меня: «Какой ты хочешь?» «Первый», — сказала я, потому что он неожиданно взволновал меня. Он отдал мне этот отпечаток, а кроме него — еще один, идеальный отпечаток.
Он сказал: «Когда небеса рушатся и на Земле настает ад, люди бегут отсюда туда!» — и указал на пятна, которые шли по изображению от одной его ноги до другой. Потом он сказал мне, глядя проницательным взглядом: «Филиппинка № 4». Он неоднократно называл меня филиппинкой № 4, и я знала, что это должно было меня исцелить. Люди будут бежать туда, где происходит исцеление.
Мундан
Бабаджи начал состригать волосы и бороды у двух или трех из нас, западноверопейцев. Для меня он придумал гладкую «пони» — странную стрижку выше ушей.
Много позже, в Бразилии, я видела, что индейцы ксаванта носили точно такие же прически. Всё это было, очевидно, подготовкой к мундану — бритью головы, которое должно было вскоре произойти.
Рано или поздно через эту процедуру у Бабаджи должен был пройти каждый. Он хотел сделать нас свободными от обусловленности. Волосы символизируют собой Сатурн — принцип ограничения и фиксации (на чём-либо). Избавляясь от волос, мы избавляемся от этих ограничений. Вначале Бабаджи говорил каждому человеку, когда тот должен совершить мундан. Позже, в теплое время года, когда собиралось уже много людей, он просто говорил: «Завтра всем воздушные ванны!» Это означало, что на следующий день каждый должен совершить мундан. Во многих культурах бритьё собственных волос — обычная гигиеническая практика. Мундан является актом оздоровления.
В каждом человеке, совершившем мундан, есть что-то от новорожденного. Чувствуешь себя сырым яйцом. Я стеснялась ходить лысой и повязала на голову шарф-платок. Бабаджи шел по долине. «Покажи!» Я сняла платок, а он мягко коснулся моей головы посохом и улыбнулся. Из-за отсутствия шапки я всё еще ходила в платке — не только из-за холода, но и оттого, что чувствовала себя слишком уязвимой.
Однажды Бабаджи пришел в нашу спальню, сел на один из спальных мешков и сообщил нам, что благодаря мундану голова наполняется морем света, и что в древние времена, когда не было электричества, люди практиковали мундан, чтобы разжечь свет в своих пещерах. А головные уборы закрывают собой этот свет.
«Почему ты не сказал этого сразу?» — спросила я у Бабаджи. Ведь если бы я всё это знала, то не носила бы платок. «Это было бы слишком рано», — сказал он ласково.
Мундан был очень важен для Бабаджи. Если кто-либо не мог его сделать, вступал в силу закон «Один за всех».
К примеру, Бабаджи сказал Шиле, которая уже раз тридцать совершала мундан: «Сделай это за других индийских женщин, которые не могут совершить мундан».
Роспись храма Божественной Матери
Бабаджи привел нас на сторону Кайлаша, и на этот раз здесь не было абсолютной пустыни, как год назад, но строились два храма. Это был февраль 1979 года. Храм Божественной Матери и рядом с ним — храм божественной пары — Рамы и Ситы, а также Кришны и Радхи.
Рабочие-индусы расписали огромный купол храма Божественной Матери всеми цветами радуги. Я сказала: «Бабаджи, купол храма Божественной Матери не должен быть таким пестрым, он должен быть полностью золотым». Он посмотрел на меня и сказал: «Сделай его полностью золотым!»
Я приготовила золотой порошок, который был прислан из Дели, и начала расписывать оба купола, стоя на двух огромных лестницах, соединенных друг с другом и поддерживаемых четырьмя индусами. В одной руке — широкая кисть, в другой — ванночка с особой жидкостью с растворенным порошком золота.
На этой головокружительной высоте я стояла, не закрепленная ничем, поддерживая свое тело исключительно за счет равновесия. Поднимаясь вверх, я испытывала очень противоречивые чувства. Мне было страшно. Йоши, прораб, крикнул мне, как будто выстрелив из пушки: «Как ты можешь бояться? Ведь с тобой Бабаджи!»
Конечно, Бабаджи был здесь со мной!
Внезапно я потеряла всякий страх и начала полностью покрывать высокие и широкие купола золотом. При этом я должна была постоянно чуть передвигать свою лестницу. Я знала, что это был своего рода тест на храбрость от самого Бабаджи. Постепенно я так привыкла и держалась настолько уверенно, что поднималась сама, даже в сильный ветер, ощущая себя на лестнице воздушным гимнастом.
Рисующая Нила за работой, высоко на куполе храма
Как-то раз приближалась буря, когда Бабаджи прислал за мной посыльного, который крикнул мне: «Бабаджи сказал: немедленно спускайся!»
А я уж было подумала, что смогу балансировать на этой лестнице и в бурю…
Первая церемония огня у подножия Хайракан-Кайлаша
Бабаджи готовился к освящению храма Божественной Матери и храма божественной пары. Оба храма были расположены у подножия Хайракан-Кайлаша.
В высоком джипе Бабаджи и еще несколько человек, оседлавших автомобиль сверху, проехали по воде, прямо по руслу реки Гаутама Ганги. Когда Бабабджи увидел меня, то втащил меня на капот радиатора, где я сидела, как накапотная фигурка.
Я была одета в его красивый шелковый небесно-синий халат, который он сам привез и дал мне несколько дней назад. Долгое время он благоухал его божественным ароматом.
Оба храма были освящены. Я видела, что недалеко отсюда, прямо в земле были вырыты большие ямы для огненной церемонии. Вокруг, как это принято в Индии, на листьях была рассыпана своего рода рисовая смесь. Это было больше похоже на птичий корм, но я была очень счастлива: как чудесно! Мы сейчас сядем с Бабаджи у костра и что-то поедим. Я была очень