Читать интересную книгу Капитан Валар. Призовая охота - Сергей Самаров

– Будь готов, капитан, завтра в девять ноль-ноль – на допрос, – сказал полковник Воронец. – Я сам буду допрашивать. Тебя в одиночную камеру прописали. Подумать тебе никто не помешает. Хорошо подумай. И постарайся завтра меня не нервировать, как нервировал сегодня. В девять ноль-ноль...

Конвоиры при этих словах отчего-то переглянулись. Я так понял, что в девять ноль-ноль доставлять меня на допрос будут они же. Парни уже приняли слова полковника за приказ. Мы вышли за дверь кабинета. Коридор был полутемным, без окон, на электроэнергии в СИЗО, похоже, тщательно экономили.

– Идем, что ли? – Один из конвоиров словно бы совещался с другим.

Второй вздохнул.

– Идем...

Из административного крыла мы перешли в другое, где располагался собственно СИЗО. Дорогу до камеры я запоминал автоматически – сработала привычка военного разведчика «фотографировать» любое передвижение. Мне даже не надо было напрягаться, чтобы что-то специально откладывать в голове. Конвоиры вели меня в наручниках по гулким металлическим лестницам. Так мы поднялись на третий этаж, где я был достаточно грубо поставлен лицом к стене, а точнее, меня просто воткнули в стену лбом на короткое мгновение, пока открывали дверь. Она распахнулась, с меня сняли наручники.

– Сюда. Быстро...

Я сделал шаг в сторону, и сразу последовал толчок в спину. Дверь за спиной закрылась, в замке с железным скрипом повернулся ключ.

И я понял, что влип в нехорошую историю...

* * *

Я не мог ошибиться – полковник Воронец громко сказал, что меня поместят в одиночную камеру. И переглядывание конвоиров стало понятным. Это была камера на четверых, и три места уже были заняты. На нижней «шконке» рядом друг с другом сидели два кавказца; третий, весь из себя «расписной», килограммов на сто пятьдесят весом, причем шестьдесят процентов этого веса принадлежало животу, сидел напротив один, с удобством развалив свое расплывшееся тело. Обсуждая ситуацию, мы с генералом Лукьяновым, к сожалению, не предусмотрели такого варианта, что убрать меня постараются прямо здесь, в камере СИЗО. К этому, похоже, все и шло. Именно поэтому у меня не забрали брючный ремень – чтобы было на чем повесить.

Значит, работа в «автономке» уже началась.

– Где мое место? – спросил я скромно, заранее предвидя ответ.

«Катить» на меня, как я догадался, будут сразу, чтобы проверить готовность к сопротивлению. Хотя что ее проверять? Они и так должны понимать, что я не буду агнцем для заклания.

– В «параше»... – категорично сказал «расписной» именно то, что я ожидал услышать.

Началось. «Наезжают»...

– Спасибо, но я там не помещусь.

Я оглянулся на стоящую в углу парашу, поморщился, посмотрел на необжитую пока верхнюю «шконку», и не наклоняясь, чтобы не подставить себя под неожиданный удар, снял сапоги и легко запрыгнул на свободное место, используя сами шконки как гимнастические параллельные брусья. При этом старался не буравить взглядом своих сокамерников. Нежелание смотреть в глаза уже, как правило, показывает, что человек стушевался. Пусть думают так. Пусть будут в себе уверены.

Я поправил под головой подушку и закрыл глаза, лежа на спине. Я хорошо знал, что в этом положении я никогда не смогу уснуть. Для меня это поза бодрствования, а сплю я обычно или на боку, или лицом вниз, положив руки под голову. В камере я их даже не поднял. Вообще-то поднятые руки – это готовность нанести удар. Но если они не подняты, то легче провести защиту. Мне не хотелось начинать первым, чтобы избежать новых обвинений, и поэтому я предпочел держать руки в защитном положении.

Кавказцы тем временем разговаривали между собой, словно меня здесь и не было. К сожалению, я так и не удосужился выучить хоть какой-то из языков народов Кавказа, да и смысла в этом не было, потому что народов там много, и языков тоже много. Выучишь один, а он может и не пригодиться. Все же выучить невозможно, для этого пришлось бы службу бросать. И потому я не мог разобрать ни слова из их гортанной речи и предположить не мог, что они обсуждают. Но слово «валар» прозвучало несколько раз, и потому я имел полное право предположить, что обсуждается вопрос о том, как меня будут убивать. Чтобы не затягивать ожидание и самому от него не «перегореть», не устать, я решил сделать маленькую провокацию и стал потихоньку посапывать. Не храпеть, потому что бандиты могут знать, что в спецназе не держат храпящих, – но тихо, едва слышно сопеть, как сопит сладко спящий человек.

