— Перерыв, — объявила гиатрос, а землянка радостно растянулась прямо на полу.
— Давно я так не уставала…
— Дай руку, — Доркас профессиональным движением обхватила ее запястье и взглянула на браслет. Несколько секунд в комнате царила тишина, прерываемая только тяжелым дыханием. — Пульс довольно быстрый. Кажется, я немного перестаралась. В глазах не темнеет?
— Нет, но пить хочется.
— Сразу нельзя. Давай-ка вставай, пройдемся по комнате.
Она не стала ждать, пока Александра соберется с силами, и буквально в пару движений сама поставила ее на ноги. Комната на мгновение поплыла перед глазами, но почти сразу стало легче.
— Я привыкла лечить киорийцев. А мы с детства много времени уделяем физическому развитию. Даже в ослабленном состоянии организм быстрее возвращается к привычному состоянию, а для тебя тренировка — наоборот выход за пределы. Теперь буду это учитывать.
Она легко поддерживала Сашу, пока они бесцельно бродили по спальне, а затем по гостиной. Та лишь кивнула. Тренировка для нее точно выход за пределы. Но, как ни странно, она чувствовала себя лучше. Уставшей, но… отдохнувшей. Будто физическое напряжение сняло внутреннее. Или перекрыло.
— Спасибо, Доркас. Я продолжу занятия. Ты права. Мне нужна помощь. И я рада ее принять. Хотя мне и очень непривычно. Но я хочу восстановиться.
— Я помогу, — серьезно ответила киорийка.
Внутри будто развязался тугой узел. Лопнула натянутая струна. А к горлу подкатил комок. Глаза защипало. Дышать стало трудно. Александра провела пальцами по щеке, вытирая непрошенные слезы, но легче не стало. Они потекли бесконечным потоком, а ей оставалось только часто-часто дышать и пытаться говорить.
— Я… не… знаю… откуда… это… я…
— Тише, — Доркас усадила ее на стул и протянула пачку салфеток. — Пусть льются. Иногда просто нужно поплакать. Плачь, сколько нужно. Я здесь.
Саша уронила лицо в ладони и, уже не сдерживаясь, разрыдалась…
Глава 24
…Жрица пришла, когда поток слез постепенно иссяк. В носу хлюпало. Лицо явно опухло, а глаза жгло. Но дышать стало легче, а внутри возникло странное опустошение. Саша сидела на широком подоконнике и смотрела в окно. На альм в светлых одеждах, живущих, кажется, совершено беззаботной жизнью. Как у них так получается?
Филис села рядом, а Доркас как-то незаметно исчезла.
— Я отвлекла тебя от другой подопечной?
— Нет, я завершила нашу беседу и пришла так быстро, как смогла. Все в порядке. Как ты себя чувствуешь?
— Не знаю… Я не понимаю, почему вдруг расплакалась. Не знаю, что со мной. Все ведь хорошо. Я жива. Здорова. Мне помогают. Заботятся. Вчера был отличный день. И я выспалась. Но слезы…
В уголках глаз снова защипало. Девушка пальцами стерла влагу со щек.
— Ну, вот опять… Что со мной не так?
В горле опять появился комок.
— Когда организм долго находится в режиме выживания, у него нет времени и возможности, чтобы разобраться с другими проблемами. Есть только одна — выжить. И когда опасность уходит, наступает затишье, вот тут всплывает все то, что так долго откладывалось на потом. У многих военных, возвращающихся домой, неожиданно открываются хронические заболевания, или вдруг к ним прилипают простуды и вирусы, с которыми они не сталкивались долгое время. То же самое и с разумом. Когда все настолько плохо, что сложно даже выполнять повседневные дела, он старается сохранить баланс. Тратит имеющиеся ресурсы дозированно, и кажется, что все не так уж и плохо. Кошмар наступает тогда, когда все на самом деле становится хорошо. Тебе кажется, что причин для слез нет, но они накопились задолго до сегодняшнего дня…
Саша сглотнула и прислонилась спиной к стене. Слезы продолжали катиться по щекам, и она уже не пыталась их сдерживать.
— Это можно как-нибудь остановить?
— Зачем?
— Я не хочу… Не хочу вспоминать. Хочу просто быть здесь и сейчас.
