Мы уже добежали практически до середины поля, как вдруг под мчащимся со всех ног Саней что-то глухо рявкнуло, обдавая нас тошнотным дыханием сгоревшего тротила. Сапера подбросило вверх, а потом он рухнул спиной на землю буквально в шаге от меня.
— Поднимите, поднимите меня! — отчаянно, как раненный зайчик, заверещал Саня. И так этот крик резанул меня по сердцу, что, упав рядом с ним на одно колено, я подхватил своими мгновенно окрасившимися красным руками его сзади и, приподняв странно уменьшившееся тело, закричал:
— Санитар!
— Нахуй! — отчаянно в ответ крикнул Саня. — К воронке, к воронке меня, пожалуйста, скорее, скорее…
Поддернув вверх обрубок Саниного тела, я опустил его лицом в дымящуюся, горячую землю, которую он начал лихорадочно и слепо разгребать ладонями, пока не отыскал какой-то обгорелый, обугленный осколок …
Подом поднял ко мне свое бледное, как мел, лицо с россыпью веснушек вокруг курносого носа и спокойно, радостно произнес, близоруко щуря свои голубые глаза:
— Доложите Лацису! Прибор не виноват! Мина… Она была бакелитовая …[62]
Всхлипнул:
— Маме не говорите…она заругает…
И умер.
… Подбежавший Вершинин, мимоходом коснувшись Саниной шеи двумя пальцами, громко скомандовал:
— Отставить санитара!
Потом таким спокойным, совершенно домашним голосом спросил:
— Владимир Иванович, лично Вам как эта площадка — ровненькая? Ну и ладно, ну и хорошо. Дальше не пойдем. А то, не ровен час, на ещё одну минку наскочим. Скомандуйте орудию.
— Слушаюсь! — четко отдал ему честь я и выхватил из-за голенища своего валенка красный флажок, обильно пачкая его древко подсыхающей Саниной кровью.
Обернувшись лицом к лесу, я увидел, как на опушку выезжает наш тягач. На подножке кабины стоял исполняющий обязанности командира орудия Петрович, одной рукой держащийся за поручень. Увидев меня, он поднял правую руку с красным флажком к серому небу, показывая, что готов к движению. Вытянув ответно вверх свою руку с флажком и так секундно замерев (Сигнал «Внимание» Прим. Переводчика), я затем энергично прокрутил её, как будто бы запускал огромной заводной ручкой двигатель автомобиля (Сигнал «С передками прямо марш!» Прим. переводчика). Из трубы тягача вывалился клубочек черного дыма, и его гусеницы побежали, стронулись с места… порядок.
Малахий, резко выдохнув: — И-е-ех! — рядом со мной в этот миг с размаху всадил в землю острия, которыми заканчивалась уже раздвинутая им тренога буссоли.
Мерзлая земля только хрустнула, принимая в себя окрашенный в зеленое металл, и в этот миг…
«Ш-Р-Р-Р-Раххх!» — послышался чудовищный в своей негромкости шелестящий звук, сопровождаемый частыми мокрыми шлепками и тонким посвистом… Как будто бы на землю обрушился невиданной силы град.
«И-у… Пи-у…Пью…» — дико завыло и засвистало вокруг меня что-то, взбивая снежную пыль.
Невидимая свинцовая метла старательно и, что самое страшное, почти бесшумно выметала с берега красноармейцев. (Пулеметный полукапонир системы «Ле Бурже» с двумя огневыми точками был прикрыт со стороны «поля» от русских специальной стенкой. Стреляя им во фланг, наши пулеметы оставались не только не видимыми русским, но даже и не особо слышимыми. Кроме того, открыли огонь картечью капонирные орудия номер три и четыре. Прим. переводчика).
Люди вокруг меня валились, как снопы, высоко брызгая на заплывающий бордовым снег дымящейся на холоде кровью.
Вершинин аккуратно поправил свою шапку, так, что середина звездочки была точно над переносицей, как-то особенно весело и бодро подтянулся, подмигнул мне и совершенно обыденно сказал:
— Ну, Вы тут пока распоряжайтесь, голубчик, а я на боковой НП убываю. Желаю здравствовать. Позванивайте, ежели что… Честь имею.
Широким шагом, машинально на ходу прижимая к борту шинели левую руку, будто шашку поддерживая, он неторопливо пошел вправо от меня, своим орлиным артиллерийским взором практически точно оценив перпендикуляр к направлению на наблюдаемую цель.
За ним, торопливо разматывая размеченный мною через каждые десять метров провод, пригибаясь, на полусогнутых ногах дробненько посеменил Вася Кирдяшкин с телефонным аппаратом в руке и, солидно ступая, могуче двинулся разведчик Элпидифор со второй буссолью на боку и треногой за плечами…
Торопливо достав буссоль из круглого брезентового чехла, я стал аккуратно прикручивать круглое металлическое яблоко в шаровую опору.
