— Но запах большей частью на одежде, а куртку и штаны стирать непросто, я не говорю уже о том, сколько они будут сохнуть, так что придётся как-то объясняться.
— Основной запах идёт от вашего шарфика и с рукавов куртки. Здесь рядом горное озеро…
— О, нет, простите, но в такую погоду не может быть и речи ни о каких озёрах, — Эмме заранее стало зябко при мысли о холодной воде.
— Почему? Ещё даже настоящих заморозков не было, а вы магичка.
— Послушайте, я ощущаю, что мой организм стал несколько выносливей, но это не значит, что я могу спать на холодной земле, идти без устали и что синяки у меня заживают на глазах!
— Уверены?
— Абсолютно. Это не блажь, что подопечные пытаются греть меня ночью своими телами; не самодурство, что я прошу помощи при преодолении горы; и синяки могут только появляться легко и быстро, а вот сходят медленно, испытывая моё терпение день за днём.
— Я нутром чую, что вы маг, но не чувствую силу вашего дара, — задумался он.
— Намекаете на то, что я слабая? — фыркнула Эмма.
— Это многое объяснило бы, — судья был удовлетворён, что она не обиделась. Для многих намёки о слабости являлись оскорблением и никогда не становились поводом для разговора.
— Может, вы и правы. Дар только просыпается, и я не ждала его… в общем, пока что я ориентируюсь только на то, что говорят другие, но как вы понимаете, ничего конкретного или заслуживающего полновесной веры. Вот доберусь до королевства людей, пойду учиться… ну, об этом пока рано рассуждать.
— А как вы чувствуете, когда говорят правду… что происходит в этот момент?
— О, я позволила себе всё упростить и выразилась слишком прямолинейно. Я не улавливаю, лгут мне или нет, но ощущаю сильные чувства говорящего. Что касается гномов, то они сочувствовали тигрятам, но присутствие оборотней им не нравилось. Тем более гномы видели, что их милосердие не идёт детям на пользу. Это всё я почувствовала, пока мы разговаривали и, собственно, гномы не скрывали своего отношения.
— А моё отношение вы как ощущаете?
— Я могу основываться только на том, что вы желаете продемонстрировать, и если на самом деле сейчас вы испытываете ко мне жажду убийства, то я ничего не чувствую. Реагирую только на ваши слова, выражение лица, жесты — и никакой магии в этом нет. Но вы не уникальны в этом плане, Орлика и Мрака я тоже не ощущаю. Что скажете? Мои умения — это много или мало?
— Не хочу вас огорчать, — с сожалением протянул судья.
— Ясно. Только не надо сочувствия, я в любом случае получила удивительный бонус в виде здоровья и молодости.
— Вы были стары?
— Вовсе нет! Мне всего лишь тридцать, и я даже жалею, что теперь выгляжу девчонкой, но радует то, что я надолго задержусь в молодом возрасте. А вам сколько лет?
— Скажу, но только по секрету, — судья склонился к Эмме, усиливая возникшую атмосферу тайны.
Она стукнула себя кулаком по груди:
— Могила!
— Это такая клятва?
— Самая верная, — смущённо улыбнулась, думая, что они неплохо общаются.
— Мне пятьдесят семь, и я судья всего лишь десять лет, — прозвучало с нотками смущения и Эмма удивлённо посмотрела на него. — Вы разочарованы? — и вновь ей достался настороженный взгляд как у реки, когда она угощала его.
— Вам даже сороковника не дашь, хотя я ужасно путаюсь с возрастом, — беззаботно воскликнула, делая вид, что не заметила холодности. — А почему я должна быть разочарована?
— Вы правда не понимаете?
— О том, что у оборотней есть судья, я узнала только здесь, и ещё не до конца понимаю вашей роли и значимости в их обществе. Простите, не хотела задеть ваше эго, но думаю, это тот случай, когда лучше признаться в своём невежестве.
— Хм, — он кивнул, принимая пояснения, — прежние судьи вступали в должность по достижении сотни лет и занимали её не меньше века. Могли бы и дольше, но они редко умирают от старости. Сами понимаете, с годами копятся враги, обиженные, родственники казнённых… и рано или поздно судей настигает месть.