— Да, я понимаю. Разбирать старые завалы совершенно неприятно. И болезненно. Как промывать старую рану. Она уже успела зарасти и закрыться шрамом, а тут необходимо вскрыть ее, прочистить от гноя, промыть и закрыть заново. Можно откладывать. Не сегодня, и не завтра. Мы можем подождать. Но, сколько бы времени не прошло, гной никуда не исчезнет. Разве что его станет больше, и разовьется заражение.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Аналогии были вполне прозрачными. Но говорить… Не хотелось. Совсем.
— Мы можем начать с простого. Не обязательно сразу бросаться к самым болезненным воспоминаниям. Как ты думаешь, почему слова Доркас о помощи спровоцировали срыв?
Саша облизнула губы, чувствуя соль, и судорожно вздохнула.
— Это так странно… Вы, наверное, даже не представляете, насколько странно. Вы предлагаете помощь, поддержку. Просто так. Вы ничего не требуете взамен. Просто потому, что я и не могу ничего вам дать. И вы готовы тратить на меня время. Силы. Выслушивать мои истерики. Возиться со мной как с ребенком… Просто так. Я… На Земле у меня осталась подруга. Она помогала мне. Наверное, единственная, кто искренне помогал. Но мы знакомы с детства. А здесь… У меня просто мозг взрывается. Так хочется верить, что все это правда, и все равно кажется, что я сплю. Что вот сейчас я проснусь, и выяснится, что я лежу в больнице. В коме. Что прошел год. Или пара недель. А я просто спала. И ничего не было. Понимаешь?
Она взглянула на Филис, и один ее прямой взгляд, выражение глаз и даже неизменная поза принесли успокоение. Охладили тот хаос, что творился в мыслях и чувствах.
— Мне очень жаль. Возможно, вместе мы сможем придумать, как облегчить для тебя знакомство с Киорисом?
На мгновение девушка растерялась, а затем рассмеялась. Сначала тихо, потом громче и громче.
— Прости, — пробормотала она. — Ты… Ты снова это делаешь…
— Что?
— Ты… — Саша глубоко вздохнула, чтобы правильно сформулировать мысль. — Ты отдаешь мне больше, чем берешь. И ты не осуждаешь. Я ною… То есть… Ольга умела слушать. Но она давала мне пинка, когда необходимо. Заставляла собраться и действовать. А ты слушаешь. И предлагаешь найти решение вместе. Не указываешь. Не требуешь. Каждый раз, когда я жду ожидаемой реакции, ты буквально переворачиваешь мой мир. И я… не знаю, как реагировать.
— Могу сказать, что только рада тому, как ты описываешь свои эмоции. Очень образно и доступно. Что касается моих реакций — такова моя работа. Понимать, принимать без какого-либо осуждения и направлять без жестких указаний. Я ничего не могу тебе запретить, лишь привести аргументы и надеяться, что ты их услышишь.
— Ты умеешь убеждать.
— Спасибо, — жрица коротко улыбнулась. — Нас учат правильно выстраивать беседу. Доносить мысль. Не всегда беседа помогает. Но ты умеешь слушать.
— Спасибо.
Возвращенный комплимент вызвал невольную улыбку. Слезы снова высохли.
— Каким ты видишь наш мир? — неожиданно спросила Филис. — Какие эмоции он у тебя вызывает? Можешь просто описать свои чувства.
Саша мельком посмотрела в окно. Пасторальная картинка в отрыве от контекста казалась совершенно утопичной. Но, если задуматься над тем, на чем строится общество Киориса…
— Я вижу руки. Сотни протянутых рук. Одна поддерживает другую. И все они сплетаются в единое море рук. Если одна вдруг слабеет, ее сразу же подхватывают другие. Не дают упасть. И… мне кажется, что я где-то на самом дне. Но если смогу зацепиться, удержаться, мне помогут подняться… Глупо?
Она взглянула на собеседницу и вдруг поняла, что подсознательно ожидает критики. Постоянной критики. А ведь ей казалось, что неуверенность и страхи остались в далеком детстве.
— Вовсе нет. Это лишь твое восприятие. Почему ты считаешь свои высказывания глупыми?
Тяжелый вздох сорвался с губ. И вдруг накатило. Будто плотину прорвало.
«Во что ты вырядилась? Ничего получше найти не смогла?!»
«Саша, ну разве так можно? Почему ты сначала нас с отцом не спросила?»
«Куда ты смотрела?»
«Чем ты думала?»
«Ты, действительно, считаешь, что можешь чего-то достичь?»