охранник.
– Я понимаю, что твоя жадность беспредельна, – сказал я, вынул сто долларов и поднял их над головой.
– Сейчас я выйду и урою тебя, – пообещал охранник.
– Хозяин – барин, – сказал я, делая вид, что собираюсь спрятать деньги и уйти. – Мне остается только пообещать тебе, что после того, как взломают магазин, я приду в морг опознавать твой труп.
Он свистнул мне в спину, щелкнул толстыми пальцами и показал на последнюю ступеньку.
– Сюда положи!
После чего захлопнул дверь и запер замок. Я положил купюру, куда было велено, отошел к телефону-автомату и там, притаившись под козырьком, долго ждал. Наконец, дверь открылась. Ни слова не говоря, охранник поднял купюру, осмотрел ее со всех сторон, после чего кинул на ступени бумажный конверт и снова скрылся за дверью.
В конверте оказался лазерный диск с жирными отпечатками на зеркальной поверхности и с сильным запахом копченой рыбы.
Глава семнадцатая. Мартин Борман, он же прапорщик Бодунко
Я вернулся в Интернет-кафе, сел за прежнюю дефективную станцию и запустил диск. Охранник записал намного больше, чем мне было надо, и я долго искал пятнадцатое число. Качество записи было отвратительным. Я не без труда разглядел пересечение улиц, угол дома и темный квадрат козырька, под которым находился телефон-автомат. На черно-белом экране, слово в толще мутной воды, толчками двигались людские фигурки, метеорами проносились автомобили. Запись напоминала кукольный мультфильм, снятый в начале прошлого века. Когда зашло солнце, качество кадров резко ухудшилось, и разбираться в происходящем стало еще труднее. Десятки раз к телефону подходили люди, но я не мог сказать точно, звонили они или нет. Когда на таймере в углу кадра появилось время «21.00», я стал всматриваться в экран с особым пристрастием, и по несколько раз перематывал и просматривал заново одни и те же эпизоды. Через час такой муторной работы у меня зверски заболели глаза. Когда на таймере обозначилось «22.00», я стал просматривать запись покадрово. Пустая улица. Тусклый свет фонаря. Длинные тени от деревьев… Я нажимал пальцем на кнопку мыши, но на экране ничего не менялось. Затаив дыхание, я открыл кадр, отснятый камерой в двадцать два часа семь минут – именно в то время, когда мне позвонил Батуркин. Но у телефона-автомата никого нет!
Я откинулся на спинку стула, обхватил голову руками. Что-то не то. Либо ошиблась диспетчер справочной, которая дала мне координаты не того телефона, либо… либо…
Я не знал, какая еще может быть причина. Прогнал запись назад, к двадцати двум ноль-ноль и еще раз просмотрел каждый кадр. Никого. Кошка пробежала бы – наверняка увидел бы. Двадцать два ноль семь… Двадцать два ноль восемь… Ноль девять… Ничего не меняется… И вдруг в кадре появился легковой автомобиль – кажется, небольшая иномарка, то ли "Опель", то ли "Рено". Свет от фонаря падал прямо на передок, и он отражал его, как зеркальный, потому номер невозможно было разобрать. Машина остановилась напротив телефона-автомата. Вышел человек. Движения "мультипликационные" – резкие, толчкообразные. Прыг, скок, и он уже у телефона. Я пытался разглядеть его лицо, но человек, как нарочно, опустил голову и поднял воротник ветровки. Время – двадцать два часа девять минут. Должно быть, таймер записывающего устройства был установлен с погрешностью в две минуты, и я сейчас видел изображение именно того самого "хомячка", который позвонил мне в двадцать два ноль семь и представился Батуркиным.
– Вам что-нибудь принести? – спросил официант, некстати появившийся рядом.
Я отмахнулся, как от мухи, но официант понял мой жест по-своему и принес мне бутылочку абсента – ума не приложу, почему именно абсента?? "Хомячок" закончил разговор, повесил трубку, тотчас повернулся к камере спиной и вернулся в машину. И это все?? Это то, ради чего я заплатил сто баксов??
Я машинально схватил бутылочку и приложился к горлышку губами. Неужели мне так ничего и не удастся выяснить? Машина тронулась, выехала из светового пятна, и на какую-то долю секунды на экране прорисовался номерной знак. Я остановил запись, отмотал ее назад и снова повторил эпизод с отъездом… Ага! Все-таки я зацепил важный кадр! Видно не четко, но разобрать все же можно: это "Опель" с номером 548–16 IB.
Я даже вскочил от радости и восторга, да еще руку с бутылочкой вскинул над головой. Пацаны, играющие в "стрелялки", с уважением покосились на меня. Подумали, что я удачно прошел какую-то сложную миссию. Они отчасти были правы: я действительно прошел миссию – первую, а потому самую сложную.
На улице шел тихий дождь, и я встал под огромным кленом, похожим на застывший зеленый взрыв. Я набирал номер инспектора ГАИ Уторина, моего старого знакомого, и мысленно молил, чтобы тонкая ниточка, за конец которой я схватился, не оборвалась. Время подходило к полуночи, трубку долго никто не поднимал, и я готовился выслушать тираду ругательств в свой адрес.
– Кирилл, ты, как всегда, вовремя, – наконец, услышал я сонный голос.
– Валера, прости, – искренне покаялся я. – Если бы ситуация позволяла, я бы позвонил утром.
– Если мне не изменяет память, твои ситуации всегда суровы, как английские классные дамы. Чего надо? Моя смена с утра, подъезжай на пункт, все сделаем…
– Нет, Валера, техосмотр мне не нужен. Я по другому вопросу. Мне надо узнать имя владельца автомобиля.
– Нет проблем, – зевнув, ответил Уторин. – Завтра найдем. Подъезжай…
– Сейчас, Валера, – возразил я. – Мне надо сейчас.
Уторин негромко простонал. Я услышал, как кто-то позвал его, должно быть жена. "Да не ори! – проворчал Уторин. – Мне министр звонит!" Дух семьи, чужого гнезда, сонного, теплого, закрытого со всех сторон, выплеснулся из трубки под сырую крону дерева. Я представил, как Валера стоит у телефона в трусах, переминается с ноги на ногу, чешет пожелтевшими кривыми ногтями одной ноги лодыжку другой; а через приоткрытую дверь в спальню виден край кровати, на которой, до головы накрытая розовым одеялом, лежит ворчливая жена с некрасивым, рыхлым, жирно смазанным ночным кремом лицом. Неужели все романтические свидания, страстные поцелуи, волнующие ожидания и безудержная страсть заканчиваются вот этим?
– Давай модель и номер, – сквозь зубы процедил Валера. Наверное, ему очень хотелось послать меня подальше и придушить жену. Но меня он не послал, я ему был