Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пусть даже так. Но если немцы сознают, что наша организация «Гром и Крест» все-таки существует, что она наиболее реальная их опора в Латвии — это уже много!
— Да, да! — поддержал Фрицкаус. — И за это мы должны сказать большое спасибо нашему эмиссару в Германии — господину Лосбергу.
Рихард встал:
— Простите, но я хотел бы сразу внести ясность. Во-первых, я не ваш… и тем более, не эмиссар. Я просто выполнил просьбу своего старого друга. — Во-вторых…
Крейзис дотронулся кончиками пальцев до его плеча.
— Не скромничай, Рихард. Во-первых, если бы тебе претила моя просьба, ты бы никогда не взялся ее выполнять. А, во-вторых… Во-вторых, время покажет, наш ты или не наш. За твое здоровье!
— Господа, я думаю, нам пора. Сейчас начнут собираться гости. — Рихард жестом хлебосольного хозяина распахнул дверь.
Крейзис покидал кабинет последним. На секунду задержался, тихо спросил Лосберга:
— Этот немец, что приехал с тобой… как его? Зингрубер?.. Он действительно коммерсант или… — и так выразительно посмотрел Рихарду в глаза, что тот не решился солгать.
— Вот именно. Но, надеюсь, ты понимаешь?..
— Если бы не понимал, не спрашивал. Он будет сегодня на ужине?
— Конечно.
Среди гостей не было ни одной дамы — прием был деловой, строго официальный. Но Рихард позаботился придать этой встрече дружеский, непринужденный тон. В большой гостиной интимную обстановку создавали мягкий свет, негромкая музыка, искрящийся хрусталем фуршетный стол. Для доверительных бесед были устроены уютные уголки, отгороженные шпалерами цветочных ваз. Все выглядело вполне благопристойно и респектабельно: солидные, деловые люди собирались вместе поужинать, перекинуться словцом. Тем более, что человек их круга вернулся из Германии и ему, вероятно, есть о чем рассказать. Именно так думало большинство гостей и только сам Лосберг да Зингрубер, по заданию которого был организован этот ужин, знали истинную цель встречи. Впрочем, догадывались о ней и друзья Крейзиса. Это была встреча-смотрины, где предполагалось знакомство и прощупывание друг друга.
Рихард представлял гостей Зингруберу:
— Освальд Крейзис, мой друг. Адвокат и отчаянный полемист, чтобы не сказать софист…
— Чтобы не сказать демагог? — с усмешкой ввернул Крейзис.
— Спорить с вами — особенно на политические темы — истинное наслаждение. Но дело нелегкое.
Манфред — он был в сером щегольском костюме — ослепительно улыбнулся адвокату:
— Моя мечта, господин Крейзис, услышать хоть одну из ваших защитительных речей.
— Надеюсь, вы получите такую возможность не в качестве моего клиента.
— Готов даже на это. Говорят, вы можете оправдать самого дьявола.
— Ну, это дело нехитрое, когда на твоей стороне вся бесовская сила…
— Вы хотите сказать, что ангелов защищать сложнее?
— Сложнее? Просто невозможно. Люди уже давно не верят в ангелов. Чем сильнее вы их убеждаете в своей святости, тем больше они распознают в вас искушенного черта.
Зингрубер раскатисто захохотал:
— Любопытно, любопытно, господин Крейзис. Был бы рад побеседовать с вами отдельно.
— Весьма польщен! В любое, удобное для вас, время.
Рихард на мгновение задержал Крейзиса, вполголоса сказал по-латышски:
— Все забываю тебя поблагодарить…
— За что?
— Ну… За нашего общего знакомого рыбака…
— А-а!.. Да, пришлось нам с Рудольфом попотеть…
— Считай, что я твой должник.
— Пустяки! Веру сырым и вареным.
— Все на столах.
— Полковник Граузе! — возвращаясь к своим обязанностям, продолжал представлять гостей Рихард.
Зингрубер окинул полковника коротким взглядом, доброжелательно поклонился.
— Всегда завидовал военным. Мужчина, это прежде всего — сила и мужество. Не так ли, господин полковник?
Граузе пришелся по душе комплимент немца. Он еще выше поднял подбородок:
— Совершенно с вами согласен. Я всегда считал мужчиной только солдата.
Рихарда покоробила казарменная философия полковника, он брезгливо поморщился. Граузе, видно, и сам сообразил, что сморозил глупость. Попытался неуклюже выпутаться из щекотливого положения.
— О присутствующих, естественно, не говорят. Что касается вас, господин Зингрубер, для меня каждый немец солдат. В какой бы он ни был одежде.
— О-о! Я весьма признателен вам за столь высокую оценку. Сразу чувствуется, что вы знаток своего дела.