— Так вы заняли эту должность намного раньше из-за гибели предыдущего…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Нет, прежний судья отдал почти столетие на служение народу оборотней и неожиданно получил… неслыханную награду. Теперь он бережёт свой Дар судьбы, а я занимаю пост.
— И вам сложнее, потому что вы считаетесь молодым? — не удержавшись, Эмма рассмеялась. Судья поднялся уходить, но она удержала его за руку.
— Подождите, — вытирая появившиеся от смеха слёзы, выдавила она, — представляете, я считаю себя взрослой женщиной, состоявшейся как личность, ну, разве что оставляю себе право на собственное совершенствование, исходя из приобретаемого жизненного опыта. А тут вы, почти шестидесятилетний мужчина, заявляете мне, что вас воспринимают юным! Это… — Эмма взмахнула руками, будто бы пытаясь поймать в воздухе нужное слово: — Феерично!
— А вы, значит, взрослая самостоятельная женщина? Это в тридцать-то? — улыбнулся судья.
— А вы меня спрашиваете о том, не разочарована ли я вашим мальчишеским возрастом?!
Беседа получалась уютной и, несмотря на условия, камерной. Удивительно, но ощущалось именно так. К тому же в этот момент Эмма забыла, что перед ней мужчина из другого мира да ещё с жуткой звериной составляющей.
Однако очарование момента быстро рассеялось. Предстояло как-то избавиться от ненужного запаха, подумать о еде и одежде для тигрёнка. Потом возникнут другие хлопоты, но всё по очереди.
К судье с Эммой подошёл Орлик и, показывая на засевших возле выхода из туннеля гномов, сказал:
— Их осталась всего пятеро, так что мне нет смысла тут торчать.
Судья кивнул.
— Госпожа Горчакова, отдайте сковородку, да я пойду.
Прежде чем отдать чужой реквизит Эмма подумала, что на этой сковороде можно было бы поджарить гору ароматных грибочков или на ней чудно смотрелась бы обжаренная смесь из ярких овощей, а ещё лучше на скорую руку сделать гренки. Обмакнуть булку в молоко, обсыпать сахаром…
— Госпожа магичка, будете так прижимать к себе сковороду, помнёте, — буркнул Орлик, но, кажется, он только делал вид, что сердится, а сам понимал терзания человечки, заметив, как та громко сглатывает.
Альфа забрал сковороду и, не обращаясь в зверя, быстро скрылся в конце тропы.
— Вы голодны? Я могу поохотиться, — предложил судья.
— Поохотьтесь, — задумчиво протянула она, — только если для меня, то я сырое не ем.
Пытаясь решить проблему с запахом, Эмма побродила по той площадке, что они занимали, разыскивая что-то вроде песка. Собрав горстку, потерла рукава куртки и штаны. Стало ещё грязнее, но вот получилось ли хоть немного убрать запах? Ей даже не пришлось задавать вопрос, она лишь взглянула на следящего за ней судью.
— Не бьёт по носу, но всё ещё устойчив, — ей показалось, что он капризничает или вредничает, намеренно изводя её проблемой запаха.
— Как вы думаете, а если затереть его травами? — она с подозрением смотрела на оборотня.
— Хотите, чтобы от вас все шарахались?
Эмма тяжело вздохнула. Наверное, надо серьёзно отнестись к тому, что говорит судья, а его придирки ей лишь почудились.
— Здесь есть приятные хвойные ароматы, — она закрутила головой, выискивая деревца с низко расположенными ветвями, — а можно подобрать что-то вообще без запаха. Ну, я в том смысле, что для меня без запаха, а для оборотней…
— Я провожу вас к озеру и пойду поохочусь, — и вновь показалось, что судья доволен тем, что она усердно занята проблемой избавления от запаха Орлика.
Честно говоря, было лень идти куда-то. После напряженной скачки, когда Эмме пришлось удерживаться на спине здоровенного волка, пришла слабость. Но она понимала, что вскоре захочется пить и, пожалуй, озеро — действительно неплохое место для ожидания.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Они без труда добрались до небольшого водоёма с чистейшей водой, и судья оставил Эмму одну. Просто так сидеть было скучно и холодно. Она попробовала оттереть рукава водой, но только размазала грязь, потом искала разные растения и пыталась перебить запах, который сама не чувствовала. От неё давно уже пахло псиной из-за трущихся рядом ребят, и этот запах приелся.