— Так Цто, товарищ командир, я сейчас тебе боле пока не нужен? — деликатно спросил меня красноармеец Малахий.
— Не нужен! Ложись! мать твою! — не поднимая головы, ответил я.
— Ети свою, дешевле будя! — ответил мне разведчик, снимая с плеча карабин. Потом он аккуратно обошел меня, встав так, чтобы загородить собой от пуль белофиннов, поднял карабин, выстрелил куда-то в сторону вражеского берега, передернул затвор, выбросив на снег горячую, красивенькую гильзу, снова поднял карабин, еще раз выстрелил. Опустил карабин к ноге, сел, будто подламываясь, на землю. Потом лег на бок, подтянув ноги к животу; тихо, чтобы мне не мешать, захрипел. И умер.
… Внимательно выравниваем буссоль, выгоняя серебряную бусинку воздуха в круглом стеклышке уровня на середину. «Пузырек на середину» — командовали мы сами себе в юнкерском, укладываясь вверх пупками на койки… Теперь ориентируем. Стрелочку снизу открутить, ага, побежала, миленькая… север у нас сегодня будет там, где солнце восходит! Зачем? А для единообразия, ха-ха.
Теперь верхнюю половинку буссоли на 30-ноль, наводим на цель, смотря поверху монокуляра… а теперь и в монокуляр можно взглянуть…
Лучше бы я не смотрел. Река просто КИПЕЛА! Взбивая кроваво-белую пену, свинцовый град неутомимо колошматил по её окрасившимся русской кровью водам…
Все те разведчики, кто всего минуты назад бестрепетно бросились в ледяные волны, были уже мертвы.
Но нет, не все! Вдруг у вражеского, уходящего вверх крутого берега всплыл из кипящей воды окровавленный, израненный человек. Он схватился слабеющей рукою за покрытую изморозью ржавую рельсу, подтянулся и с усилием просунул в щель между ней и соседней рельсой что-то черное, продолговатое. Потом обернул к нашему берегу свое облепленное слипшимися волосами лицо, что-то неслышно прокричал, прощально взмахнул рукой…И тут же на этом месте высоко поднялся грязно-водяной, подсвеченный изнутри огнем столб взрыва!
Когда он опал, то стало видно: часть эскарпа обрушилась, открывая проход вверх, на вражескую твердыню.
Немедленно оставшиеся в живых политруки подняли красноармейцев в атаку, но увы! Они даже не смогли добежать до воды… Те, кто поднялся, все до одного полегли у самого берега.
Прикрывавшие их огнем танки, которые колотили и колотили из башенных орудий по вражьему берегу, вспыхивали один за другим. Вот из ближнего танка вывалился из верхнего люка башни танкист в черном, дымящемся комбинезоне, упал на снег, катаясь по нему, потом с огромным трудом поднялся, оперся о гусеницу, выхватил из брезентовой кобуры револьвер, выстрелил в сторону врага и вдруг опрокинулся навзничь, скребя черную обнажившуюся землю своими почерневшими, обуглившимися пальцами…(Это вело огонь замаскированное 40-мм орудие ПТО «Бофорс» из бетонированного гнезда слева от нашего ДОТа. Прим. Переводчика).
Дивизионные артиллеристы, прикрывая нас, очень быстро нащупали вражеское орудие и мгновенно просто засыпали его осколочными снарядами. (Орудие не пострадало, но расчет, бросив его, сбежал. Прим. Переводчика).
У моих ног неожиданно затрещал полевой телефонный аппарат:
— Это Вы, Вершинин? — схватив трубку, довольно глупо спросил я.
— Нет, это звонит Грета Гарбо., — Донесся из телефона ехидный голос подполковника. — Хочу пригласить Вас в Гранд-Отель выпить по бокалу сухого мартини… Ну как, готовы? Посмотрите-ка тогда на меня…
Я установил визир на 15-ноль и внимательно посмотрел. Поднял левую руку, и подполковник передвинулся чуть влево, выходя в центр перекрестия… хорош! Можно мерить угол.
Подполковник нагнулся к монокуляру, несколько раз, наводя его на цель то справа, то слева, сделал необходимые измерения, потом поднял трубку:
— Так, дирекционный…
В эту секунду черный разрыв встал между мной и Вершининым… Когда вздыбленная земля упала, я увидал, что и комбата, и треногу буссоли просто смело осколками. Я отчаянно, до боли в руках сжал телефонную трубку.
— Командир! Ты меня слышишь? Отзовись!
Трубка мертво молчала…
Вдруг к черной дымящейся воронке кинулся юркий Вася Кирдяшкин. Он нагнулся, поднимая куски оборванного провода, но тут новый разрыв встал почти на том же самом месте и закрыл его черным смертным занавесом…