Читать интересную книгу Могила моей сестры - Роберт Дугони

Мейерс прервал его:

– Мистер О’Лири, вы будете заниматься своим делом, а обвинению позвольте принимать собственные решения. – Он отмахнулся от ответа Кларка. – Я склонен отвести ваше требование, мистер Кларк. Детектив Кроссуайт имеет право присутствовать как член семьи умершей, и я не считаю, что это помешает государственному обвинению в данном деле. Теперь еще один вопрос: все мы знаем, какое значение этому делу придают СМИ. Я не позволю превратить суд в спектакль или зоопарк. Репортеры имеют право присутствовать, и я согласился на одного фоторепортера. Поскольку я не собираюсь налагать «кляп»[26] на вас и ваших свидетелей, я прошу вас, как участников этого суда, поклясться, что вы будете приводить свои суждения передо мной, а не перед журналистами. Я ясно выражаюсь?

Кларк и Дэн устно приняли предупреждение Мейерса. Судью, похоже, это удовлетворило, и он сложил руки, как для торжественной молитвы.

– Ну, тогда, раз мы все здесь и готовы к действиям, а мне доверена арена зала суда и деньги налогоплательщиков, предлагаю начать ясным ранним утром в понедельник. Какие-либо возражения?

Предупрежденные о ярости женщины, лишенной верховой прогулки, ни Дэн, ни Кларк не высказали возражений.

Глава 38

Деанджело Финн стоял на коленях на земле спиной к тротуару, не зная, что за ним наблюдают. Облака переместились, и прекратившийся на время дождь дал Финну возможность подготовить свой огород к зиме. Трейси наблюдала за ним, закончив разговор с Кинсом, который позвонил ей сообщить, что Ноласко официально передал дело Хансен в отдел нераскрытых преступлений.

– Он забрал его у нас? – спросила Трейси.

– Это сильный ход. Он не хочет, чтобы оно висело на нашем секторе. Сказал, что мы не можем отвлекать ресурсы на дела, ведущие в никуда. В отсутствие тебя и при моей рабочей нагрузке просто никого не остается.

– Черт, извини, Кинс.

– Не парься. Я буду по-прежнему обрабатывать края, но Ноласко прав. Мы все варианты исчерпали. Если не появится что-то новое, нам просто некуда двигаться.

Трейси ощутила укол совести. Она по собственному опыту знала, что пока убийца не найден и не осужден, семья Хансен не успокоится.

– Делай, что тебе нужно, – сказал Кинс. – К сожалению, когда вернешься, работа никуда не денется. Подобно смерти и налогам, как говорил мой отец. В этих двух вещах можешь быть уверен. Смерть и налоги. Сообщай мне о происходящем.

– Взаимно.

Трейси отключилась и помедлила, прежде чем выйти из машины.

Солнце светило достаточно ярко, чтобы надеть темные очки, хотя все еще было довольно прохладно, и каждый выдох оставлял в воздухе след, когда она подходила к калитке в штакетнике. Подъехав и захлопнув дверцу машины, она не заметила никакой реакции Деанджело; не заметила и сейчас.

– Деанджело?

Он повернул голову, и Трейси увидела прикрепленный к дужке его очков слуховой аппарат. Поколебавшись, Финн снял перчатки и положил на землю. Он поправил очки и потянулся к трости рядом, потом неуверенно поднялся на ноги и направился к забору. На нем была вязаная лыжная шапочка с надписью «Маринер» и куртка с названием той же команды; куртка висела на его плечах, как обноски старшего брата на мальчике. Двадцать лет назад Финн был пополнее. Теперь же похудел, как жердь. Толстые линзы увеличивали его глаза, и оттого казалось, что они слезятся.

– Это Трейси Кроссуайт, – сказала Трейси, снимая солнечные очки.

Финн ничем не показал, что узнал ее или вспомнил имя. Потом медленно улыбнулся и распахнул калитку.

– Трейси. Конечно. Извините. Я теперь плоховато вижу. Знаете, у меня катаракта.

– Готовите огород к зиме, – сказала она, шагнув во двор. – Помню, мой отец делал то же самое каждую осень – выпалывал сорняки, удобрял землю и накрывал грядки черной пленкой.

– Если не выполоть сорняки, под зиму они дадут семена, – объяснил Финн. – Верный способ погубить весенние грядки.

– Помню, отец говорил что-то подобное.

Финн улыбнулся ей, коснулся руки и наклонился, словно чтобы сказать что-то по секрету.

– Никто не мог сравниться с вашим отцом в помидорах. Но у него была теплица.

– Я помню.

– Я говорил ему, что это нечестно, но он отвечал, что в любое время с радостью возьмет туда мою рассаду. Он был король, ваш отец.

Трейси осмотрела клочок земли.

– Что вы выращиваете?

