Хинако потрясенно взглянула на нее:
— Но… Юкари! У тебя же ребенок!
— А что ребенок? Пусть теперь свекровь с ним покрутится! Вышла замуж — она давай пилить: «Когда родишь? Когда родишь?» Родила — жалуется, что ребенка не так воспитываю. Раз такая умная, пускай сама и мается.
— Но ведь и у Кимихико жена, дети… Неужели тебе их не жалко?!
— Брось! Говорят, женушка у него та еще штучка. Мужика совсем забросила, хвостом крутит направо и налево. Кимихико мне давно говорил: если, мол, ты разведешься, то и я тут же разведусь. В Осаку звал. А Осака — это тебе не какая-нибудь занюханная деревня! Уж там-то я заживу!
— Я не стала бы идеализировать Осаку.
— Ну конечно! Сама-то в Токио живешь. Тебе легко рассуждать. А по мне — так лучше где угодно, чем в этой дыре.
— Не знаю. Мне Якумура нравится…
Внезапно Юкари резко повернулась к Хинако. В глазах ее плескалась настоящая ярость.
— Да что ты вообще знаешь о деревне?! Сама-то когда отсюда уехала?! Саёри мне все рассказала! Какой гадиной ты стала после того, как уехала в город!
Хинако словно окатили ледяной водой.
— Что тебе рассказала Саёри? Что ты несешь?
Юкари замолчала, словно поддразнивая Хинако и нарочно выжидая паузу, а затем начала неторопливый рассказ:
— Мы тогда учились в средней школе. Как-то раз я пошла гулять с собакой на Сагаву и встретила там Саёри. На ней просто лица не было, она стояла на мосту и рвала на клочки какой-то листок. Я пригляделась и поняла, что это письмо. На конверте стояло твое имя. Помню, я спросила у нее: «Это от Хинако?» — а она как закричит: «Не знаю я никакой Хинако и знать не хочу! Она теперь в городе картины малюет, а другим только советы дает, кому чем заниматься. Считает меня идиоткой!»
Хинако хорошо помнила это письмо, свое последнее письмо к Саёри. В нем она подробно рассказывала о занятиях в кружке рисования и советовала подруге тоже попробовать найти дело по душе. Однако она и представить себе не могла, что Саёри так болезненно воспримет безобидный совет.
Не замечая, как побледнела Хинако, Юкари продолжала, вытянув ступни босых ног и довольно разглядывая свой педикюр:
— Саёри вообще-то молчаливой была. Уж если она так орала, значит, здорово ты ее допекла! А вообще, я ее понимаю. Если вдруг твоя собственная тень обретает право голоса и начинает тобой командовать… Это кого угодно доконает, — сказала она, а затем, словно желая окончательно добить бывшую одноклассницу, воскликнула: — Сколько тебя помню, ты постоянно моталась за Саёри, как дерьмо за золотой рыбкой!
Хинако почувствовала, что ей не хватает воздуха. Вот как? Юкари считала ее всего лишь дерьмом при золотой рыбке по имени Саёри? Да что там Юкари! Наверняка весь класс так считал. Да дело даже не в этом… А что же сама Саёри? Неужели она тоже считала Хинако лишь собственной безликой тенью?
— Это я! — послышался из темноты мужской голос.
— А вот и Кимихико, — просияла Юкари. От ее недавней злобной гримасы не осталось и следа. — Ох, прости, подружка, доставила я тебе хлопот! Надеюсь, у тебя с ним тоже все устроится.
В ответ на недоумевающий взгляд Хинако она сжала ее руку и хитро прищурилась:
— Да знаю, знаю я про вас с Фумия!
Хинако потеряла дар речи, но Юкари с Кимихико уже растаяли за деревьями, только вдали слышались их приглушенные голоса и звук удаляющихся шагов.
Хинако еще долго неподвижно сидела на веранде. Не может быть, чтобы Саёри считала Хинако всего лишь безвольной марионеткой!
Из соседского дома послышался новый взрыв хохота. Хинако казалось, что потешаются над ней.
Глава 4
Вот это жара! Сигэ едва держалась на ногах, но упорно семенила вдоль реки, опустив глаза к земле. Мимо нее лениво несла свои воды Сакагава. На поверхности воды, словно рыбьи чешуйки, сверкали солнечные блики. Совсем рядом с грохотом проносились автомобили, но Сигэ боялась поднять глаза и взглянуть по сторонам. Казалось, стоит оторвать взгляд от земли, как она тут же снова увидит его.
При одном воспоминании об этом Сигэ бросало в дрожь.
Сегодня утром она спокойно штопала одежду на веранде и не заметила, как перед ней вырос мужчина. Короткий ежик волос, глаза со смешинкой, вздернутый нос. Где-то она его видела… Сигэ спросила у нежданного гостя, кто он и зачем пожаловал, но тот лишь молча глядел на нее. И тут старуха все вспомнила. Перед ней стоял Такэо Синохара, ее покойный любовник. Покойный! В горле внезапно пересохло. Все мысли мгновенно улетучились из головы, уступив место безотчетному леденящему душу страху. От беспощадного взгляда Такэо сердце жалобно сжималось в груди. Казалось, по самому краешку теплого трепещущего сердца кто-то водит холодной ледышкой.
Внезапно Такэо исчез. Просто растаял в жарком полуденном солнце. Зажав свое шитье в трясущихся руках, Сигэ уставилась в то место, где только что стоял мужчина. Ни души. Только через двор, тряся красным бархатным гребнем, важно шагал петух.
Больше всего Сигэ почему-то напугал именно этот взгляд — жестокий, беспощадный, холодный. Почему он так зло смотрел на нее? Ей казалось, что она вот-вот вспомнит что-то важное и разгадает странную загадку, но воспоминание ускользало, расплывалось, словно в тумане. Столько воды с тех пор утекло…
Такэо явно пытался напомнить ей о чем-то давно позабытом. Сигэ в смятении отложила шитье, решительно поднялась и направилась за ворота, прихватив кошелек и лишь отмахнувшись от Тидзуко, которая что-то кричала вслед. Сейчас не до того. Главное — срочно узнать, зачем к ней явился покойник, что он хотел сказать. Внутренний голос нашептывал ей, что лучше этого не делать, но ноги упрямо несли вперед.
Пройдя вдоль реки, Сигэ забралась на склон и наконец вышла к белой ограде дома Хиура. Утирая со лба пот, старуха робко вошла в притихший сад. Стеклянная дверь в дом была приоткрыта, сквозь нее виднелись чисто убранные комнаты. На татами неподвижно лежала женщина.
— Есть кто живой?
Женщина не шевельнулась. До Сигэ доносилось ее тяжелое дыхание; похоже, хозяйка крепко спала.
— Эй, Ёсико, проснись.
Снова никакого движения.
Старуха снова окликнула ее по имени, и женщина наконец открыла глаза и недовольно пробормотала:
— Я Тэруко. Мать давным-давно умерла.
Однако Сигэ было все равно, кто перед ней, — лишь бы это была женщина из рода Хиура. На лице ее появилось просительное выражение.
— Мне нужно вызвать дух одного человека…
Тэруко взглянула на нее, словно на назойливую муху, от которой и отмахнуться-то лень. Глядя сквозь старуху своими наглыми раскосыми глазами, Тэруко заявила, что последнее время страшно занята и ерундой заниматься не станет. Вот гадина! Да Сигэ своими глазами видела, как она дрыхла посреди бела дня!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});