Граузе хотел продолжить беседу, но Рихард оттеснил его промышленником Карлсонсом.
— Карлсонс. Пиво, лес, рыба, — представился тот своей дежурной шуткой.
— Зингрубер. Шнапс, закуска, девочки, — в тон ему отрекомендовался Манфред.
Толстяк рассмеялся:
— Шнапс, закуска, девочки!.. Совсем неплохо, покупаю пакет акций. Или это только вывеска фирмы? — и он отодвинулся в сторону, уступая место громадному медлительному человеку с ярко-огненной, почти красной шевелюрой.
— Господин Лоре, — отрекомендовал Рихард. — Судовладелец и золотой человек. В прямом и переносном смысле этого слова.
— К счастью, мое лучшее золото всегда при мне, — тряхнул шевелюрой Лоре. — Его может прибрать только один банк на свете.
— Но и он над вами не властен, — Манфред одарил судовладельца одной из самых лучезарных своих улыбок.
— Кто знает, кто знает… — уклончиво качнул головой Лоре и повернулся к Рихарду. — Мне поручено передать вам приглашение от Регины.
— Какая-нибудь из ее фантастических выдумок?
— Почти угадали — свадьба! Свою вы замотали, ну а мы — не таковские.
— Примите мои поздравления! — смущенно улыбнулся Лосберг. — Кто же избранник вашей дочери? Морган? Рокфеллер?
— И опять угадали, — захохотал Лоре. — Американец. Но без гроша. Ба-альшой прохвост! Далеко пойдет. Послушайте, я вам расскажу…
Он обнял Рихарда за плечи, бесцеремонно оттащил в сторону и громким шепотом спросил:
— Что за гусь? Он каждого так… обнюхивает?
— Манфред? Мой старый друг. Вместе учились в университете.
— М-да… — выпятил губу Лоре. — Тоже — ба-альшой прохвост! Все-таки, если честно, — терпеть не могу немцев!
— Русские вам симпатичнее? — усмехнулся Лосберг.
— Представьте — да. Именно русские, даже — большевики! Нет, ей-богу! Мне нравится их чувство государственного достоинства, фанатизм… Только если бы не их паталогическая ненависть к частной собственности! Понимаете, я не хочу быть бедным. Я просто не умею этого делать. Я никогда не понимал людей, которые не в состоянии заработать гроша на кусок хлеба. В наше время… Поверьте, если б не это — я с удовольствием поддал бы вашему другу… коленом под зад. — Он заметил приближающегося к ним Зингрубера, перешел на немецкий и заговорил громче: — Знаете о чем я говорю, господин Зингрубер? Что мне очень импонирует немецкая деловитость. Я бы с удовольствием ходил под немецким флагом, если бы не ваша страсть больше плавать под водой чем по воде. — Он зычно расхохотался своей шутке.
Манфред тоже рассмеялся, но внимательный Рихард заметил в уголках его глаз злые искорки. И вообще за веселой непринужденностью Манфреда он чувствовал острое, напряженное внимание к каждому из присутствующих на этом деловом ужине.
Прекрасно сервированный стол, вышколенные, специально приглашенные для этого из ресторана официанты, богатый набор вин и закусок — все это создавало и хорошее настроение, и как бы подчеркивало значительность самой встречи. Вниманием компании с самого начала завладел Манфред — он был просто в ударе: сыпал остротами, рассказывал анекдоты, пил сам, потчевал соседей. Тосты, тосты, тосты…
Все шло по задуманному плану, Единственное, о чем жалел Рихард, это то, что приехал тесть. Своим нытьем и плебейским видом он портил всю изысканность встречи.
— Никакого сладу, — взволнованно жаловался он. — Чуть чего — орут, требуют… Совсем от рук отбились.
— Ну орать-то всегда орали, — невозмутимо заметил Граузе. — Не надо распускать.
— В том-то и дело, что не только орут. Действуют — и не так уж глупо. Грамотные стали. Профсоюз помаленьку к рукам прибирают, газетки какие-то появились, листовки. Разговоры такие… Того и гляди, башку оторвут.
— О чем он говорит? — спросил Манфред у Лосберга.
— Да так, жалуется на рыбаков. Плохо работают.
— Их, видите ли, не устраивают наши порядки, — вмешался Граузе. — Стадо почувствовало себя без хозяина.
— О-о! Без хозяина, это плохо. А в принципе… Если люди мечтают о новом порядке, им обязательно надо в этом помочь.
— С вами поможешь… — переходя на латышский, пробурчал себе под нос Граузе и наклонился к Рихарду: — Вы уверены, что он не понимает по-латышски?
— Черт его знает, — неожиданно откровенно признался тот. — Разве можно сейчас быть в чем-то уверенным?