– Немного того, немного другого. Бo2льшую часть я раздаю соседям. Я теперь один. Милли умерла, вы знаете.

Она не знала, но предполагала такое. У жены Финна были проблемы со здоровьем еще двадцать лет назад, когда отец Трейси заботился о ней.

– Извините. Как ваши дела, Деанджело?

– Зайдите, прошу, – сказал он.

Финн с трудом поднялся по трем бетонным ступенькам к задней двери, от такой задачи он раскраснелся и запыхался. Трейси также заметила, как трясутся у него руки, когда он расстегнул молнию и повесил куртку на крючок в грязной комнате. Медицинская справка, которую Вэнс Кларк приложил к просьбе об отмене вызова Финна для дачи показаний на слушаниях, сообщала, что у того больное сердце, эмфизема и множество прочих физических недугов и стресс от выступления в суде может ухудшить его и так слабое здоровье.

Финн провел Трейси на кухню, которой время не коснулось. Темные деревянные шкафы контрастировали с яркими цветастыми обоями и тыквенного цвета пластиком. Финн убрал со стула стопку газет и пачку писем, чтобы освободить для Трейси место за столом, потом наполнил из крана чайник и поставил на плиту. Она заметила в углу портативный кислородный аппарат и ощутила дуновение теплого воздуха из отдушин в полу. В помещении пахло жареным мясом. На передней конфорке стояла жирная кованая сковорода.

– Могу я чем-нибудь помочь? – спросила Трейси.

Он махнул рукой, достал из буфета две кружки и бросил в них по чайному пакетику. Когда он открыл холодильник, она увидела пустые полки.

– Я особенно не занимаюсь хозяйством. Ко мне мало кто приходит.

– Мне следовало позвонить, – сказала Трейси.

– Но боялись, что я не стану с вами говорить? – Он посмотрел на нее поверх своих заляпанных линз. – Я стар, Трейси. Я плохо вижу и слышу, но еще читаю по утрам газету. Не думаю, что вы пришли поговорить о моем огороде.

– Да, – сказала Трейси. – Я пришла поговорить о слушаниях.

– Вы пришли посмотреть, действительно ли я так болен, что не могу давать показания.

– С виду вы еще можете выходить.

– В моем возрасте бывают хорошие дни и плохие дни, – ответил Финн. – И никогда не знаешь заранее, какой день будет.

– Сколько вам лет, Деанджело?

– Весной будет восемьдесят восемь. – Он постучал по столу костяшками пальцев. – С божьей помощью. – Он уставил глаза на нее. – А если нет, я увижусь с Милли, и это тоже, знаете, неплохо.

– Эдмунд Хауз был вашим последним процессом, верно?

– Я не заходил в зал суда двадцать лет и не собираюсь заходить снова.

Из носика чайника засвистел пар, и Финн зашаркал, чтобы наполнить кружки. Трейси отказалась от сливок и сахара. Финн поставил кружки на стол и сел напротив нее, обмакивая в кипяток свой чайный пакетик. Кружка дрожала у него в руке, когда он поднес ее к губам.

– Здоровье Милли уже тогда ухудшалось. Я не собирался больше участвовать в процессах.

– Почему же взялись защищать Эдмунда Хауза?

– Судья Лоуренс попросил меня о такой любезности. Никто не соглашался. Когда суд закончился, я пошел домой. Мы с Милли собирались провести несколько лет вместе, заняться тем, что откладывали на потом, потому что я вечно был в суде. Немножко попутешествовать. Жизнь идет не так, как мы планируем, верно?

– Вы помните тот суд?

– Вы хотите знать, старался ли я для того молодого человека?

– Вы были хорошим юристом, Деанджело. Мой отец всегда так отзывался о вас.

Финн криво улыбнулся ей. Трейси не удержалась от мысли, что он скрывает какой-то секрет и знает, что никто не заставит восьмидесятивосьмилетнего старика с больным сердцем и эмфиземой давать показания.

– Я не чувствую вины или опасений о том, как я вел то дело.

– Я спрашивала не о том.

– Мы не всегда имеем право отвечать.

– Почему же в данном случае?

– Потому что ответы могут причинить вред.

– Моя семья тоже умерла, Деанджело. Я осталась одна.

Его взгляд потерял фокус.

– Ваш отец всегда относился ко мне уважительно. Не все так относились. Я пришел не из какой-нибудь престижной юридической школы и не совсем соответствую образу выступающего в суде адвоката, но ваш отец всегда уважал меня и был очень добр к моей Милли. Я ценил это больше, чем вы можете подумать.

– Так что, провалили бы свое последнее дело, если бы он попросил?

Она всегда подозревала, что это ее отец, а не Каллоуэй или Кларк подстроили приговор Эдмунду Хаузу. Финн не дрогнул. Он положил руки поверх ее рук и легонько сжал. У него были маленькие сморщенные ручки, покрытые старческими пятнами.