Разговор внизу прекратился на какой-то фразе, оставшейся для меня непонятной. Некоторое время длилось молчание, словно меня боялись разбудить. Потом едва слышно прозвучала команда. Отдал ее «расписной» толстяк, который был, видимо, здесь авторитетом. Заскрипела нижняя «шконка». Кто-то встал, а может быть, и двое поднялись сразу. Я мысленно приготовился, прогнал все их движения перед своим внутренним взором, подготовил тело к действию и резко открыл глаза.

Против меня стоял, глядя с решительной и радостной злобой, один из более молодых заключенных, обладатель носа, который выглядывает из-за угла на три метра раньше хозяина. В поднятой и слегка дрожащей от нетерпения руке была зажата опасная бритва. Страшное оружие, но с существенным недостатком – этой бритвой можно наносить только режущие удары. Впрочем, и эти удары могут быть смертельными. Носатый собирался, видимо, перерезать мне глотку. Однако мой готовый к схватке организм среагировал сразу – и сразу правильно, не тратя драгоценные секунды на оценку положения и выбор средств самозащиты. Резким напряжением мышц я совершил толчок лопатками и пятками. Кто ни разу не видел, как это делается, тот может не поверить, что от такого толчка человек в состоянии взлететь сантиметров на тридцать над поверхностью. Хорошо, что «шконка» была не пружинная. Вместо пружин, из которых легко сделать оружие, здесь использовались простые доски, на которые и укладывали жесткий матрац. От такой поверхности отталкиваться было несложно. Я подлетел и развернулся в воздухе, одновременно нанося удар коленом в область виска. Рука с бритвой не успела опуститься. Парень рухнул между «шконками».

В такой ситуации ни в коем случае нельзя было терять инициативу. Два других противника еще только соображали, что им предпринять, и неловко поднимались, подставляясь под удар. Их план нарушился, а запасного они не имели, и потому слегка растерялись. Воспользоваться этим было просто необходимо. Затылок «расписного» неуклюже подставлялся под мой локоть. Сделать круговое движение для набора скорости и мощи удара недолго. И локоть опустился точно на темечко, возвращая толстяка в полулежачее положение, в котором он меня здесь, в камере, и принял. Разница была только в том, что раньше он полулежал на «шконке», а теперь – на полу.

После удара локтем тело мое осталось в развернутом состоянии. Я только слегка повернул голову, чтобы видеть третьего, и бил, по сути дела, возвращая тело в нормальное положение из разворота, то есть добавляя к удару дополнительно массу тела. Противник упал, споткнувшись о «расписного». Но последний уже оправился от полученного удовольствия, умудрился ухватить оброненную подельником бритву и встал с ней на четвереньки, намереваясь выпрямиться. Моя задача была ясной – не позволить ему это сделать.

Хорошо, что камера такая высокая. Я смог не только встать на верхней «шконке» в полный рост, но и достаточно высоко подпрыгнуть, добавляя к наносимому удару ускорение свободного падения. А оно, как известно, усиливается с величиной расстояния. Я подпрыгнул, опускаясь ногами вниз между двумя рядами «шконок» на спину «расписному», подогнул при подпрыгивании ноги и «выстрелил» только одной ногой, нанеся удар пяткой точно в позвоночник между лопатками. В этом случае удар принимает не только позвоночник, но и сердце, и солнечное сплетение, и легкие. Все удары в верхнюю часть позвоночника распределяются по многим органам.

– Здравствуйте, я ваша Смерть! – все же сказал я, хотя и без того было ясно, что шансов уцелеть у кавказцев мало.

«Расписной» удара не выдержал. Я понял это по хрусту, вылетевшему из-под моей пятки. Ожиревший организм постоянно перегружал кости и суставы, и они уже основательно износились. Даже при поверхностном взгляде, когда я встал на обе ноги рядом с «расписным», было заметно, что, по крайней мере, два позвонка провалились слишком глубоко, чтобы с такой травмой можно было жить... Я не обманул их, когда представлялся. А хруст означал, что произошел не только перелом позвоночника, но и, скорее всего, разрыв тела спинного мозга. Можно было только выразить соболезнование тем, кто будет нести в гробу его нелегкое тело.

Все эти мысли пронеслись в голове за долю секунды. Именно пронеслись, не задерживаясь ни на секунду, потому что за спиной у меня находился тот, кто получил удар перед «расписным» и не «отключился», как я видел. Следовало ожидать атаки со спины, а это всегда бывает неприятно, если противник хоть что-то смыслит в самообороне. И я для страховки и осмысления ситуации не глядя нанес прямой удар ногой за спину, с отклонением корпуса вперед. Каратисты зовут этот удар обратным мае-гери, но я вообще сам каратистской терминологией никогда не интересовался, и солдатам не рекомендовал изучать отдельные удары, потому что все они, на мой взгляд, должны наноситься только исходя из ситуации. В данном случае я ситуацию не видел, и попытался компенсировать временную потерю контроля. Оказалось, что это было излишне. Последний противник не собирался драться один на один – это было для него слишком опасно – и начал обеими руками колотить в дверь: