Читать интересную книгу Могила моей сестры - Роберт Дугони

Когда он увидел ее на похоронах Сары одну, его сердце облилось кровью за нее. Он всегда завидовал ее семье, такой близкой, любящей и заботливой. У него дома не всегда было так. Но довольно скоро Трейси лишилась всего, что любила. Когда он подошел к ней на похоронах, он подошел как друг детства, однако не мог отрицать, что его физически влекло к ней, и он дал ей свою визитную карточку в надежде, что она, может быть, позвонит и посмотрит на него уже не как на мальчишку, каким когда-то знала, а как на мужчину, которым он стал. Эта надежда поблекла, когда она пришла к нему в офис и попросила посмотреть материалы по делу. Чисто деловая встреча.

Потом, когда Дэн пригласил ее домой, у него не было никакой задней мысли. Он беспокоился о ее безопасности, но, увидев ее, снова не смог удержаться от надежды, что между ними может проскочить какая-то искра. Когда он обнял ее, чтобы показать, как нужно бить по мячу, внутри у него шевельнулось что-то, чего он уже давно не ощущал. Последний месяц он смирял эти чувства, говоря себе, что Трейси по-прежнему глубоко травмирована, и не только ранима, но и насторожена – относительно Седар-Гроува и всех, кто с ним связан, в том числе и Дэна. Он пригласил ее на выставку стекла Чихули и на ужин, чтобы удалить от окружающего, а потом вдруг понял, что поставил ее перед неловкой дилеммой: пригласить его переночевать у нее или отослать в отель? Он чувствовал, что торопит ее, что она не готова к отношениям и что у нее без того хватает забот после недавнего обнаружения останков Сары, а теперь еще и от эмоционально изнурительного судебного процесса.

У него были и профессиональные соображения. Трейси не была клиентом. Его клиентом был Эдмунд Хауз. Но она обладала всей нужной ему информацией, чтобы должным образом подготовить повторное слушание, если апелляционный суд предоставит Хаузу это право. В таких обстоятельствах Дэну казалось, что лучше избавить Трейси от неуместного давления, и он решил отменить свидание, перенести на более подходящее время и место.

Шерлок заворчал и вздрогнул во сне; он лежал рядом с Рексом на коврике перед письменным столом Дэна. Дэн стал приводить псов на работу после угрозы Каллоуэя конфисковать их. Они ему не мешали. Псы были хорошей компанией, но каждый шум заставлял их настораживаться и с лаем бросаться в приемную. По крайней мере, сейчас они молчали.

Он снова сосредоточился на ответе Вэнса Кларка на ходатайство о пересмотре дела. Его догадка, что Кларк направил свое возражение пораньше, чтобы внушить апелляционному суду, будто ходатайство не имеет никаких оснований, оказалась верной. Прокурор утверждал, что ходатайство не указывает на какие-либо нарушения в предыдущем разбирательстве, которые могли бы послужить основанием для нового суда над Эдмундом Хаузом. Он напоминал суду, что Хауз был первым в штате Вашингтон, кого приговорили за убийство первой степени на основании одних лишь косвенных улик, поскольку он отказался сообщить властям, где захоронил тело Сары Кроссуайт, хотя до того и сознался в ее убийстве. Кларк написал, что Хауз пытался использовать эту информацию, чтобы добиться апелляции, и его не следует поощрять в этой стратегии. Если бы преступник сообщил властям двадцать лет назад, где захоронена Сара, заключал Кларк, все оправдывающие его обстоятельства могли бы быть рассмотрены во время первого разбирательства. Конечно же, Хауз не сделал этого, потому что это стало бы окончательным доказательством его вины. В любом случае, он был виновен. И суд над ним был справедливым. Ничто из того, что О’Лири привел в своем ходатайстве, не меняет этого факта.

Неплохой аргумент, разве что совершенно нелогичный, основанный на допущении, что суд поверит, будто Хауз признался в убийстве и использовал информацию о местонахождении тела для смягчения наказания. Деанджело Финн плохо провел перекрестный допрос Каллоуэя, не указав на отсутствие задокументированного и подписанного признания, что стало бы для любого адвоката первым уязвимым местом для разрушения доводов обвинения. Финн усугубил свою ошибку, заставив Хауза отрицать свое признание, что поставило под сомнение его искренность и позволило обвинению успешно убедить присяжных, что прежний приговор Хаузу за изнасилование был справедлив. Это был гвоздь в крышку гроба. Насильник – всегда насильник. Вместо этого Финну следовало исключить заявление о том, что якобы Хауз признался в убийстве, как сомнительное и крайне предвзятое, учитывая отсутствие всяких подтверждающих это доказательств, и таким образом избежать полного фиаско. Даже если ходатайство будет отклонено, у Хауза будет сильное основание для апелляции. Уже само то, что Финн не сделал очевидного, независимо от найденных в могиле оправдывающих доказательств, является поводом для повторного суда.

