австралийских степей сделали свое дело. У самой земли оболочка выгнулась «ложкой» и превратилась в парус. Фёдор выбросил на землю специальный канат – гайдроп, чтобы он замедлил дрейф шара. Но даже этот «якорь» не сильно помогал: приземный ветер продолжал волочить конструкцию по земле. Внутри гондолы Фёдор всем весом тянул фал парашютного клапана, стравливая гелий. Пока не выйдет большая часть гелия (газ легче воздуха) – аэростат не остановится, он будет прыгать по кустам и кочкам, сотрясая все внутри гондолы.
Воздушный шар – это не самолёт, который садится на подготовленную взлетно-посадочную полосу, тормозя двигателем, закрылками и покрышками шасси. В нашем случае касание твердой поверхности ещё ничего не значило. Из-за огромной парусности ветер продолжал на высокой скорости тащить аэростат сквозь густые кустарники, раз за разом ударяя корзину о каменистый грунт. В документальном фильме «Первого канала» «Повелитель ветра» все три касания попали в хронику.
В критичный момент на помощь пришли местные фермеры. На своих мощных машинах они ринулись за шаром и догнали многотонную махину у кромки кукурузного поля. Самый ловкий водитель сумел наехать колесом пикапа на волочащиеся по полю канат-гайдроп, а потом привязать его к бамперу пикапа. Всё – шар встал на мёртвый якорь.
Приземление. Фермерская машина помогает шару затормозить и завершить полет
Как только аэростат застопорили, он буквально на глазах начал разваливаться на части. Внешняя оболочка под воздействием сильного порыва ветра расползлась на куски, гондола неуклюже завалилась набок…
Внутри у меня все защемило. Мысль о том, что проект окончен, вызвала бурю самых противоречивых чувств: радость от того, что шар и отец уже на земле, и грусть от того, что такое красивое и величественное произведение рук человеческих рушится, знаменуя окончание кругосветного полёта и подводя черту под нашей кругосветной экспедицией. Я невольно задался вопросом: «А будет ли ещё в моей жизни проект такого масштаба?».
Диплом Книги рекордов Гиннеса, подтверждающий рекордный кругосветный полет за 268 часов и 28 минут, к которому команда Фёдора Конюхова шла более 10 лет
Местность, где совершал посадку рекордный аэростат, называется Bonnie Rock или Mukinbudin. Для уха русского человека звучит эффектно, но по факту этот поселок больше походит на донской хутор в пять домов. Благодаря нашему проекту теперь это место известно на весь мир и упоминается во всех рекордных документах FAI и Книге рекордов Гиннесса! Теперь там есть памятный знак, информирующий посетителей, что 23 июля 2016 года российский пилот Фёдор Конюхов приземлился в районе этого населённого пункта, завершив рекордный кругосветный полёт на воздушном шаре «Мортон».
Сделаю ещё одно отступление. Через призму проектов Фёдора Конюхова отчётливо прослеживается факт – люди всегда вдохновляются такими романтичными проектами и готовы бескорыстно помогать. Отец прибывает в любую страну – на собачьих упряжках на Аляску или в Гренландию, или на шаре в Австралию, на весельной лодке в Чили – и у него находятся помощники: эскимосы, австралийские и южноамериканские фермеры, чилийские военные, итальянские воздухоплаватели…
Когда Фёдор на весельной лодке «Акрос» пришёл на мыс Горн, его встречали командующий гарнизоном ВМC Чили (Armada de Chile) и большой пул южноамериканских СМИ.
Позже на торжественном приеме в Буэнос-Аресе посол России в Аргентине сказал: «Я смотрю на реакцию прессы и местных жителей и понимаю, что Фёдор – лучший амбассадор нашей страны! Ни один официальный визит не освещался в местной прессе с такой теплотой и восторженностью».
Тем временем оболочка шара приняла горизонтальное положение, а наши вертолеты заглушили свои двигатели, припарковавшись в 300 метрах от огромного серебряного облака, распластавшегося на земле. Как только пилоты вертолётов разрешили открыть двери, мы выпрыгнули из кабин и побежали к Фёдору.
Что там внутри? Как чувствует себя Фёдор после стольких дней изнуряющего полёта и после жесткого приземления?
Окружив гондолу, мы не сразу смогли открыть входной люк, так как он был задраен изнутри. Фёдор до последней секунды полета четко следовал инструкциям, которые предписывали задраить люк и тем самым защитить пилота от возможных столкновений с ветками, кустами, камнями. Вокруг нас шипели баллоны с газом, потрескивали раскалённые горелки, на ветру хлопала гигантскими лоскутами оболочка аэростата…
Не самая мягкая посадка
Я заглянул в выпуклое стекло люка и заметил движение внутри гондолы. Жив! Мы принялись стучать по гондоле, кто-то из команды пытался форсировать входной люк, но он держался.
Еще 10–15 секунд, и ручки начали поворачиваться. Крышка люка под своим весом откинулась, и показалось лицо Фёдора с глубокой ссадиной на левой скуле.
Жив!!! Слава Богу! Мы крепко обнялись, и первые никакими словами непередаваемые эмоции захлестнули наши сердца…
Из первых слов, я понял, что отец сильно повредил при приземлении левую скулу. При посадке он должен был сидеть в специальном кресле, пристегнутый ремнями, как гонщик спортивного болида. Но ему приходилось постоянно тянуть фал (веревку) парашютного клапана, выпуская гелий из оболочки, чтобы шар быстрее потерял подъёмную силу и прекратил бешеную скачку по австралийской степи. А для этого нужно прилагать очень большую физическую силу. Такие нагрузки предусмотрены конструкцией специально, чтобы во время полёта пилот случайно не вытравил гелий каким-то неосторожным движением.
Сначала Фёдор попробовал тянуть клапан, сидя в кресле, как предписывала инструкция. Но сил не хватало. Тогда он решил привстать и тянуть за веревку, помогая весом своего тела. В самый неподходящий момент произошло столкновение с землей. От удара о приборную панель не спас даже специальный пластиковый шлем, точнее, шлем защитил голову, но не лицо. Забегая вперед скажу, что через несколько дней опухлость превратилась в синяк. С этим «фонарём» отец и прилетел в Москву и участвовал во всех конференциях.
Вызволение путешественника из гондолы
Когда удалось вызволить Фёдора из гондолы, солнце начало касаться горизонта на западе. Вертолетчики снова принялись торопить нашу ошалевшую от впечатлений команду: «Ребята, надо лететь обратно в Нортхэм, пока ещё хоть что-то видно».
Фёдор в шутку сказал: «А может, заночуем здесь, на поле? Продуктов у меня много, воды тоже, я вам расскажу про полёт…»
На самом деле, рассказы отца в первые часы после завершения экспедиции – это уникальное по своей эмоциональной насыщенности повествование. Через сутки все будет ощущаться по-другому. Фёдор примет душ, поспит на белых простынях, позавтракает в кругу семьи, и это будет другой человек: цивилизация быстро превратит его в одного из нас.
История экспедиции, рассказанная в первый час после её завершения, – это глубокий, искренний монолог человека, вернувшегося из другого мира. Его все слушали с замиранием сердца. Еще каких-то 15 минут назад он находился в небе, сейчас стоит на земле, но говорит и мыслит, как будто всё ещё находится в полёте. Как сказал один наш знакомый, ветеран боевых действий, в эти первые часы