не способны!
— Неправда! Я очень важный член общества — «викос43-сомелье».
— Знаю-знаю. Дегустируешь ароматы этих дурацких никотиновых капсул. Здесь нотка имбирной горечи, тут — послевкусие жасмина, а от этого запаха у меня стояк случился. Не пойму почему, давно ничего такого не было.
Старик издевался и дразнился, но его собеседник, кажется, этого не замечал:
— Ещё участвую в испытании новых электросамокатов!
— Ага. Тебя обвешивают датчиками и ждут, когда ты, моль бледная, с этой игрушки сковырнёшься. А потом, на основании телеметрии, так настроят гироскоп, чтобы такие же рахиты не падали на каждой кочке. Мне, как бывшему инженеру, такие азы можно не объяснять.
— А вот… А я… Ещё я в рамках «социальной сознательности» ухаживаю за тобой, заказываю еду и уборку в квартиру, мы вместе гуляем. Вот как сейчас. Я волонтёр!
— Херотёр. Перетрудился, тоже мне… За двадцатипроцентную скидку в «Пищемаркете». И от нечего делать. И потому что никому не нужен. Бледная немочь. Малахольный эльф — вот ты кто. Даром что родственник.
И усатый гриб отвесил внуку немощный старческий подзатыльник:
— А, может, и зря, что не попал на концерт. Глядь, и до тебя б снизошла какая-нибудь аппетитная баба.
Старик закатил масленые глазки и плотоядно облизнулся неожиданно широким и длинным языком.
Музыканты-диверсанты
Нас кличут Нами, а вас зовут Авас,
Возьмем словами, потом вернем аванс.
Игра на нервах, на острие стрелка!
Гитара — стерррва, гитаре нужен кайф.
Но мы вам пели —
Расстрельная команда менестрелей.
Кодой бородатый до бровей фронтмен выдал заковыристый проигрыш — задрав вверх гитарный гриф. Потом нажал на спусковой крючок, и из дула на торце с грохотом взвился в небеса трассер, который на высоте распустился в прихотливый фейерверк, принявший на излёте очертания буквы «Ё».
— Спасибо за тёплый прием, прекрасный полис! Будьте здоровы! Вы лучшие!
Музыканты синхронно поклонились, придерживая шляпы, и под вой трибун всосались в дверь, ведущую к гримерке.
Песня была на бис, надежды на продолжение шоу не оставалось, так что зрители начали покидать трибуны.
Двое поджарых и жилистых техников с непропорционально большими кистями рук бросились разбирать оборудование. Звали их Биба и Боба, и были они глухонемыми.
— Так, братья и сестры44, — в гримёрке бородатый фронтмен окинул коллег тяжёлым взглядом. Все были усталые, с потными лицами, но счастливые — звёздная четверка действительно любила музыку, и на концертах наслаждалась ей, с головой погружаясь в магию созвучий.
— Повеселились? Пора приниматься за дело. Все помнят расклад? Я на пресс-конференцию — нести тяжёлое бремя славы. Дэн. Понаблюдай-ка за шишками из местного Магистрата, заказчик просил. Вик — а ты посмотри, что делает сам заказчик. Всё ли идет по плану, короче. Убедись. Ну, и на сладкое, ты, Соня. У тебя сегодня, как и договаривались, бенефис — берёшь пластид и незаметной мухой к городской стене. Дай-ка свой голофон.
Он забрал трубку у покорно протянувшей её Сони и с минуту колдовал над аппаратом:
— Готово. Нужную точку я тебе в навигаторе забил. Переодевайся и беги. Время Че — 20:30. Давай, девочка, я в тебя верю.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— После трудов праведных сразу на мотрису? — уточнил Ник.
— Сразу на тётю Мотю, — согласился Татаритумба, он же — бородатый до бровей фронтмен. Поднял указательный палец. — Но чтоб без шума и пыли. Инкогнитó!
Соня блеснула зелёно-голубыми, но с восточной раскосинкой глазами, кивнула, отчего немедленно рассыпалось её идеальное каре с чёлкой, как у Матильды из Леона45, и немедленно начала переодеваться, ничуть не стесняясь своих компаньонов — движениями экономными, но очень грациозными. Коллеги, впрочем, девушку жадными взглядами не пожирали, скорее, награждали отеческими или братскими — разве что у Вика взгляд был немного сложносочинённым. Соня аккуратно, но стремительно сняла плащ, повесила на вешалку, обмотала вокруг и ловко закинула в недра чемодана на колёсиках.