Шерлок пошевелился и поднял голову. Через секунду кто-то позвонил из приемной. Пока Рекс поднимался, когти Шерлока застучали по паркету, а затем последовал лай. Посмотрев на часы, Дэн было двинулся к двери, но задержался, чтобы прихватить бейсбольную биту с автографом Кена Гриффи-младшего, которую тоже теперь брал с собой, идя на работу.

Глава 35

Шерлок и Рекс прижали к двери какого-то чернокожего мужчину. Тот, похоже, был серьезно напуган.

– На табличке написано: позвонить в звонок.

– Фу, – сказал О’Лири собакам, и оба пса послушно замолчали и сели на пол. – Как вы вошли?

– Дверь была не заперта.

О’Лири редко ее запирал, а вечером выводил Шерлока и Рекса нести ночную стражу.

– Кто вы?

Пришедший не отрывал глаз от собак.

– Меня зовут Джордж Боувайн, мистер О’Лири.

Дэну встречалось это имя в материалах дела, которые дала Трейси, а Боувайн продолжал:

– Эдмунд Хауз изнасиловал мою дочь Аннабель.

Дэн прислонил бейсбольную биту к столу. Тридцать лет назад Эдмунд Хауз был осужден по обвинению в сексе с несовершеннолетней и получил шесть лет тюрьмы. Джордж Боувайн давал показания в суде после того, как Хауз был приговорен за убийство Сары Кроссуайт.

– Что вы здесь делаете в такой час, ночью?

– Я приехал из Юрики.

– Из Калифорнии?

Боувайн кивнул. С виду ему было под семьдесят, у него была седая, коротко подстриженная борода и солидные очки в черепаховой оправе. На нем была красно-коричневая кепка для гольфа и свитер с треугольным вырезом.

– Зачем?

– Потому что этот вопрос нужно решить лично. Я хотел увидеться с вами завтра утром и заехал убедиться, что адрес верный. Остановился здесь и увидел свет в окне. Дверь была не заперта, я поднялся по лестнице и увидел, что свет, который я видел с улицы, горит у вас в кабинете.

– Все это прекрасно, но вы не ответили на мой вопрос. Зачем вы проделали этот долгий путь, мистер Боувайн?

– Мне позвонил шериф Каллоуэй. Говорит, что вы хотите устроить повторный суд для Эдмунда Хауза.

Дэн начал понимать, к чему он клонит, хотя его и удивила решительность Боувайна.

– Откуда вы знаете шерифа?

– Я давал показания на суде над Эдмундом Хаузом.

– Я знаю. Я читал стенографический отчет. Шериф попросил вас убедить меня не представлять интересы мистера Хауза?

– Нет. Он просто сказал мне, что вы добиваетесь нового суда. Я приехал по собственной инициативе.

– Вы понимаете, почему мне трудно в это поверить.

– Я лишь прошу возможности поговорить с вами. Я расскажу свою часть. И не буду повторять дважды. А потом я вас покину.

Дэн задумался над этой просьбой. Он был недоверчив, но Боувайн казался искренним, а к тому же проделал восьмичасовой путь и не пытался скрыть цели своего визита.

– Вы понимаете, что у меня конфиденциальные отношения с моим клиентом.

– Понимаю, мистер О’Лири. Мне не интересно, что говорит Эдмунд Хауз.

О’Лири кивнул.

– Мой кабинет там.

Он щелкнул пальцами, два пса повернулись и бросились по коридору. В кабинете они снова заняли свои места на коврике, но не легли, а сели в готовности, навострив уши.

Боувайн снял пиджак, все еще блестевший от капель дождя, и повесил на вешалку у двери; этой вешалкой редко кто пользовался.

– Какие большие псы.

– Вы бы посмотрели на мои счета за их корм, – сказал Дэн. – Могу я вам предложить чашку кофе?

– Да, пожалуйста. Путь был не близкий.

– Какой вы пьете?

– Черный.

Дэн налил чашку и протянул ему. Вдвоем они сели за стол у окна, выходящего на Маркет-стрит. Когда Боувайн поднес свою чашку к губам, Дэн заметил, что рука его дрожит. За окном дождь застил небо и колотил по плоской крыше. Потоки шумели в водостоках и водосточных трубах. Боувайн поставил чашку и полез в карман, чтобы достать бумажник. Его рука задрожала еще сильнее, когда он стал доставать из пластиковых конвертов фотографии, и Дэн подумал, что это, возможно, болезнь Паркинсона. Боувайн положил одну фотографию на стол.

– Это Аннабель.

У его дочери были прямые черные волосы и кожа светлее, чем у отца. Ее голубые глаза говорили о смешении рас. Но не цвет кожи и глаз Аннабель Боувайн привлек внимание Дэна, а ее бессмысленное выражение лица. Она выглядела как вырезанная из картона.